– Кофе? Портвейн? Нет, только не портвейн. Его не пьют залпом, Рэттери наверняка заметил бы горечь и выплюнул яд.

– Согласен. Да и кофе в тот вечер они не пили, потому что горничная разбила кофейник.

– Остается самоубийство.

На лице инспектора Блаунта отразилось легкое нетерпение.

– Мой дорогой Стрейнджуэйс, самоубийца не станет принимать стрихнин перед тем, как присоединиться к собственному семейству в гостиной, чтобы они могли наблюдать действие яда. Кроме того, Коулсби не нашел склянку.

– Посуду, конечно, успели помыть?

– Только хрусталь и серебро, тарелки не тронули. Коулсби, местный полицейский, мог что-нибудь упустить. Я приехал утром…

– А вы знаете, что Кернс не возвращался в дом Рэттери после того, как покинул его утром?

– У вас и доказательства есть?

– Нет. – Вопрос застал Найджела врасплох. – Пока нет. Он сам рассказал мне, что после ссоры на реке Рэттери запретил ему переступать порог своего дома. Это легко проверить.

– Наверное, – осторожно ответил Блаунт, выбивая дробь по крышке стола. – Не мешало бы еще раз осмотреть столовую.

Глава 4

Мрачная столовая была заставлена громоздкой ореховой мебелью викторианских времен. Стол, стулья и громадный буфет явно предназначались для комнаты повместительнее и навевали мысли о плотной тяжелой пище и скучных застольных беседах. Впечатление дополняли тяжелые темно-красные шторы, потускневшие от времени бордовые обои и картины маслом на стенах. На одной лиса раздирала зайца (весьма натуралистично), на другой омары, крабы, угри, треска и лосось возлежали на мраморной плите. Были еще портреты предков, судя по виду, скончавшихся от апоплексического удара или заворота кишок.

– Обжорство требует покоя[25], – пробормотал Найджел, инстинктивно ища глазами минеральную воду.

Инспектор Блаунт стоял над буфетом, задумчиво водя пальцем по деревянной столешнице.

– Взгляните сюда, мистер Стрейнджуэйс, – сказал он, показывая на липкий кружок, вероятно, оставленный донышком бутылки. Инспектор облизал палец. – Интересно…

Белым шелковым платком он тщательно вытер палец и позвонил. Спустя некоторое время явилась горничная в белоснежной старомодной наколке и крахмальных манжетах, очень чопорная и нелюбезная.

– Вы звонили, сэр? – осведомилась она.

– Звонил. Скажите, Энни…

– Мерритт. – Горничная поджала тонкие губы, не одобряя панибратства.

– Мерритт? Скажите, мисс Мерритт, откуда здесь пятно?

Продолжая упрямо смотреть в пол, горничная ответила:

– Это капли хозяина… бывшего хозяина.

– Хм. А куда делась склянка?

– Понятия не имею, сэр.

В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что в последний раз Мерритт видела склянку на буфете в субботу после обеда. Она затруднялась сказать, стояла ли она там после ужина.

– Он наливал лекарство в стакан или в ложку?

– В столовую ложку, сэр.

– А когда вы мыли посуду после ужина, вы ее видели?

Мерритт слегка опешила.

– Я посуду не мою, – ответила она с вызовом. – Я ее убираю.

– Вы убрали ложку, в которую ваш хозяин наливал лекарство? – терпеливо спросил Блаунт.

– Повторение – мать учения, – пробормотал Найджел.

– Да, сэр.

– Затем ложку кто-то вымыл?

– Да, сэр.

– Очень жаль. А теперь вы не попросите спуститься хозяйку?

– Старая миссис Рэттери нездорова, сэр.

– Мне хотелось бы… впрочем, возможно, это и к лучшему… Спросите мисс Лоусон, не уделит ли она мне несколько минут.

– Сразу видно, кто тут главный, – заметил Найджел, когда горничная вышла.

– Очень интересно. По вкусу жидкость напомнила мне микстуру, которую я когда-то принимал. Nux vomica, или рвотный орех.

– Nux vomica? – присвистнул Найджел. – Так вот почему Рэттери не почувствовал горечи. К тому же он задержался в столовой дольше остальных. Кажется, вы продвигаетесь в своем расследовании.

– А вы по-прежнему придерживаетесь версии самоубийства? – прищурился инспектор.

– Она не слишком правдоподобна, если в пузырьке действительно был яд. Но зачем убийце избавляться от пузырька? Зачем лишать себя возможности представить дело самоубийством?

– Вы же не станете спорить, что порой убийцы ведут себя очень странно.

– И тем не менее это снимает подозрения с Феликса Кернса. То есть…

Услышав шаги, Найджел замолчал. Вошедшая девушка казалась здесь столь же неуместной, сколь и желанной. Словно солнечный луч проник в окно тюремной камеры. Ее светлые волосы, белый льняной костюм и яркие губы бросали вызов всему, что воплощала собой эта столовая. Даже если бы Феликс не сказал ему, что она актриса, Найджел догадался бы по тому, как она помедлила на пороге и с какой заученной простотой приняла приглашение присесть.

Инспектор выразил соболезнования мисс Лоусон и ее сестре. Лина приняла их легким кивком – ей, как и Блаунту, явно не терпелось узнать разгадку тайны. А еще разгадка пугала ее, подумал Найджел, заметив, как пальцы девушки теребят пуговицу пиджака и как старательно она изображает безмятежность.

Блаунт задавал вопросы осторожно, заходя с разных сторон, словно ощупывал пациента, надеясь по его реакции определить источник боли. Да, Лина Лоусон находилась в комнате, когда ее зятя скрутил первый приступ. Нет, к счастью, Фила сразу после обеда отправили наверх. Что она делала в гостиной до прихода Джорджа? Сидела вместе со всеми, пока у Джорджа не начались боли. Затем миссис Рэттери послала ее за горчицей и водой, а потом она пыталась дозвониться до врача. Нет, Джордж ничего не говорил между приступами, просто тихо лежал, иногда забываясь сном.

– А во время приступа?

Лина опустила ресницы, однако недостаточно быстро, чтобы скрыть промелькнувший в глазах страх.

– Он ужасно стонал, жаловался на боль. Лежал на полу, свернувшись калачиком… Однажды я переехала кошку, и… Ах, не спрашивайте меня, я этого не вынесу!

Лина спрятала лицо в ладонях и всхлипнула. Блаунт отечески потрепал ее по плечу, но продолжал упрямо гнуть свое:

– Во время приступа он никого не упоминал? Не называл имен?

– Я… меня… я часто выходила.

– Послушайте, мисс Лоусон, глупо пытаться скрыть то, что слышали по меньшей мере еще двое. К тому же слова человека, который корчится от боли, нельзя принимать за чистую монету.

– Ну, хорошо, – сердито промолвила Лина. – Он говорил что-то о Феликсе, о мистере Лейне. «Это Лейн, он уже пытался». Что-то в таком роде. А еще он страшно бранился. Но это ничего не значит! Джордж ненавидел Феликса. Он был ослеплен болью. Вы не станете…

– Не расстраивайтесь, мисс Лоусон. Надеюсь, мистеру Стрейнджуэйсу удастся доказать его невиновность. – Блаунт потер подбородок и продолжил: – Скажите, мисс Лоусон, у мистера Рэттери были причины для самоубийства? Денежные проблемы? Неизлечимая болезнь? Говорят, он принимал лекарства.

На лице Лины отразилось изумление; казалось, она не находит слов для ответа.

– Самоубийство? Мы решили, что это отравление. Ума не приложу, зачем Джорджу…

Найджел предположил, что замешательство девушки вызвано не вопросом инспектора, а чем-то другим. Как выяснилось, интуиция его не подвела.

– Вам известно, что в состав микстуры, которую он принимал, входил рвотный орех?

– Нет.

– Принимал ли он лекарство после обеда?

Девушка наморщила брови.

– Не уверена.

Блаунт снял пенсне и нерешительно повертел его в руке.

– Видите ли, мисс Лоусон, я размышляю о той склянке. Она исчезла, и это меня печалит, потому что мы подозреваем – пока только подозреваем, – что склянка связана со смертью вашего зятя. Рвотный орех – яд группы стрихнина, и мистеру Рэттери, если бы он решил свести счеты с жизнью, достаточно было добавить в микстуру несколько капель. Однако тогда склянка никуда бы не исчезла!

Тщательно скрываемое волнение инспектора Блаунта выдавал усилившийся акцент уроженца Глазго. Лина, напротив, вела себя так, словно оправилась от потрясения или совесть ее была чиста.

– То есть, если бы пузырек не исчез, это указывало бы на самоубийство? – спросила она неуверенно.

– Не совсем, мисс Лоусон, – мягко вздохнул Блаунт, затем подался вперед и холодно промолвил: – Исчезновение пузырька заставляет меня подозревать, что это убийство.

– А, ясно, – облегченно протянула девушка.

– Вы не удивлены? – резко спросил Блаунт, слегка задетый ее безразличным тоном.

– А чего вы хотите? Чтобы я залилась слезами и упала вам на грудь?

Найджел, поймав растерянный взгляд инспектора, кисло улыбнулся. Ему нравилось видеть Блаунта сбитым с толку.

– Еще один вопрос, мисс Лоусон, – вступил в разговор Найджел. – Надеюсь, Феликс сказал вам, что я выступаю в его интересах… Вы не допускаете, что Феликс с самого начала замышлял убийство Джорджа Рэттери?

– Нет, нет! Это ложь! – Лина подняла руки, словно оттолкивая от себя неприятный вопрос. Затем страх на лице сменился удивлением. – Как вы сказали? С самого начала?

– С тех пор, как вы познакомились. До того, как приехали сюда, – ответил Найджел, и сам изрядно заинтригованный ее реакцией.

– Разумеется, не допускаю, – ответила Лина совершенно искренне и тут же прикусила губу. – Я имею в виду, что Феликс не убивал Джорджа. Я знаю, что не убивал.

– Вы были в машине Джорджа Рэттери, когда в прошлом январе он сбил на дороге мальчика, Мартина Кернса, – произнес Блаунт не без сочувствия.

– Господи, – прошептала Лина, – вы все-таки докопались до правды. – Она храбро встретила взгляд инспектора. – Я не виновата. Я пыталась остановить его, но куда там. Меня до сих пор преследуют кошмары, однако я не понимаю, при чем тут…