— Я шел за вами следом, шеф. Хотел убедиться, что никто не сидит у вас на хвосте. Видите ли, все это скверно пахнет. Очень скверно. И знаете, о чем я сейчас подумал?

Не пришло ли вам время прокатиться в Бельгию? И черт побери, весьма возможно, что вскоре мне придется присоединиться к вам.

— Что с Шартье?

— С десяти он на набережной Орфевр. Ему принесли бутербродов и пива из пивной «У дофины». А заодно и тем, кто допрашивает. Они впятером, включая Бутареля, заперлись в кабинете и держат постоянную связь с улицей де Соссэ. Я варился в этом соку, так что можете мне поверить: удар готовился потрясающе тщательно.

— Ночью они побывали в редакции.

— Не они. Туда приходили люди с улицы де Соссэ во главе с Жорисом. Но только не думайте, что Джанини и Бутарель покончили со мной.

И тут Франсуа озарило: он увидел возможный выход и на всякий случай опустил глаза. Кто мешает ему тоже выйти из игры, как сделал это Буссу, а сейчас, вне всякого сомнения, делает Шартье, и как попытаются по очереди сделать все остальные? Почему бы ему не встретиться на равных с Джанини и не предложить мировую? А еще лучше отправиться прямиком на улицу де Соссэ, где его — в этом он убежден — немедленно примут.

Один из его собратьев, издающий газетку примерно того же пошиба, однажды, не сказав никому ни слова, взял и отправился туда. После этого у него настала спокойная жизнь. Газета продолжала выходить. Разумеется, ему дают определенные указания, да и сам он при случае поставляет кое-какие сведения. Но зато он имеет прикрытие, ему позволяют тихо обделывать свои делишки и при необходимости избавляют от мелких неприятностей. А сверх того, в конце каждого месяца он получает конверт со своей долей секретных фондов.

Франсуа доказал, что с ним нужно считаться: в одиночку он выстоял три года, вынудил муниципальный совет начать несколько расследований. Ожесточенная, массированная атака, которую повели против него, лишний раз доказывает, что Франсуа — серьезный противник.

Интересно, подозревает ли Пьебеф, какой оборот приняли мысли его собеседника?

— Я предпочел бы знать, что вы в Брюсселе, куда до вас уезжали многие, в том числе Виктор Гюго и ваш предшественник Рошфор[3]. Как видите, я тоже немножко знаю историю. Это не помешало им вернуться. И вы тоже возвратитесь, но мне так будет спокойней. — Пьебеф, как обычно, дышал в лицо кальвадосом. — Прошу заметить, мне лично бояться нечего.

Я ведь никогда не подписывался и вообще старался не оставлять после себя никаких бумаг. И хотя у вас нет ни доказательств, ни свидетелей, я все же предпочел бы, чтобы ради общего спокойствия эти господа в ближайшее время не докучали вам вопросами. — Очевидно испугавшись, как бы не толкнуть Франсуа на опасный путь, Пьебеф предупредил:

— Думаю, излишне добавлять, что я подготовился к защите. А в случае надобности и к нападению. Особенно к нападению. Ночной поезд отходит с Северного вокзала в двадцать три с минутами. Паспорта не требуется. Подумайте, шеф! На всякий случай я прогуляюсь по перрону. Кстати, деньги у вас собой есть? Очень хорошо! У меня были большие расходы. А у вас некоторое время не будет возможности встретиться со мной.

Франсуа выдал Пьебефу две тысячи франков, старательно укрывая от него содержимое бумажника. Теперь он тоже становился прижимист и пожалел, что оставил м-ль Берте деньги на гонорары. Она была права, сказав, что, может быть, лучше не расплачиваться с сотрудниками. И Франсуа стал прикидывать, сколько же у него осталось.

Глава 6

Сейчас Франсуа досадовал, что послушался Пьебефа и оставил машину возле «Фуке». Он уже давно не ездил в метро и вышел из него подавленный липкой подземной влажностью, замедленным ритмом жизни, светом, не дающим ни блеска, ни теней, всем этим немым миром, подобным миру рыб, единственные звуки в котором — металлический грохот проносящихся поездов.

У подножия каменной лестницы, где эмалированная табличка рекомендовала держаться левой стороны, пронзительное сияние дня ошеломило Франсуа, и он не сразу узнал увиденную снизу колоннаду церкви св.

Магдалины. Остановившись на середине лестницы, он открыл новый для себя облик мира, рассматриваемого на уровне тротуара: множество идущих ног — светлых женских, чьи каблучки постукивали на ходу, как в танце; темных, на плоских подошвах, мужских — и шум, похожий на шум прилива: шорох и скрип подошв, ступающих по пыльному асфальту, визг тормозящих автобусов и машин.

У Франсуа создалось ощущение, что с того времени, как он спустился под землю, ритм жизни ускорился, и через бульвар он переходил со странной неуверенностью. Часы напротив церкви показывали три минуты шестого. Никогда еще Франсуа не видел столько народу на этом отрезке улицы, ведущем от церкви св. Магдалины к предместью Сент-Оноре, и никогда еще не было такого многолюдья на соприкасающихся и как бы составляющих единое целое террасах «Королевской таверны» и «Вебера». Он знал, где обычно сидит Рауль, однако там его не оказалось. Рауль нечасто грешил пунктуальностью, но, надо надеяться, он вот-вот появится. Может, дожидается автобуса?

— Официант, вы не видели моего брата?

— А разве он не наверху?

Рауль не довольствовался террасой; Находя, что здесь слишком мешкают, повторяя заказ, он иногда поднимался в бар и наспех проглатывал там рюмку коньяку, после чего возвращался за столик. Но в баре его тоже не видели. Уж не решил ли Рауль последовать примеру Буссу?

Надо позвонить в редакцию. Это проще всего. В общем-то, Рауль ему не нужен. И пока ничего другого Франсуа не может сделать. Если он столкуется с улицей де Соссэ, то не скажет об этом никому. Даже брату? Нет!

Франсуа предчувствует, что Раулю это не понравится. Но в газете он брата оставит, хотя не станет вводить в курс дела, да и Буссу, вероятнее всего, вернется, как только минует опасность.

Но пока еще Франсуа не решил, как поступить. Да и не поздновато ли для подобного шага? Нет времени подумать, как взяться за дело, и вообще оно смущает Франсуа, даже вызывает некоторое отвращение. Но, главное, ему нужна уверенность, что Боб никогда про это не узнает. Для Франсуа нет ничего важнее. Боб не поймет его. Он совершенно непохож на Вивиану, которая недавно на террасе у Фуке четко и даже с какой-то яростью ответила: «Нет!» Правда, есть другой выход: обратиться к Марселю, а лучше — к Рене. Бывают обстоятельства, когда приходится забывать про ссоры. Он объяснит им, что это вопрос жизни и смерти.

Пьебеф постарается отомстить. Он этого и не скрывал. Дал понять, что у него есть оружие против Франсуа.

Какое, интересно? Нельзя было слишком доверяться Пьебефу. Этот спятивший пьяница в своей лютой ненависти к Бутарелю озлобился на весь мир. Но если Франсуа договорится с улицей де Соссэ, Пьебеф автоматически будет нейтрализован и не сможет ему вредить. Его шурин, несомненно, тоже выйдет из игры. Франсуа ни разу его не видел и даже не знает, кто он такой. Надо думать, он уже в возрасте, старательный службист, раз добрался до подобного поста. Сколько ему отстегивает Пьебеф? Иными словами, сколько он за эти три года сорвал с Франсуа? Очевидно, он сейчас тоже как на иголках и с нетерпением ждет, когда Пьебеф позвонит и скажет: «Уехал!» Он ведь тоже мог додуматься, что существует и другой выход, который пришел на ум Франсуа.

Франсуа непроизвольно завернул в бар — не ради выпивки, а чтобы позвонить. Он несколько раз оглянулся, проверяя, не идут ли за ним по пятам. Если кто-нибудь в редакции пустит краску, полиция может оказаться в курсе его свидания в «Королевской таверне». Закрывшись в кабинке, Франсуа набрал номер. Кто-то — кто, он сейчас не помнит, — говорил ему, будто при автоматической телефонной связи невозможно определить, откуда звонят. На том конце провода сняли трубку. Ответить должна была м-ль Берта, но телефон молчал.

— Алло! — кашлянув раза два, произнес наконец Франсуа.

— Алло? — словно эхо, отозвался мужской голос.

— Это Елисейские поля, тридцать четыре — семьдесят семь?

— Да.

— Кто у телефона?

Молчание. Потом какое-то движение, перешептывание. Наконец уже другой голос спросил:

— А кто говорит?

Внутри у Франсуа все оборвалось. Он бросил трубку на, рычаг и опрометью выскочил из бара, но тут же пожалел об этом: во рту пересохло. Чисто инстинктивно, вовсе не по заранее продуманному плану он стал уходить от площади Звезды — пересек Королевскую улицу и зашагал по улице Сент-Оноре. Был ли Рауль в редакции? И задержали ли его? Правда, все это могло быть чистой случайностью. Когда м-ль Берта занята, бывает, что кто-нибудь из голодранцев, ожидающих денег, снимает трубку. Но тогда почему два разных голоса? Франсуа зашел в очередной бар и набрал номер. Соединение произошло не сразу. Гудки.

Сняли трубку. Франсуа вслушивался затаив дыхание. Наконец тот, второй голос произнес:

— Алло! — И после паузы:

— Редакция «Хлыста».

Отсюда лучше сматываться, и поскорей. Франсуа был не слишком уверен, что они не способны установить, откуда звонят.

Значит, его ждут в редакции. Но если даже Рауль еще там, арестовать его не должны: служащих они не арестовывают, а Рауль — служащий. Может быть, они послали м-ль Берту домой? Жаль, в лавке у ее матери нет телефона! Шартье, как и следовало ожидать, заговорил. Да ему И нет никакого смысла молчать.

Никогда еще улицы не казались Франсуа такими глубокими; заметив фонарь полицейского участка, под которым стояли велосипеды блюстителей порядка, он шарахнулся в сторону. Не опоздал ли он с добровольной явкой на улицу де Соссэ? Вполне возможно, его там просто поднимут на смех и все равно арестуют. В сущности, он всегда был наивен. И в этом, наверное, единственное объяснение, почему все так на него смотрели: его не принимали всерьез.

После того как он с утра раздал такую уйму денег, в кармане у него осталось дай Бог три с половиной тысячи, и машина стоит возле «Фуке». Интересно, засекли ее или нет? Не слишком ли опасно пойти за ней? Нет, лучше не стоит.