— Постой-постой, — в растерянности пробормотал мистер Квин почти в полный голос. — Прекрати валять дурака!

— Если вы закончили осмотр моей персоны, — с улыбкой сказала Пола Пэрис, — то, может быть, вы сядете, мистер Квин? Что-нибудь выпьете? Сигареты у вас под рукой.

Квин оцепенело уселся, нащупав рукою стул.

— Правду сказать, — пробормотал он, — я… я вроде как лишился дара речи. Пола Пэрис. Пэрис! Замечательная фамилия![23] Нет, спасибо, я не хочу пить. Прелестно! Сигареты? — Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Не будете ли вы так любезны сказать еще что-нибудь?

Когда мисс Пэрис поджимала губы, на левой щеке, у самого уголка ее рта, появлялась ямочка — не крупная, глубокая, обычная ямочка, а легкая, нежная ее тень. Сейчас она как раз и была заметна.

— Вы изъясняетесь довольно прилично для человека, утратившего дар речи, мистер Квин, хотя должна признать, что несколько бессмысленно. Кто вы — последователь Дали?1[24]

— Вот-вот. Еще, пожалуйста. Иегова, ты дал мне насладиться покоем, который выше моего понимания!

Беспокойство, слегка нахмуренные брови, напряжение во всей холодной спокойной фигуре… Да что это с тобой, во имя всевышнего?

— Вы нездоровы? — встревоженно спросила она. — Или…

— Или пьян. Вы это хотели сказать? Да, я пьян. Нет, я брежу. Я чувствую себя так, словно стою на северном гребне Большого Каньона, глядя в бесконечность. Нет-нет, это несправедливо по отношению к вам. Мисс Пэрис, если вы не будете говорить со мной, я совсем сойду с ума!

На ее лице появилось выражение любопытства, и, тем не менее, он ощущал в нем ничтожную долю замкнутости и холодка, как у испуганного зверька, которого пытаешься погладить.

— Говорить с вами? Я думала, это вы хотели поговорить со мной!

— Нет-нет, теперь это неважно! Я должен слышать ваш голос. Я купаюсь в нем. Видит Бог, я нуждаюсь в успокоении после всего, пережитого мной в этом кипящем котле, носящем название Голливуд. Говорил ли кто-нибудь вам, что звучание органа во многом проигрывает по сравнению с вашим голосом?

Мисс Пэрис внезапно отвернулась и через некоторое время села в кресло. Эллери заметил, что краска смущения медленно заливает ее лицо и шею.

— Et tu, Brute[25], — засмеялась она, хотя глаза ее продолжали оставаться серьезными. — Иногда мне кажется, что мужчины лицемерят, говоря мне такие комплименты, потому что… — Она не закончила фразы.

— Ничего подобного! — воскликнул Эллери, совершенно потеряв контроль над собой. — Вы великолепное, очаровательное, прелестное создание! И если вы не сознаете этого и живете затворницей, то лишь благодаря вашей чрезмерной скромности…

— Мистер Квин!

И тут он понял, что означало то странное нечто в ее глазах, которое не покидало их во время всего разговора. Это был страх. Раньше ему казалось невозможным, чтобы такая уравновешенная) выдержанная, аристократическая женщина могла бы бояться чего-нибудь, а тем более всего лишь скопления человеческих существ. «Толпофобия», — назвал это Сэм Викс; вернее, гомофобия — болезненный, патологический страх перед людьми… Мистер Квин достаточно быстро пришел в себя. И этот единственный взгляд, постигший глубину ее ужаса, испугал и его самого.

— Извините. Пожалуйста, простите меня. Я поступил так… на спор. Ужасно глупо с моей стороны!

— Я так и предполагала, — сказала мисс Пэрис, не отводя глаз от своих рук, в которых спокойно дымилась папироса.

— Полагаю, во всем виноват детектив, сидящий во мне. Я имею в виду неуклонную попытку подвергнуть анализу…

— Скажите мне, мистер Квин, — оборвала она, гася папиросу в пепельнице. — Как вам нравится идея привлечь семейства Ройлов и Стьюарт к участию в биографическом фильме?

Боже, каким же он был ослом! Можно ли было так недооценивать таланты этой женщины?

— Откуда вы знаете? О, наверное, Сэм Викс рассказал вам!

— Вовсе нет. У меня более солидные источники информации. — Мисс Пэрис рассмеялась, заставив Эллери вновь упиваться этим мелодичным звуком. — Видите ли, мне известно про вас все, — проворковала она своим волшебным голосом. — О том, как вы провели шесть ужасных недель в «Магне», о ваших тщетных попытках привлечь к себе внимание в студии, об оргии, которую вы устроили на днях с Жаком Бутчером, и обо всем прочем.

— Я начинаю думать, что из вас получился бы хороший детектив!

Она медленно покачала головой и спросила:

— Сэм говорил, что вы нуждаетесь в информации. — Эллери почувствовал в ее голосе барьер, преграждающий доступ к недозволенным темам. — О чем именно?

— Ройлы и Стьюарты. — Он вскочил со стула и принялся энергично ходить по комнате, чувствуя, что дольше глядеть на эту женщину становилось уже опасно. — Что они собой представляют. Их образ жизни, мысли, секреты…

— Господи, и всего-то? Да для этого мне потребуется не меньше месяца, а я не располагаю свободным временем.

— Но ведь вы знаете о них все?

— Столько же, сколько и любой другой. Сделайте одолжение, мистер Квин, сядьте. Прошу вас!

Эллери растерянно остановился и взглянул на нее. Он почувствовал, как по спине у него пробежала легкая судорога, глупо усмехнулся и сел на стул.

— Конечно, всех интересует вопрос, — неторопливо продолжала мисс Пэрис, — почему Джек Ройл и Блайт Стьюарт разорвали свою помолвку перед войной. И никто не знает ответа.

— А я думал, что вы знаете все!

— Не совсем все, мистер Квин. Я не согласна с теми, кто утверждает, будто виною здесь некая серьезная причина, наподобие другого мужчины или женщины, или чего-нибудь в этом роде.

— Значит, у вас есть свое мнение?

Мягкая ямочка на щеке появилась снова:

— Просто глупая ссора между влюбленными. Какой-нибудь пустяк, раздутый упрямством и самолюбием.

— Но с такими серьезными последствиями?

— Очевидно, вы их не знаете. Это безответственные, безрассудные, очаровательные безумцы. В течение двадцати лет они получали огромные гонорары, но, несмотря на это, оба сидят на мели. Джек был — и остается — волокитой, донжуаном, игроком, бесшабашным сорвиголовой, устраивающим совершенно немыслимые выходки, — и, конечно, великим артистом. Блайт была — и остается — прелестной, очаровательной, отчаянной девчонкой-сорванцом, которую все обожают. От них по-прежнему всего можно ожидать: от разрыва помолвки ни с того ни с сего, до кровавой вендетты из-за пустяка в течение двадцати лет.

— Или, как я себе представляю, до пиратства в открытом море.

Она засмеялась.

— Джек однажды подписал со старым Зигмундом контракт на съемку кинофильма из расчета по пяти тысяч в неделю сроком на десять недель. Вечером того же дня он проиграл пятьдесят тысяч долларов в Тиа Хуана. Так что все десять недель он работал задаром, одалживая у статистов мелочь на чаевые, и сыграл одну из самых выдающихся ролей за всю свою карьеру. Таков Джек Ройл.

— Продолжайте.

— Блайт? Она никогда не носит пояс, пьет исключительно мартини, спит без сорочки, и три года назад пожертвовала в актерский фонд трехлетнее жалование, потому что Джек отдал туда же свой трехмесячный доход. Такова Блайт Стьюарт.

— Полагаю, молодое поколение еще почище своих стариков? Обычное явление среди детей и родителей.

— О, безусловно! Между ними такая глубокая, длительная вражда, что тут, пожалуй, понадобится психиатр, чтобы объяснить механизм ее развития. Я не удивлюсь, если в ее истоках кроется сильная любовь, потерпевшая крах в результате падения с небесных высот на грешную землю.

— Но ведь Бонни помолвлена с Жаком Бутчером!

— Знаю, — спокойно возразила Пола. — И все же — попомните мои слова — упав на землю, любовь способна воспарить снова. Бедняга Бутч! Впрочем, я думаю, он об этом догадывается.

— Мальчик Тайлер и девочка Бонни не разговаривают между собой?

— Еще и как разговаривают! Право, их стоит послушать. Конечно, они появляются в картинах примерно в одно и то же время, и очень ревниво относятся к успехам друг друга. Пару месяцев назад одна из газет опубликовала Тая, борющегося с ручным гризли во время одного из знаменитых приемов, устраиваемых его отцом. Несколько дней спустя Бонни приобрела детеныша ягуара в качестве домашнего животного и повадилась прогуливаться с ним по территории «Магны», пока однажды не появился Тай с компанией девиц. Тут ягуар — разумеется, совершенно случайно — срывается с цепи и бросается на парня, вцепившись ему в ногу. Вид Тая, спасающегося бегством от преследующего его маленького хищника, очень подорвал его мужское достоинство.

— Игривая парочка, не так ли?

— Вы полюбите всех четырех точно так же, как их любят здесь все. В случае с Блайт и Бонни, по всей видимости, проявляются качества, унаследованные от отца Блайт — Толленда, деда Бонни.

— Викс довольно подробно упоминал о нем.

— Он — местная достопримечательность, совершенно ненормальный субъект. Я имею в виду не умственно, конечно, — у него хватило здравого смысла, чтобы сколотить огромное состояние на нефти. Просто большой чудак и оригинал. Потратил миллион на свою усадьбу в Шоколадных горах, но не держит даже работника, чтобы выпалывать сорняки. Зато не пожалел сорока тысяч долларов, чтобы взорвать вершину соседней горы, — она, по его словам, напоминала ему профиль одного проходимца, который обставил его однажды на нефтяном рынке.

— Прелестно, — сказал Эллери, не отрывая глаз от ее фигуры.

— Он пьет холодную воду из ложечки и издает брошюры, набитые статистическими данными о вреде возбуждающих средств, включая и чай, и кофе, и табак, и предупреждает несчастное человечество о том, что белый хлеб намного сокращает жизнь.

Она продолжала говорить, и Эллери слушал, откинувшись на спинку стула, увлеченный не столько самой информацией, сколько ее источником. Это был самый приятный день из всех, проведенных им в Голливуде.