— Что вы имеете в виду?

— Она не желает поверить ни одному моему слову. Она все еще убеждена, что именно ваш отец посылал ее матери те дурацкие письма.

— Да как она может! — взвыл Тай. — Это же бессмысленно! Вы рассказали ей о компании почтовых пересылок и обо всем остальном?

— О, конечно! — солгал Эллери. — Но от женщин нельзя ожидать здравого смысла, Тай; человек с вашим опытом должен был бы знать об этом. Почему вы не хотите оставить Бонни, как абсолютно безнадежный номер?

Трубка молчала; Эллери почти видел воочию, как сжались зубы Тая и узкая мальчишеская челюсть упрямо выдвинулась вперед.

— Я не мог ошибаться, — с упорством отчаяния проговорил наконец Тай. — Она полностью выдала себя. Она меня любит. Я знаю, что любит!

— Глупости: она ведь актриса! Любая женщина таит в себе нечто от мима, но если это к тому же ее профессия…

— С каких это пор вы так много знаете о женщинах? Уверяю вас, она не притворялась!

— Послушайте, Тай, — с наигранным нетерпением сказал Эллери. — Я ужасно устал и плохо соображаю в такую рань. Вы меня спросили, я ответил.

— В свое время я целовал немало девушек, — пробормотал Тай, — чтобы не понять, когда с вами искренни, а когда нет.

— Так говорил Казанова[56], — вздохнул Эллери. — Я все еще продолжаю думать, что вам следует отправиться на каникулы. Садитесь-ка в самолет и слетайте на пару недель в Нью-Йорк. Прогулка по горячим точкам Бродвея быстро выветрит Бонни из вашей кровеносной системы!

— Не желаю выветривать ее ниоткуда! Черт побери, если дела обстоят так плохо, я сам попытаюсь их уладить! Собственно, мне с самого начала следовало бы так поступить!

— Погодите! — встревоженно воскликнул Эллери. — Не ищите неприятностей на свою голову, Тай!

— Я знаю, если я поговорю с ней, обниму ее снова…

— …то получите нож между лопаток, — вы этого хотите? Она опять начала получать письма.

— Опять? — недоверчиво переспросил Тай. — Но я думал, мы выгребли всю кучу из той пересыльной конторы?

— Она показала мне одно, которое пришло вчера. Адресованное ей.

— Ей?

— Да, и с пиковой семеркой внутри. «Враг».

— Но если оно было отправлено в четверг вечером — а мы знаем, что оно не могло быть послано из конторы Луси, — то разве это не лучшее доказательство того, что отец здесь ни при чем?

— О, она знает, что ваш отец не мог послать его, — в отчаянии проговорил Эллери. — Дело обстоит значительно хуже. Она думает, что послали его вы.

— Я? — В голосе Тая звучала растерянность.

— Да, она убеждена, что затея с письмами, содержащими игральные карты, была задумана и осуществлялась семейством Ройлов. Предназначавшиеся Блайт посылались вашим отцом, а вот теперь это, очевидно, первое из новой серии, предназначенной Бонни, — вами.

— Но ведь… Послушайте, да ведь это безумие! Мною? Неужели она действительно думает, будто я…

— Говорю вам, что она не слушает доводов здравого смысла. Вам никогда не удастся оправдаться в ее глазах, Тай. Перестаньте зря тратить время.

— Но она не должна думать, будто я ее преследую! Я обязан найти способ, чтобы убедить ее…

— Разве вам не известно, что единственный, по-настоящему не поддающийся никакому воздействию материал во вселенной — это идея, укоренившаяся в дамских мозгах? Ей хоть кол на голове теши, толку никакого! Не хочу, чтобы вы подумали, будто я специально меняю тему разговора, но у вас есть пишущая машинка?

— А? — не понял Тай.

— Я спрашиваю: есть ли у вас пишущая машинка?

— Да, есть. Но…

— А где она?

— В моей гардеробной в студии.

— Куда вы сейчас направляетесь?

— К Бонни.

— Тай, — Эллери поморщился от собственного вероломства, — не надо. Послушайтесь моего совета. Вам может… грозить опасность.

— Опасность? Что вы имеете в виду?

— Вы прекрасно понимаете английский язык.

— Эй, какого черта? — раздался в трубке резкий голос Тая. — Вы пытаетесь убедить меня в том, что Бонни… Вы либо шутите, либо сошли с ума!

— Сделайте мне одолжение. Не общайтесь с Бонни до тех пор, пока я не скажу вам, что это безопасно.

— Но я не понимаю, Квин!

— Вы должны мне обещать.

— Но…

— Я не могу сейчас объяснить. Так даете слово?

Тай долго молчал, наконец хмуро проговорил: — А, ладно! — и повесил трубку.

Эллери сделал то же, утирая вспотевший лоб. Пронесло! Сам зеленый новичок в лаборатории любовной алхимии, он только начал открывать для себя, какими могучими магнетическими свойствами обладает большое чувство. Черт бы побрал этого упрямою мальчишку! И в то же время, где-то в глубине души мистер Квин ощущал жгучий и тяжкий стыд. Из всех черных дел, которые он совершал ради достижения справедливости, это, несомненно, было самым черным!

Вздохнув, он побрел назад в кухню, чтобы продолжить изучение научного трактата о предсказании судеб и держать ответ перед Звездной Палатой[57] собственной совести за невольные прегрешения против истины и морали.

Зазвонил дверной звонок.

Эллери рассеянно повернулся, подошел к двери и отворил ее.

На пороге стояла Бонни.

* * *

— Бонни! Ну-ну… Заходите.

Бонни вся светилась оживлением и радостью. Она влетела в комнату, бросилась на диван и взглянула на него пляшущими от восторга глазами.

— Какой чудесный денек сегодня, правда? И какой чудесный на вас халат, мистер Квин! За мной всю дорогу следовал тот самый черный закрытый автомобиль — а я не обращала на него внимания, кто бы в нем ни сидел! — и случилась самая чудесная вещь в мире!

Эллери медленно закрыл входную дверь. Что опять ожидало его?

Тем не менее, он ухитрился изобразить приветливую улыбку:

— Во всем этом деле имеется, по крайней мере, одна привлекательная сторона: благодаря ему я ежедневно встречаюсь с одной из самых очаровательных девушек нашего времени!

— Самых счастливых! — рассмеялась Бонни. — А вы пытаетесь соблазнить меня такими старомодными приемчиками? О, я чувствую себя такой счастливой, что даже неприлично! — Она попрыгала на мягких подушках дивана. — А вы не хотите спросить меня, в чем дело?

— Так в чем дело?

— Случилась чудесная вещь!

— Отлично, — без особого энтузиазма сказал Эллери. — И что же это за вещь?

Бонни открыла сумочку. Эллери наблюдал за ней. Черты ее лица носили на себе следы таких опустошительных переживаний, что ни ее нынешнее веселое настроение, ни искусство грима, преподанное лучшими импресарио, не могли их скрыть. Щеки ее ввалились, словно после тяжелой болезни, а глаза окружали фиолетовые тени. Казалось, она перенесла серьезный недуг, и врачи только что сообщили ей, что она будет жить и скоро пойдет на поправку.

Бонни достала из сумочки конверт и протянула его Эллери. Он взял его, нахмурясь; почему получение очередного угрожающего послания так необычно повлияло на ее настроение? Недоброе предчувствие холодком пробежало по его спине, когда он раскрыл конверт и извлек из него игральную карту. Это была четверка пик.

Он мрачно уставился на карту. Так вот оно что! Если он правильно помнил смысл расшифровки…

— Не надо идти за желтым листком! — оживленно сказала Бонни. — Я уже выучила все значения карт наизусть. Четверка пик означает: «Не связывайтесь с тем, в ком сомневаетесь» Какая прелесть, правда?

Эллери сел рядом с ней на диван, внимательно осматривая конверт.

— Вы недовольны? — удивилась Бонни. — Не представляю, почему!

— Возможно потому, — пробормотал Эллери, — что я не могу понять, в чем именно кроется прелесть этого письма?

Глаза Бонни широко раскрылись.

— Но здесь же сказано: «Не связывайтесь с тем, в ком сомневаетесь», — обрадованно заявила она. — Как же вы не понимаете? А я думала, что эту карту послал мне вчера Тай!

Бонни, Бонни! Эллери был вне себя от злости. Сначала Тай, теперь Бонни… Только самый последний негодяй в мире мог бы попытаться стереть блаженную улыбку с ее изможденного лица, первый проблеск истинного счастья, засиявший на нем после бесконечно длинной недели сомнений и страданий, печали и смерти.

И тем не менее, сделать это было необходимо. Жизненно важно было стереть счастливое выражение с ее лица. Несколько секунд Эллери боролся с искушением рассказать ей всю правду. Это остановило бы Бонни, если он правильно оценивал ее характер. Но она ни за что не смогла бы сохранить секрет от Тая. А стоило Таю узнать…

Эллери взял себя в руки.

— Не вижу, чему вы так радуетесь, — сказал он, вкладывая в свои слова значительную долю иронии.

— Что вы хотите сказать? — насторожилась Бонни.

— Вы сказали, что подумали, будто Тай отправил вам вчера эту карту. Что же заставило вас изменить свое мнение?

— Как что? Да эта самая карта, которую вы держите в руках!

— Не могу уловить смысл ваших рассуждений, — холодно возразил Эллери.

Улыбка на ее лице погасла.

— Вы говорите, что не понимаете… — Она решительно встряхнула головой. — Да вы просто дразните меня! На свете есть только одна личность, в ком я могла бы усомниться, и в ком сомневалась. Это Тай!

— Ну и что?

— Неважно, кто послал мне эту карту; ее смысл ясен: она предупреждает меня, чтобы я ничего общего не имела с Таем. Разве вы не видите? — воскликнула она, и щеки ее опять порозовели. — Разве вы не видите, что это полностью снимает подозрения с Тая, что он не мог послать мне такое предупреждение? Стал бы он предупреждать меня против себя самого, если бы стоял за всем этим заговором?

Бонни замолкла, торжествующе глядя на Эллери.

— При определенных обстоятельствах — да, стал бы.