— Известно ли вам, — строго настаивал инспектор, — что ваша дочь Блайт стала жертвой убийства?

— Я слышал разговоры там, внизу! И вас тоже слышал! Убирайтесь вон, я сказал!

— Дедушка! — послышался голос Бонни, бегущей к ним по плотному ковру холла.

Доктор Джуниус выскочил ей наперерез:

— Прошу вас, мисс Стьюарт! Не сейчас. Он… не в очень хорошей форме. Он обидит вас!

— Дедушка! — всхлипывала Бонни, колотя руками в дверь. — Впусти меня! Я Бонни. Мама… она умерла. Ее убили, слышишь? Теперь нас только двое. Пожалуйста!

— Мистер Стьюарт, сэр, — взмолился доктор Джуниус. — Здесь ваша внучка, мисс Бонни Стьюарт. Ей нужна ваша помощь. Откройте, поговорите с ней, успокойте ее!

Ответа не последовало.

— Мистер Стьюарт! Это я, доктор Джуниус. Прошу вас!

Скрипучий шепелявый голос послышался снова:

— Убирайтесь вон, вы все! Никакой полиции! Бонни, не… не сегодня. Среди вас смерть. Смерть! Смерть… — визгливый голос прервался на восходящей ноте, и все отчетливо услыхали тупой стук упавшего тела.

Бонни кусала пальцы, уставясь на дверные створки. Подбежал Бутчер и в недоумении остановился, оглядываясь вокруг. Глюке мягко проговорил:

— Станьте-ка в сторонку, мисс Стьюарт. Нам придется вышибить дверь. Прочь с дороги, Джуниус!

По лестнице поднялся Тай и, прищурясь, стал наблюдать за ними с противоположного конца холла.

Инспектор разбежался и изо всех сил навалился плечом на двойные дверные филенки. Внутри что-то хрустнуло, и дверь распахнулась. С минуту все стояли неподвижно, тяжело дыша. Минута, казалось, тянулась бесконечно, включив в себя множество таких же застывших минут.

Комната была обширная и мрачная, заставленная тяжелой и громоздкой мебелью, как и вестибюль-гостиная внизу; старинная английская кровать под бархатным балдахином с четырьмя деревянными резными колонками ручной работы, с развороченной в беспорядке постелью; тяжелое охотничье ружье, стоявшее подле нее на расстоянии протянутой руки, — все было на месте. На полу перед ними лежало, скорчившись, щуплое тело старика, которого Эллери недавно заметил крадущимся вдоль стены дома. Он был одет во фланелевую пижаму и вязаный шерстяной халат, на костлявых ногах были теплые шерстяные носки и ковровые домашние туфли. Единственный свет исходил из маленького коричневого ночника у кровати. Огонь в камине не горел.

Доктор Джуниус поспешно опустился на колени рядом с неподвижной фигурой и схватил ее за руку.

— Он в обмороке. Страх… потрясение… сильные переживания… не знаю, в чем причина. Но пульс хороший, так что нет оснований для беспокойства. А теперь, пожалуйста, оставьте нас. Сегодня бесполезно пытаться разговаривать с ним.

Он поднялся на нош, наклонился и с поразительной для своего тощего тела и явно немолодых лет силой поднял тело старика и на руках отнес в постель.

— Притворяется, наверное, — неприязненно поморщился инспектор Глюке. — Высохший старый таракан! Пошли отсюда; надо успеть вернуться в Лос-Анджелес, пока погода опять не испортилась.

Глава 8

Многозначительные мелочи

— Куда? — спросил пилот.

— Городской аэропорт в Лос-Анджелесе.

Самолет был небольшой, и они набились в нем довольно тесно, молча выжидая, пока пилот набирает высоту и ложится на обратный курс на северо-запад. Вскоре они очутились высоко над темным плато, строго придерживаясь водораздела между горами Сан-Бернардино и Сан-Хасинто.

— Что с моим самолетом? — спросил Тай, прижимая лицо к забрызганному дождем окошку кабины и пытаясь разглядеть что-нибудь внизу.

— Наверное, уже в Лос-Анджелесе, — ответил инспектор. — Конечно, мы не могли оставить их… здесь, — помешкав, добавил он.

Бонни вздрогнула, прижавшись к неподвижному плечу Бутчера.

— Я была однажды в морге. Так требовалось по сценарию. Но даже и в вымышленной ситуации… Там было холодно. Мама никогда не любила холода… — Она закрыла глаза: — Дай мне сигарету, Бутч!

Он зажег сигарету и молча вручил ее Бонни.

— Спасибо… — Она раскрыла глаза. — Мне кажется, вы все думаете, что я веду себя, как ребенок. Но вы ведь понимаете — такое потрясение… Теперь еще хуже, когда я вновь обрела способность думать. Мама умерла… Я просто не могу себе этого представить!

Не оборачиваясь, Тай хрипло проговорил:

— Мы все знаем, что ты должна чувствовать.

— О! Извини, Тай…

Эллери выглянул в грозовую темноту за окном. Рой светлых огоньков далеко внизу и впереди начал быстро вырастать, напоминая рассыпанные бриллианты на черной бархатной подушке.

— Риверсайд, — сказал инспектор. — Скоро мы оставим его позади, и тут уже будет недалеко до аэропорта.

Они молча наблюдали, как россыпь огоньков сначала разгоралась и разрасталась, затем начала тускнеть, расплываться и, наконец, исчезла в темноте.

Тай неожиданно поднялся с места и двинулся, словно слепой, вдоль прохода. Остановившись в нерешительности, он растерянно повернулся и пошел назад.

— Зачем? — спросил он.

— Что зачем? — не понял удивленный инспектор.

— Зачем убили отца? Зачем убили их обоих?

— Если бы мы это знали, сынок, дело не представляло бы трудностей. Садитесь-ка лучше!

— Но ведь тут сплошная бессмыслица! Разве их ограбили? У отца при себе была тысяча долларов наличными. Я вручил их ему только сегодня утром в качестве… ну, в качестве свадебного подарка. Или — Бонни! Мама имела при себе много денег?

— Не заговаривай со мной, — отрезала Бонни.

— Нет, тут дело совсем в другом, — сказал Глюке. — Их личные вещи и деньги оказались нетронутыми.

— Тогда почему? — настаивал Тай. — Почему? Или убийца просто сумасшедший?

— Садись, Тай, — устало проговорил Чудо-мальчик.

— Погодите! — сказал Тай. — А не мог это быть несчастный случай? Я имею в виду, что задумали убить только одного, а другой стал жертвой неожиданного совпадения?

— Поскольку вы подняли этот вопрос, — вмешался Эллери, — давайте обсудим его систематически.

— Что вы имеете в виду?

— То, что мотивы являются краеугольным камнем в этом деле.

— Вот как? — прищурился инспектор. — И почему же?

— А потому, что они на первый взгляд совершенно отсутствуют!

Глюке нахмурился, размышляя над услышанным. Тай неожиданно сел и закурил сигарету. Он не сводил глаз с лица Эллери.

— Продолжайте. У вас имеются какие-то соображения по поводу случившегося.

— Он у нас немножко сумасброд, — проворчал инспектор, — но должен признать, что у него в черепушке имеется кое-что еще, кроме опилок.

— Вот послушайте, — сказал Эллери, опираясь локтем о колено. — Начнем с самого начала. Верно ли, Тай, что ваш отец не пил ничего, кроме коктейля «сайдкар»?

— Ну, еще коньяк. Он любил коньяк.

— Да, да, конечно. Ведь «сайдкар» это тот же коньяк с куантро и каплей лимонного сока. А что касается твоей матери, Бонни, то она, кажется, особенно любила сухое мартини?

— Да.

— Помнится, она однажды с пренебрежением отозвалась о «сайдкаре». Значит ли это, что она его не любила?

— Терпеть не могла.

— А отец не выносил мартини, — проворчал Тай. — И что же из этого следует?

— А вот что. Некто — очевидно, убийца; едва ли в данном случае мы имеем дело с совпадением; точно рассчитанный способ убийства нс оставляет в этом сомнения, — так вот, некто посылает Джеку и Блайт на дорожку корзинку с двумя термосами, и что же мы видим? В одном — литр «сайдкара», а в другом — такое же количество мартини.

— Если ты хочешь сказать, — вмешался Бутч, нахмурясь, — что посылая термосы, убийца тем самым выдал свое интимное знакомство со вкусами Джека и Блайт, то боюсь, Эллери, что ты далеко не уйдешь. Все в Голливуде знали, что Блайт любит мартини, а Джек — «сайдкар».

Физиономия инспектора Глюке выражала явное удовольствие.

Однако Эллери в ответ лишь улыбнулся:

— Я не это имел в виду. Я высказываю аргументы против теории Тая о случайности, чтобы доказать ее несостоятельность и больше к ней не возвращаться, -поскольку в ней кроется логическое противоречие. Ибо если признать бесспорным, что даритель корзинки знал об особой приверженности Блайт к мартини, а Джека к «сайдкару», то зарядив оба термоса с божественными напитками смертельной дозой морфия, он явно стремился к тому, чтобы оба пьющих были отравлены. Если бы он намеревался убить только Блайт, он бы отравил один лишь термос с мартини. То же самое и с Джеком, если бы он был избран единственной жертвой… — Он тяжело вздохнул. — Боюсь, здесь просто нет другой альтернативы. Ни ваш отец, Тай, ни ваша мать, Бонни, не должны были выйти живыми из этого самолета. Мы имеем дело с двойным предумышленным убийством.

— И к чему же приводят все ваши рассуждения? — насупился Глюке.

— Могу лишь с абсолютной уверенностью утверждать, что не знаю. На этой стадии игры такое редко бывает.

— Мне показалось, — кратко заметил Чудо-мальчик, — ты начал что-то говорить о мотивах?

— А, вот ты о чем, — пожал плечами Эллери. — если признать, что в смерти обоих фигурирует один и тот же мотив, что кажется наиболее вероятным, то дело становится еще более запутанным.

— Но что же это могло быть? — воскликнула Бонни. — Мама никогда в жизни даже мухи не обидела!

Эллери не ответил. Он смотрел в окно кабины на клубящуюся темноту снаружи.

— Мисс Стьюарт, ваш отец жив? — неожиданно спросил инспектор.

— Он умер, когда я была девочкой.

— Ваша мать не выходила замуж вторично?

— Нет.

— А какие-нибудь… — Инспектор заколебался, но в конце концов задал деликатный вопрос: — Были ли у нее какие-нибудь романтические привязанности?