— Чья это свадьба, между прочим? — усмехнулся Блайт.

— Я… я просто отрекусь от тебя, вот что я сделаю! Не нужна мне эта пучеглазая крахмальная манишка в роли приемного братца!

— Отречешься от меня, глупенькая моя?

— Это единственные разумные слова, которые я когда-нибудь слышал от этой блондинистой узколицей кривобокой мегеры в девичьем облике! — выпалил Тай в лицо своему отцу. — И я тоже. Если ты пойдешь на это, между нами все кончено, папа… О, Квин, прошу прощения! Ведь вы — Квин, не так ли? Налейте себе чего-нибудь выпить. Послушай, папа, очнись же наконец! Это всего лишь дурной сон!

— Тай, замолкни, — сухо оборвал его Джек Ройл. — Сигареты вон в том ящике, Квин. Дело решено, Тай, и хочешь не хочешь, но тебе придется проглотить это.

— Проглочу, можешь быть уверен!

— Мама, — бесцветным голосом проговорила Бонни. — Ты уйдешь сию же минуту из этого ненавистного дома вместе со мной, или нет?

— Нет, милая крошка, — нежно ответила Блайт. — А теперь — иди погуляй, как умная девочка, и не забудь навестить парикмахера. Твои волосы просто в ужасном состоянии!

— Правда? — встревожилась Бонни, но вскоре спохватилась и произнесла трагическим голосом: — Мама, это конец. Прощай, и надеюсь, что он не станет тебя бить, хоть знаю, что так оно и будет. Помни, ты в любой момент можешь вернуться ко мне, потому что я действительно люблю тебя. О, мама! — И, разразившись слезами, Бонни вслепую бросилась к двери.

— Сейчас все представляется тебе сладким коктейлем, — горько проговорил Тай, — но через год жизнь с ней покажется тебе полынной настойкой пополам с опиумом. Прощай, отец!

Таким образом получилось, что принц и принцесса обоих королевских фамилий предприняли свой драматический уход одновременно, и в попытке поскорее покинуть сцену неожиданно столкнулись в дверях своими юными царственными лбами.

— Неуклюжий грубиян! — закричала Бонни сквозь слезы.

— А ты почему не смотришь, куда идешь?

— Вот так джентльмен! Где ты набрался таких манер — у Джема Ройла, знаменитого конокрада из Сассекса?

— Послушай, это мой дом, и ты сделаешь мне одолжение, если уберешься отсюда с такой быстротой, с которой эти твои ходули восьмого размера смогут тебя унести, — холодно произнес Тай.

— Твой дом! А мне казалось, будто ты только что покинул его навсегда. По правде сказать, Тайлер Ройл, я очень подозреваю, что за всей абсурдной маминой идеей скрываются твои происки. Ты каким-то образом подстроил эту дурацкую затею, — ты, Макиавелли![36]

— Я? Да я согласился бы скорее видеть отца выступающим в роли голоса за сценой у Мински, чем связанным с твоей семейкой! Если уж на то пошло, то нынешняя комедия — твоих рук дело!

— Моих? Ха-ха! И зачем же мне это понадобилось, скажите на милость?

— Потому что ты и Блайт обречены на провал. Тогда как я с отцом в нашей последней картине…

— Ну да, я читала поистине редкостные потуги саморекламы в «Моушн Пикчер Хералд». А цифры кассовых сборов, опубликованные в «Верайети», — разве они не впечатляют?

— О, я вижу, ты одна из поклонников Ройлов!

— Разве такие существуют?

— Сплетница!

— Протирка для кинокамеры!

В самый драматический момент, когда Тай и Бонни пытались испепелить друг друга взглядами пылающих ненавистью и негодованием глаз, когда Джек и Блайт, стоя у камина, не обращая ни на кого внимания, демонстративно обняли друг друга своими знаменитыми руками, а мистер Квин тяжело вздыхал над фужером выдержанного бренди, Лаудербек, громко кашлянув, величественно вошел в комнату с подносом в руках.

— Пвошу пвощения, — произнес Лаудербек, устремив взгляд на картину Фрагонара[37] на стене напротив. — Некая фванцузская особа только что пвинесла письмо для мисс Блайт Стьюавт. Особа утвевждает, будто письмо только что пвибыло последней почтой по месту жительства мисс Стьюавт и что на нем стоит пометка «Очень важно».

* * *

— Клотильда! — воскликнула Бонни, хватая конверт с подноса. — Доставлять твою корреспонденцию сюда? Мама, и тебе не стыдно?

— Бонни, дитя мое, — спокойно возразила Блайт, отнимая у нее конверт. — С каких это пор ты читаешь письма своей матери? А я уже было поверила, будто ты навеки меня покинула!

— А ты, Тай? — с усмешкой спросил Джек Ройл, подходя поближе. — Ты тоже изменил свои намерения?

— О!.. — чуть слышно пробормотала Блайт Стьюарт.

Она в крайнем изумлении смотрела на содержимое конверта. В одной руке она держала два прямоугольных кусочка раскрашенного картона, а другой пыталась вытряхнуть из конверта что-нибудь еще, но там больше ничего не было.

— О!.. — еще невнятнее повторила она и повернулась к присутствующим спиной.

Мистер Квин, оставленный всеми без внимания, незаметно подошел сзади и заглянул ей через плечо. Кусочки картона, насколько он мог заметить, представляли собой две обыкновенные игральные карты. Одна была двойка треф, а вторая — десятка пик. Когда Блайт медленно перевернула карты рубашкой кверху, он увидел, что их тыльная сторона была синего цвета и украшена золотой подковой.

— Что случилось, мама? — встревоженно воскликнула Бонни.

Блайт обернулась. На лице ее застыла недоумевающая смущенная улыбка.

— Ничего особенно, глупышка. Кто-то решил пошутить таким странным образом. Значит, ты все еще продолжаешь беспокоиться о своей бедной старенькой маме, от которой только что отреклась навсегда.

— О, мама, не будь такой вредной! — сказала Бонни. Она тряхнула своими золотистыми локонами, и, фыркнув в сторону мистера Тайлера Ройла, величаво удалилась.

— До свидания, отец, — мрачно произнес Тай и вышел вслед за ней.

— Вот и все, — с облегчением вздохнул Джек. Он взял Блайт за руку: — Не так уж плохо получилось, верно, дорогая? Беда с нынешними ненормальными детьми! Поцелуй меня…

— Джек! Мы совсем забыли о мистере Квине. — Блайт повернулась к Эллери, одарив его ослепительной улыбкой. — Что вы должны были подумать о нас, мистер Квин! И сдается мне, мы до сих пор еще не представлены? Но Джек много говорил мне о вас, и Бутч тоже…

— Прошу меня простить, — вмешался великий актер. — Дорогая, познакомься: это Эллери Квин, который работает с Лу Бэскомом над нашей картиной. Итак, каково же ваше мнение о нас? Немного сумасбродные, правда?

— Мне кажется, — улыбнулся Эллери, — что вы живете ужасно интересной жизнью. Подумать только: вместо поздравлений вам посылают по почте игральные карты и тому подобную чепуху! Странное представление об юморе. Можно взглянуть, мисс Стьюарт?

— Да нет, это пустяки… — начала было Блайт, но каким-то образом конверт и карты очутились в руках у мистера Квина, и прежде чем она успела возразить, он уже принялся их внимательно рассматривать.

— Клуб «Подкова», конечно, — вполголоса рассуждал про себя Эллери. — Я заметил эту характерную эмблему на их картах в тот злополучный вечер. И ваш шутник очень аккуратно обошелся с конвертом. Адрес нацарапан печатными буквами обычной перьевой ручкой; чернила бледно-синие, водянистые, из тех, что встречаются, кажется, исключительно в американских почтовых отделениях. Письмо отправлено сегодня утром. Хм-м… Это первый конверт такого рода, который вы получили, мисс Блайт?

— Но вы не думаете… — начал Джек, обеспокоенно косясь на Блайт.

— Да говорю же вам… — Блайт тряхнула головой, и Эллери понял, от кого Бонни переняла свою привычку. — Нет, в самом деле, мистер Квин, это совершенно ничего не значащий пустяк. Людям нашей профессии поклонники часто посылают по почте всякую нелепую ерунду.

— Но вы прежде получали подобные конверты?

Она, нахмурясь, посмотрела на него. Он молча улыбался. Блайт пожала плечами и подошла к фортепьяно; вернувшись с сумочкой, она раскрыла ее и достала оттуда еще один конверт.

— Блайт, за этим что-то кроется, — проворчал Ройл.

— О, Джек, к чему поднимать тревогу из-за пустяков? Первый конверт я получила в прошлый вторник, в тот день, когда мы подписывали контракт.

Эллери тщательно обследовал конверт. Он был точной копией тога, который только что принесла Клотильда, совпадал даже цвет чернил. Его отправили в понедельник, и на нем, как и на втором конверте, стоял штамп голливудского почтового отделения. Внутри находились две игральные карты с золотой подковой на синей рубашке: валет и семерка пик.

— Загадки и фокусы очень забавляют меня, — сказал Эллери. — И поскольку вы не придаете никакого значения подобным чудачествам, то, конечно, не станете возражать, если я оставлю их у себя? — Он аккуратно разложил карты по конвертам и сунул их себе в карман. — А теперь, — бодро и оживленно продолжал Эллери, — вернемся к истинной причине моего визита. Сэм Викс только что принес в студию новость о вашем примирении…

— Так скоро? — воскликнула Блайт.

— Но мы же не обмолвились ни одной живой душе! — удивился Ройл.

— Вы ведь знаете Голливуд. Главный вопрос: как и почему вы решились на подобный шаг?

Джек и Блайт обменялись взглядами.

— Полагаю, Бутч вскоре свалится нам на голову, так что поневоле придется объяснять, — сказал актер. — Все очень просто, Квин. Мы с Блайт решили, что уже достаточно долго были идиотами. Мы любили друг друга все эти двадцать лет, и только глупая гордость заставляла нас держаться порознь. Вот и все.

— Когда я думаю о тех прекрасных годах… — вздохнула Блайт. — Милый, мы исковеркали всю нашу жизнь, разве не так?

— Но такое не годится для сценария! — запротестовал Эллери. — Я должен отыскать резонную причину, по которой вы зарыли топор войны! Сюжет, милые мои, сюжет! Где конфликт? Где соперник или соперница? Вы же не можете свести все лишь к глупой размолвке двух горячих голов?