– Я ненароком причинил ему боль, – сказал Аллейн. – Извинись перед ним от моего имени.

– Ничего, переживет, – весело сказал Громобой.

Он произнес несколько слов и охранник, опередив их, скрылся в доме. Громобой хмыкнул и тяжелой рукой обнял Аллейна за плечи.

– У него действительно трещина в ключице, – сказал он. – Спроси у доктора Гомбы или, если хочешь, сам его осмотри. Только не носись так с моим “млинзи”. Честное слово, зря потратишь свое драгоценное время.

Аллейну пришла вдруг в голову мысль, что мистер Уипплстоун и Громобой, каждый по своему, но в равной мере заботятся о благополучии тех, кто от них зависит.

– Хорошо, – сказал он, – хорошо. На самом-то деле больше всего хлопот доставляешь мне ты. Послушай, я тебя в последний раз прошу и даже умоляю, перестань рисковать своей жизнью. Я действительно уверен, что вчера ночью тебя пытались убить заговорщики и что они при любой возможности произведут еще одну попытку.

– Какую, как ты думаешь? Бомбу подложат?

– Очень может быть. Совершенно ли ты уверен, что среди персонала посольства нет ни одного сомнительного человека? Слуги...

– Уверен. Посольство обыскивали не только люди твоего скучного, хоть и достойного Гибсона, но и мои тоже. И очень, очень дотошно. Бомб там нет. И слуг, которых можно хоть в чем-то заподозрить, нет тоже.

– Как ты можешь это знать? Если, к примеру, одному из них предложат достаточно крупную взятку...

– Дорогой мой, я тебе этого никогда не смогу втолковать. Ты не понимаешь, что я значу для моих людей. Они умрут от ужаса, прежде чем осмелятся тронуть меня хоть пальцем. Клянусь тебе, что если и существует заговор, имеющий целью покончить со мной, никто из этих людей в нем не участвует, ни как организатор, ни как вдохновитель. Нет! – воскликнул он, и его громовый голос загудел, словно гонг. – Никогда! Это невозможно. Нет!

– Ну, хорошо. Я готов согласиться с тем, что пока в посольство не впускают незнакомых тебе людей, внутри него ты находишься в безопасности. Но ради Бога, не ходи ты гулять в Парк с этим чертовым псом.

Громобой расхохотался.

– Прости, – сказал он, держась за бока, будто клоун в цирке, – я просто не устоял перед искушением. Так смешно получилось. Как они перепугались, как забегали! Шныряют вокруг, и все такие здоровые. Нет! Признай! Смешно же вышло.

– Надеюсь, меры безопасности, которые будут приняты нынче вечером, не уморят тебя окончательно.

– Ну не дуйся, – сказал Громобой.

– Не хочешь немного выпить перед уходом?

– Очень хочу, но боюсь, мне пора возвращаться.

– Я только скажу Гибсону.

– А где он?

– В кабинете. Топит горе в вине. Извини, я мигом.

Аллейн заглянул в дверь кабинета. Мистер Гибсон сидел, отдыхая, у локтя его стоял стакан пива.

– Уходит, – сказал Аллейн.

Гибсон поднялся и вышел за Аллейном в вестибюль.

– А! – милостиво возгласил Громобой. – Мистер Гибсон! Вот мы и снова встретились, не так ли, мистер Гибсон?

– Истинно так, Ваше превосходительство, – без выражения произнес Гибсон. – Вот мы и встретились. Извините.

Он вышел на улицу, оставив дверь открытой.

– Я с нетерпением жду следующего сеанса, – потирая руки сказал Громобой. – С несказанным нетерпением. Мы завтра увидимся здесь, старина? Утром. Увидимся?

– Боюсь, навряд ли.

– Что так?

– У меня много работы в связи с расследованием, – вежливо ответил Аллейн. – Трой останется здесь за хозяйку, если ты меня извинишь.

– Ну хорошо, хорошо, – дружелюбно сказал Громобой.

Аллейн проводил его до машины. “Млинзи” левой рукой открыл дверь. Заработал двигатель полицейского автомобиля, Гибсон уселся в него. Люди из Специальной службы пришли в движение. На въезде в тупичок полицейские сдерживали порядочного размера толпу. Несколько небольших групп обитателей тупичка стояло на тротуаре.

Смугло-бледный, совершенно лысый человек в хорошо сшитом строгом костюме, читавший газету в маленьком пабе на другой стороне, надел шляпу и неторопливо зашагал по направлению к открытому концу тупичка. Полицейские останавливали людей, пытавшихся перейти с одного тротуара на другой.

– Что это у вас тут такое? – спросил Громобой.

– Возможно, от твоего внимания ускользнуло, что пресса не дремлет. В сегодняшних вечерних газетах будут аршинные заголовки.

– Я думал, у них есть чем занять место на передней странице, – Громобой хлопнул Аллейна по спине. – Благослови тебя Бог, – проревел он и влез в машину, крикнув на прощание: – Я приеду в половине десятого. Постарайся быть дома.

– Благослови тебя Бог, – пробормотал Аллейн, глядя как Громобой величественно приветствует зевак. – Уж Он-то знает, как сильно ты нуждаешься в благословении.

Полицейская машина отъехала и свернула в проулок, которому предстояло вывести ее прямиком на большую улицу. Следом тронулся нгомбванский автомобиль. С дальнего конца тупичка донеслись протестующие крики и толпа начала расточаться. Полный дурных предчувствий Аллейн вернулся в дом, смешал два коктейля и понес их в студию. Трой, так и не снявшая заляпанного краской халата, вытянулась в кресле, недовольно глядя на холст. В таких случаях она всегда напоминала ему мальчишку. Короткий клок темных волос спадал на ее лоб, руки были испачканы в краске, на лице застыло задумчивое выражение. Внезапно она встала, подскочила к мольберту и размашисто провела черную линию над головой, смотревшей на них из рыжевато-коричневых сумерек. Затем она отступила на несколько шагов в направлении Аллейна. Он уклонился в сторону, и Трой наконец увидела его.

– Как тебе? – спросила она.

– Никогда не думал, что ты можешь работать с такой быстротой. Ты меня поразила.

– Слишком быстро для хорошей работы?

– Ну что ты городишь? Это колдовство.

Трой приникла к нему.

– Он чудо, – сказала она. – Символ тьмы. И в нем есть что-то – почти отчаянное. Трагедия? Одиночество? Не знаю. Надеюсь, это здесь как-то проявится.

– Уже проявляется. Значит, комический элемент побоку?

– А, ты об этом! Да, конечно, он на редкость забавен. Что-то от викторианских музыкальных комедий. Но я чувствую ­ это только так, приправа. Она мало что значит. Это ты мне принес выпить?

– Трой, милая, я должен сказать тебе кое-что малоприятное.

Она отошла к мольберту и вновь уставилась поверх стакана на холст.

– Правда? – неопределенно откликнулась она. – Что?

– Завтра утром он опять приедет позировать. Я хочу, чтобы до этого времени ты не впускала в дом никого и ничего, тебе незнакомого. Ни контролеров газовых счетчиков, ни мойщиков окон, ни пакетов, надписанных неизвестной тебе рукой. Ни представителей местных властей. Ничего и никого, в ком ты не была бы полностью уверена.

Трой, сохраняя отсутствующий вид, сказала:

– Ладно, – и тут до нее вдруг дошло. – Ты говоришь о бомбах?

– О них самых.

– О Господи!

– Это, знаешь ли, не так глупо, как кажется. Ну что, договорились?

– Может, и не глупо, но черт знает как неудобно.

– Обещай.

– Хорошо, – сказала Трой, выдавливая на палитру полтюбика красного кадмия. Она поставила стакан и взяла кисть.

Вот и будь тут хозяином в доме, черт бы его побрал, думал Аллейн. Он смотрел как ее нервная, испятнанная краской рука нацеливает кисть и внезапно поводит ею, словно скрипач смычком. То, к чему ее влечет, думал он, и то к чему, по идее, должно влечь меня, это путешествие среди звезд, – раздельное и все же, каким-то чудотворным образом, общее, его-то и называют счастливым браком. Интересно бы знать, почему?

Трой обернулась и взглянула ему в глаза.

– Я все слышала, – сказала она. – Обещаю.

– Вот и спасибо, любовь моя, – сказал он.

II

Тем вечером, примерно в то время, когда Громобой ужинал с королевской семьей в Букингемском дворце, Аллейн и Фокс отправились понаблюдать за мистером Шериданом в его подвальном жилище номер 1а по Каприкорн-Уок. Они приехали туда в “неприметной” машине, оборудованной многоканальной рацией. Мистер Уипплстоун, помнил Аллейн, говорил ему о своем намерении пообедать в этот вечер с сестрой, на один вечер приехавшей в Лондон, так что опасность привлечь к себе его внимание им не угрожала.

От патрульной полицейской машины они получили сообщение, что мистер Шеридан дома, однако никакого света из его окон не пробивалось, видимо на них были плотные шторы. Аллейн с Фоксом подъехали по Каприкорн-Сквер и запарковались в тени платанов. Вечер был душный, облачный, стояла обычная для этого уголка Лондона тишина. За их спинами из “Лика Светила” доносились негромкие голоса.

– Посидим немного, – сказал Аллейн. – Никак не могу решить, Фокс, вся ли их шайка участвовала во вчерашнем покушении или это наши пьянчуги, миссис К-М и Полковник, занялись самодеятельностью. Последнее кажется малоправдоподобным. Если же затея была общей, они вполне могут сойтись все вместе, чтобы обсудить положение. И, вероятно, обговорить следующую попытку.

– Или переругаться, – сказал Фокс.

– Тоже верно. Или переругаться.

– Предположим на минуту, – ровным голосом продолжил Фокс, – что дело сделал Чабб, решивший, будто перед ним Президент: тогда, надо думать, они им не шибко довольны. Вы говорили, что он вроде бы нервничает.

– Очень.

– Так что у вас на уме? В данную минуту?

– Я подумал, что нам стоит посидеть немного в засаде, понаблюдать, вдруг к мистеру Шеридану явятся гости или наоборот – сам он отправится подышать воздухом перед сном.

– В лицо вы его знаете.

– Сэм Уипплстоун говорил, что он смуглый, лысый, среднего роста, хорошо одевается и пришепетывает. Насколько мне известно, я его никогда не видел.

Пауза.

– А вот и он, – сказал Аллейн.

В окне квартиры номер 1а появилась вертикальная щелка света. Через секунду-другую она исчезла.