– И что же?

– А то, что наша общая знакомая уверяет, будто после выстрела ее злодей выскочил из кабинки – все еще в темноте – немного попинал ее ногами и удрал, оставив бедняжку валяться на полу – по-прежнему в темноте. Затем, говорит она, объявились прислужницы, включая и нашу быстро краснеющую девицу-сержанта, и все они попадали на нее. Все еще в темноте, заметьте. Прислужницы же твердят, что появились там сразу после выстрела.

– Значит они напутали, вот и все.

– Только не сержант.

– Дьявольщина! – воскликнул мистер Уипплстоун. – Но какое отношение все это имеет к моему несчастному Чаббу?

– Понятия не имею. Но меня так и подмывает предположить, что по части напускания тумана ваши черные кандидаты в преступники просто-напросто дети по сравнению с миссис К-М.

Мистер Уипплстоун задумался. Люси потрепала его лапкой по подбородку, потом свернулась калачиком и уснула.

– Правильно ли я вас понял, – спросил он, наконец, – что по вашему мнению миссис К-М все наврала насчет чернокожего с чулком на голове?

– По моему мнению она его выдумала.

– Тогда кто же, черт побери, стрелял?

– Ну, – сказал Аллейн. – Это как раз проще простого. Она сама и стреляла.

II

Сказанное Аллейном явно ошарашило мистера Уипплстоуна. Он даже снял кошку с колен и опустил ее на пол, где она и осталась сидеть, демонстративно и оскорбленно охорашиваясь. Мистер Уипплстоун стряхнул с жилета кошачью шерсть, перекрестил ноги, сложил пальцы крышей и наконец произнес:

– Весьма интригующе.

Помолчав еще немного, он спросил Аллейна, имеет ли тот какие-либо конкретные данные, способные подтвердить его пугающее представление о совершенном Кокбурн-Монфорами?

Конкретных, пожалуй, нет, признал Аллейн. Впрочем, он указал на то, что если чернокожий мужчина и впрямь вознамерился бы палить из пистолета – холостыми патронами или боевыми – самым разумным для него было бы заниматься этим в мужской уборной, где его присутствие вряд ли привлекло бы к нему пристальное внимание, а не в женской, где оно могло показаться несколько экстравагантным. В мужской он мог сойти за прислужника – если на нем была ливрея, или за гостя, если таковой не имелось.

– По правде говоря, – прибавил Аллейн, – вваливаться в женскую кабинку, где он может, как оно по словам миссис К-М и случилось, нарваться на женщину in situ – это уж верх слабоумия.

– Верно, – задумчиво сказал мистер Уипплстоун. – Верно, верно, верно.

– Более того, – продолжал Аллейн, – наша девица-сержант, которая хоть и допустила безобразную промашку, но затем все же проявила определенную расторопность, утверждает, что помимо выстрела и последовавших за ним воплей миссис К-М, ничто не нарушало мирной тишины этого уединенного места.

– Я понимаю.

– Что же касается оружия, то эксперт, исследовавший его нынче утром, сообщил, что выстрел был сделан только один и скорее всего холостой. Отпечатки пальцев отсутствуют. Это, конечно, не улика, однако сержант говорит, что на миссис К-М были перчатки до локтя. В том положении, в каком пребывала, если ей верить, миссис К-М, такие перчатки обычно расстегивают на запястьях, стаскивают с кистей, а после подтягивают кверху, к той их части, которая остается нетронутой. Между тем перчатки нашей дамы были застегнуты на все кнопки, а у нее, судя по ее показаниям, не было времени, чтобы привести себя в порядок. Вряд ли она сидела на полу, застегивая перчатки, и одновременно вопила благим матом.

– Да, весьма правдоподобно, – сказал мистер Уипплстоун.

Аллейн подумал, что его друг лихорадочно перестраивает свои мысли, приспосабливая их к новым для него данным.

– Я бы выразился более решительно, – сказал Аллейн. – Мне не хватило бы целой жизни на то, чтобы придумать иное объяснение для всех нелепиц, которые она нагромоздила в своем вранье. К тому же она чуть ли не забила себе нос нюхательной солью, чтобы вызвать слезы на глазах. Как бы там ни было, я собираюсь ее навестить.

– Когда? – без малого вскрикнул мистер Уипплстоун.

– Да вот от вас и пойду. А что? В чем дело?

– Нет-нет, ни в чем, – поспешно отозвался мистер Уипплстоун. – Пустяки. Просто дверь вам, скорее всего, откроет Чабб.

– Чабб?

– Он – э-э – “обихаживает” Кокбурн-Монфоров каждую пятницу, по вечерам. Уверяю вас, Аллейн, в это нет ничего необычного. У Чаббов имеется по соседству несколько мест, где они подрабатывают. Например, по субботам они присматривают за ребенком в семнадцатом доме. У нас на этот счет имеется соглашение.

– А миссис Чабб обслуживает вашего нижнего жильца, не так ли?

– Через день на другой, по часу. Кстати, она нам сейчас чай принесет, – он взглянул на часы. – С минуты на минуту. Я попросил ее подать сегодня чай пораньше, надеялся, что вы ко мне присоединитесь. Миссис Аллейн сказала, что на ленч у вас времени нынче не будет.

– Замечательно. С удовольствием выпью чашку чаю.

Люси, недолго поцарапав когтями дверь, ухитрилась открыть ее достаточно широко, чтобы она могла выйти – трубой задрав хвост и отпустив напоследок двусмысленное замечание.

– По временам, – сказал мистер Уипплстоун, ­ меня так и подмывает вытянуть из Чаббов все, что они знают.

– О Шеридане и Кокбурн-Монфорах?

– Ну да. Разумеется, осторожно. Но нет, ничего из этого не выйдет. Во всяком случае, – и мистер Уипплстоун, словно осуждая себя, махнул рукой, – у меня.

– Думаю, вы правы, – сказал Аллейн. – А вы не будете против, если я переговорю с миссис Чабб?

– Здесь? Сейчас? – с явным неудовольствием спросил мистер Уипплстоун.

– Ну... если угодно, чуть позже.

– Она ужасно расстроена. И из-за того, что черный лакей так обошелся с Чаббом, и из-за последующего допроса.

– Я постараюсь не усугублять ее горестей. В сущности, Сэм, это не более чем рутинный разговор.

– Что ж, остается надеяться, что таким он и будет. Чш!

Он поднял вверх палец. Откуда-то снаружи послышалась прерывистая череда то ли толчков, то ли ударов. Они становились все громче.

Аллейн подошел к двери, которую Люси Локетт оставила приоткрытой, и выглянул в прихожую.

Он увидел Люси, которая задом, враскоряку спускалась по ведущей наверх лестнице, волоча за собой на цепочке некий предмет. Добравшись донизу, она с трудом подцепила его зубами, приглушенно мяукая, миновала Аллейна, вошла в гостиную и уронила свою добычу к ногам мистера Уипплстоуна.

– О нет, нет! – возопил он. – Опять! Господи-Боже, опять!

Да, это опять была глиняная рыбка. Пока мистер Уипплстоун с живейшим отчаянием взирал на нее, из коридора донеслось позвякивание посуды. Аллейн с чрезвычайным проворством сгреб рыбку и сунул ее в карман.

– Ни слова, – сказал он.

Вошла миссис Чабб с чайным подносом.

Аллейн поздоровался и перенес к креслу мистера Уипплстоуна маленький столик.

– Я не ошибся? – спросил он.

Миссис Чабб нервно поблагодарила его и опустила поднос на столик. Когда она вышла и, судя по звуку шагов, поднялась наверх, он сказал:

– Это не шериданова рыбка. Кошка принесла ее сверху.

У мистера Уипплстоуна отвисла челюсть. Он уставился на Аллейна так, будто впервые увидел его.

– Покажите, – в конце концов потребовал он.

Аллейн вытянул рыбку из кармана и, держа за цепочку, поднес ее к лицу мистера Уипплстоуна.

– Да, – сказал тот. – Это она. Я вспомнил.

– Что вы вспомнили?

– По-моему, я вам рассказывал. В первый раз, как Люси стянула ее. Или похожую. Из квартиры внизу. У меня возникло странное ощущение, что я ее видел раньше. И во второй раз, когда я возвращал рыбку Шеридану. Такая же висела на жирной шее страховидного Санскрита. У меня тогда снова что-то зашевелилось в памяти. И вот теперь вспомнил: в тот день, когда я осматривал дом, рыбка была в комнате Чаббов наверху. Свисала с фотографии девушки с черной лентой на рамке. Странноватое зрелище. И это она самая, – закончил мистер Уипплстоун, вернувшись к исходной точке.

Он спрятал лицо в ладони и пробормотал:

– Очень, очень неприятная новость.

– Не исключено, что она не имеет никакого значения. Я бы на вашем месте не убивался так. Рыбка может оказаться всего-навсего внешним, зримым знаком какой-нибудь доморощенной религии, которую они исповедуют.

– Да, но Чабб! И эти сомнительные, более чем сомнительные Кокбурн-Монфоры, и совсем уж зловещие Санскриты! Нет, мне это не нравится, – сказал мистер Уипплстоун. – Совсем не нравится.

Он оторвал взгляд от Люси, мирно сидевшей, поджав под себя лапы.

– Кошка, о прискорбных привычках я ничего в данный момент говорить не стану, удирает, едва завидев эту мерзкую парочку. Мгновенно. А Пирелли из “Неаполя” считают, что она принадлежала Санскритихе. И похоже, думают, что та жестоко с ней обращалась.

– Я что-то не вполне понимаю...

– Хорошо-хорошо. Это в сторону. Выпьем чаю, – отсутствующим тоном предложил он. – Вы мне вот что скажите: как вы намерены поступить с этим медальоном, с рыбкой?

Аллейн снова достал вещицу из кармана и повертел в ее в пальцах. На обратной стороне медальона было выжжено что-то вроде фирменного знака – волнистое Х.

– Грубоватая работа, – сказал он. – Хорошо, что Люси его не разбила. Если вы не возражаете, я поднимусь наверх и верну медальон его владелице. Он оправдает мое появление у нее, не так ли?

– Наверное. Да. Ладно. Раз уж без этого не обойтись.

– Это избавит вас от неприятной необходимости присутствовать при нашей беседе, Сэм.

– Да. Спасибо. Очень хорошо. Да.

– Тогда я, пожалуй, пойду, пока она не спустилась в кухню. Где ее гостиная?

– Первая же дверь после лестницы.

– Отлично.

Он покинул мистера Уипплстоуна, сокрушенно наливающего себе чашку чаю, поднялся по лестнице и стукнул в дверь.