– Ну, что за глупости! – взволновался мистер Уипплстоун. – Глупости, дорогой мой! Уверяю вас! Глупости! Хотя, конечно, – смущенно добавил он, – говорят и такое.

– Будем надеяться, что это неправда.

Вернулась Трой.

– Посол Нгомбваны, – сказала она, – хочет переговорить с тобой, дорогой.

– Да благослови Господь его курчавые седины, – пробормотал Аллейн, возводя глаза к потолку.

У самой двери он остановился.

– Кстати, Сэм, вот вам еще одно совпадение по части Санскрита. Сдается мне, я тоже видел его – три недели назад, в Нгомбване, он стоял во всех его браслетах и серьгах на ступенях своего прежнего заведения. Или это был единственный и неповторимый Санскрит, или я сам – перемещенный голландец в бусах и светлых локонах.

IV

У Чаббов Люси особых возражений не вызвала.

– Раз она здорова, сэр, – сказала миссис Чабб, – так чего же я буду возражать. Пускай мышей отпугивает.

Всего за неделю Люси удивительным образом расцвела. Шерстка стала лоснистой, глаза яркими и вся она округлилась. Привязанность ее к мистеру Уипплстоуну становилась все более явственной, и он уже начал опасаться (что и отметил в своем дневнике), как бы ему не обратиться в трясущегося над нею старого дурака. “Очаровательная зверушка, – писал он. – Признаюсь, ее внимание мне льстит. А какие у нее милые повадки”. Милые повадки состояли в том, что Люси не спускала с него глаз; что когда он приходил домой после часового отсутствия, встречала его так, словно он возвратился с Северного полюса; что она носилась под дому, задрав хвост и разыгрывая изумление при встречах с ним; и что по временам, охваченная внезапным приливом чувств, она хватала его за руку передними лапами, молотила по ней задними, притворялась будто вот-вот укусит, а после облизывала руку, громко мурлыча.

Иметь какое-либо дело с красной шлейкой она наотрез отказалась, но зато сопровождала мистера Уипплстоуна во время вечерних прогулок ­ к немалому его испугу, во всяком случае поначалу. Впрочем, Люси хоть и убегала вперед, чтобы выскочить на него из какой-нибудь засады, от собственно улицы держалась подальше, так что совместные походы вскоре вошли у них в привычку.

Только одно обстоятельство огорчало обоих, обстоятельство довольно любопытное. Люси с довольным видом прогуливалась по Каприкорн-Мьюс, но лишь до тех пор, пока они не проходили мимо гаража и не оказывались ярдах в тридцати от свинодельной гончарни. Дальше она не шла ни в какую. Она либо удирала домой на собственный страх и риск, либо проделывала знакомый трюк – вспрыгивала мистеру Уипплстоуну на руки. В этих случаях он с огорчением обнаруживал, что Люси вся дрожит. Он решил, что кошка запомнила происшедший с нею несчастный случай, однако это умозаключение почему-то удовлетворяло его не вполне.

“Неаполя” она тоже побаивалась – из-за привязанных снаружи собак, однако во время одной из прогулок в магазинчике покупателей не оказалось, стало быть отсутствовали и собаки, так что Люси зашла вместе с хозяином вовнутрь. Мистер Уипплстоун извинился и взял ее на руки. Он уже подружился с мистером и миссис Пирелли и теперь рассказал им про Люси. Реакция их показалась ему несколько странной. Рассказ сопровождался восклицаниями “poverina” и иными звуками, посредством которых итальянцы общаются с кошками. Миссис Пирелли протянула Люси палец и негромко заворковала. Затем она заметила белый кончик хвоста и вгляделась в кошку внимательнее. После чего принялась что-то втолковывать мужу по-итальянски. Муж, серьезно кивая в ответ, раз десять подряд повторил “Si”.

– Вы ее узнали? – спросил встревоженный мистер Уипплстоун. Они ответили, что вроде бы да. Миссис Пирелли по-английски почти не говорила. Женщина она была крупная, теперь же, пытаясь объяснить нечто мимическими средствами – надувая щеки и выставив перед грудью согнутые кренделем руки, – показалась еще крупнее. При этом она дергала головой в сторону ведущего к Баронсгейт проулка.

– Вы про этих гончаров! – воскликнул мистер Уипплстоун. –Хотите сказать, что это их кошка?

И тут он с изумлением увидел, как миссис Пирелли сделала еще один жест, куда более древний. Она перекрестилась. И положила ладонь на руку мистера Уипплстоуна.

– Нет-нет-нет, – сказала она. – Не отдавать обратно. Нет. Cavito, cavito.

– Кошка?

– Нет, синьор, – сказал мистер Пирелли. – Жена говорит “плохие”. Они плохие, жестокие люди. Не возвращайте им вашу кошечку.

– Нет, – конфузясь, сказал мистер Уипплстоун. – Ни за что не верну. Благодарю вас. Я этого не сделаю.

И больше он никогда не водил Люси на Каприкорн-Мьюс.

Миссис Чабб Люси признала в качестве подательницы пищи и в соответствии с этим выполняла обязательный ритуал, состоявший в том, что Люси терлась головой о ее лодыжки. Мистера Чабба она попросту не замечала.

Изрядную часть времени она проводила в садике на заднем дворе, исполняя безумные балетные па в погоне за воображаемыми бабочками.

Как-то утром, в половине десятого – спустя неделю после обеда у Аллейнов – мистер Уипплстоун сидел у себя в гостиной, решая напечатанный в “Таймсе” кроссворд. Чабб отправился за покупками, а миссис Чабб, закончив домашние дела, “обихаживала” мистера Шеридана в его подвальной квартире. Мистера Шеридана, который, сколько сумел выяснить мистер Уипплстоун, чем-то там занимался в Сити, будними утрами дома никогда не бывало. Миссис Чабб должна была вернуться в одиннадцать, чтобы заняться вторым завтраком мистера Уипплстоуна. Заключенное ими соглашение работало лучше некуда.

Мистер Уипплстоун застрял на особо мудреном слове, и тут внимание его привлек странный шум, своего рода приглушенная жалоба Люси, словно бы мяукавшей с набитым ртом. Она вошла в комнату пятясь, опустив голову, приблизилась и уронила к его ногам что-то тяжелое. После чего села и уставилась на хозяина, склонив голову набок и вопросительно подрагивая, каковую ее манеру мистер Уипплстоун находил особенно милой.

– Ну, и что же ты мне притащила? – спросил он.

Он наклонился и поднял принесенный кошкой подарок. Это была керамическая штучка размером с медальон, однако тяжелая, и надо думать, заставившая потрудиться ее бедные маленькие челюсти. Глиняная, кусающая свой хвост рыбка, с одной стороны покрытая белой краской. В спине у рыбки была просверлена дырка.

– Где ты ее взяла? – строго спросил мистер Уипплстоун.

Люси приподняла лапку и улеглась, лукаво поглядывая на него, затем вдруг вскочила и выбежала из комнаты.

– Удивительное существо, – пробормотал мистер Уипплстоун. – У Чаббов она ее, что ли, стащила?

И как только миссис Чабб вернулась, он позвал ее и показал ей рыбку.

– Это не ваша, миссис Чабб? – спросил он.

У миссис Чабб имелся особый прием – не отвечать на вопрос сразу – к нему-то она теперь и прибегнула. Мистер Уипплстоун протянул ей рыбку, но она ее не взяла.

– Кошка откуда-то принесла, – объяснил мистер Уипплстоун, который всякий раз, как ему случалось упоминать Люси Локетт при Чаббах, почему-то принимал безразличный тон. – Не знаете, откуда это?

– Я думаю... наверное... я думаю, это мистера Шеридана, сэр, – наконец сказала миссис Чабб. – Вроде как одно из его украшений. Кошка небось залезает к нему в заднее окно, сэр, когда его открывают, чтобы проветрить. Как я сегодня сделала. Только я ее там ни разу не видела.

– Залезает? О Господи! Безобразие какое! Вы не могли бы вернуть эту штуку на место, миссис Чабб? Неудобно получится, если он ее хватится.

Миссис Чабб неуверенно взялась за вещицу двумя пальцами. Взглянув на нее, мистер Уипплстоун с удивлением обнаружил, что ее круглые щеки мертвенно побледнели. Он хотел спросить, хорошо ли она себя чувствует, но тут краска стала возвращаться, хоть и неровными пятнами.

– Все в порядке, миссис Чабб? – спросил он.

Казалось, она вот-вот ответит. Губы ее дрогнули, она провела по ним пальцами и в конце концов сказала:

– Я не хотела спрашивать, сэр, но надеюсь, вы нами довольны, мной и Чаббом?

– Конечно, – тепло сказал он. – В доме все идет как по маслу.

– Спасибо, сэр, – сказала миссис Чабб и вышла.

“Она хотела сказать что-то другое”, – подумал мистер Уипплстоун.

Он слушал, как миссис Чабб поднимается наверх, и думал: “Хорошо бы она вернула эту дурацкую штуку на место”. Через минуту она спустилась. Подойдя к окну гостиной, мистер Уипплстоун увидел, как она спустилась по ступенькам и скрылась в квартире мистера Шеридана. Через секунду дверь хлопнула, и миссис Чабб вышла наружу.

Белая глиняная рыбка. Что-то вроде медальона. Нет, право же, ему не следует обзаводиться привычкой внушать себе, будто все, что с ним происходит, уже случалось когда-то, будто он что-то такое слышал прежде о всякой вещи, какая попадается ему на глаза, а то и видел ее. Для таких ощущений наверняка существует научное объяснение. То ли одно полушарие мозга срабатывает на миллиардную долю секунды быстрее другого, то ли это как-то связано со “спиралью времени”. Мистер Уипплстоун толком не помнил. Хотя с другой стороны, в случае с Санскритами все объяснилось самым обыденным образом: он действительно видел в прошлом их фамилию написанной на фронтоне здания. Просто забыл.

В этот миг Люси произвела один из своих взволнованных сценических выходов. Она влетела в комнату так, словно сам черт наступал ей на пятки, резко остановилась, прижав уши, и уставилась на мистера Уипплстоуна, как будто впервые его увидела: “О Боже! Ты!”.

– Поди-ка сюда, – резко сказал он.

Люси сделала вид, что не слышит, рассеянно приблизилась, а затем вдруг вспрыгнула ему на колени и принялась потягиваться, укладываясь.

– Никогда больше, – сказал он, наблюдая за ее стараниями, – не забирайся в чужие квартиры и не воруй глиняных рыбок.

Чем дело пока и кончилось.

Кончилось-то кончилось, да только через пять дней, очень теплым вечером, она опять стянула медальон и приволокла его к хозяйским ногам.