– Не совсем, – ответил я. – Просто я считаю, что при такой профессии было бы ошибкой называть свою фамилию, так как она сразу же напомнила бы о моем старике. Отсюда Лэм. Коротко, ясно и легко запоминается. Притом смею надеяться, что такая фамилия соответствует моим личным качествам.

– Ну, в этом я не уверен, – заметил Пуаро. – А как поживает ваш отец и мой старинный друг?

– Превосходно. Поглощен своими штокрозами… или нет, хризантемами. Время летит так быстро, что я даже не могу сообразить, какие цветы сейчас цветут.

– Следовательно, он занялся садоводством?

– Под старость как будто все начинают им заниматься.

– Только не я, – заявил Эркюль Пуаро. – Однажды я уже пробовал выращивать кабачки[11] – больше не рискну. Если вам нужны красивые цветы, почему бы не купить их в цветочном магазине? А я-то думал, что наш славный суперинтендант собирается писать мемуары.

– Он уже пробовал, – признался я, – но приходилось многое опускать, а все остальное показалось старику настолько тоскливым, что он решил отказаться от этой затеи.

– Да, приходится соблюдать осторожность, – вздохнул Пуаро. – Это весьма печально, потому что ваш отец мог бы поведать немало интересного. Я всегда восхищался им и его методами. Он действовал на редкость прямолинейно – расставлял ловушки настолько примитивные, что те, кого ему хотелось в них заманить, думали: «Это слишком примитивно – такого не может быть!» – и тут же попадались.

Я рассмеялся:

– Ну, в наши дни не принято, чтобы сыновья восхищались отцами. Большинство сыновей заправляют ручку порцией яда и с удовольствием записывают все проступки отцов, какие только могут вспомнить. Но лично я глубоко уважаю своего старика и надеюсь стать таким, как он. Конечно, у меня несколько иная профессия…

– Но тем не менее близкая к отцовской, – заметил Пуаро. – Хотя вы всегда работаете за сценой, чего наш суперинтендант никогда не делал. – Он деликатно кашлянул. – Кажется, вас можно поздравить с успехом? Я имею в виду affaire[12] Ларкина.

– К сожалению, для должного завершения этого дела требуется куда больше, чем мне бы хотелось, – вздохнул я. – И вообще, я пришел к вам не обсуждать мои успехи.

– Ну разумеется! – воскликнул Пуаро. Он указал мне на стул и предложил отвар, от которого я тут же отказался.

К счастью, в этот момент вошел Джордж и поставил передо мной графин виски, стакан и сифон.

– А что вы поделываете в эти дни? – спросил я у Пуаро и добавил, бросив взгляд на скопище книг: – Как будто занимаетесь научной работой?

Пуаро тяжело вздохнул:

– Ну что ж, можно назвать и так. Да, в некотором роде это правда. Последнее время я испытывал острую нужду в деятельности – безразлично, какой именно. Совсем как славный Шерлок Холмс, выяснявший, на какую глубину петрушка погружается в масло. Дайте мне любую проблему! Мне нужно тренировать не мускулы, а клетки мозга.

– То есть поддерживать форму?

– Вот именно, – подтвердил Пуаро. – Но проблему, mon cher[13], не так-то легко найти. Правда, в прошлый четверг мне кое-что подвернулось. Необъяснимое появление трех кусков засохшей апельсиновой кожуры в моей подставке для зонта. Как они там оказались? Я никогда не ем апельсины, а Джордж ни за что не выбросил бы кожуру в такое неподходящее место. Столь же маловероятно, чтобы ее принес какой-нибудь посетитель. Да, это была неплохая задачка.

– И вы ее решили?

– Да, решил, – ответил Пуаро, однако в его голосе было больше меланхолии, чем гордости. – Разгадка оказалась не слишком интересной. Произошла remplacement[14] уборщицы, и новая, вопреки всем правилам, привела с собой своего ребенка. Конечно, это не звучит вдохновляюще, но все же я приложил немало усилий, чтобы распутать сеть лжи. Да, мой успех принес мне удовлетворение, но…

– Вы разочарованы, – подсказал я.

– Enfin[15], – подтвердил Пуаро. – Я скромен. Но ведь никто не станет разрезать рапирой тесемку на свертке.

Я кивнул с серьезным видом.

– Последнее время, – продолжал Пуаро, – я занимался чтением о давно происшедших событиях, тайна которых до сих пор не разгадана, и пытался найти свое решение.

– Вы имеете в виду дела Браво, Аделаиды Бартлетт и тому подобные?

– Вот именно. Но это довольно простые случаи. Не может быть никаких сомнений, по крайней мере для меня, в том, кто убил Чарлза Браво. Возможно, компаньонка и была замешана, но она, безусловно, не являлась непосредственным убийцей. Затем дело этой несчастной девушки, Констанс Кент. Мотивы, побудившие ее задушить своего маленького брата, которого она, несомненно, любила, могли поставить в тупик кого угодно, но не меня. Как только я прочитал об этой истории, мне все стало ясно. Что же касается дела Лиззи Борден, то я уверен, что сразу бы его раскрыл, задав несколько вопросов людям, замешанным в эти события. Но, боюсь, они успели умереть.

Я в который раз отметил про себя, что скромность не принадлежит к добродетелям моего друга.

– Как вы думаете, чем я занялся в дальнейшем? – осведомился Пуаро.

Я понимал, что ему уже давно не представлялось возможности поболтать от души и сейчас он наслаждается звуками своего голоса.

– От реальности я перешел к вымыслу. Как вы уже, наверное, заметили, вокруг меня лежат различные образцы криминального жанра в литературе. Начал я издалека. Это, – Пуаро указал на книгу, которую отложил, когда я вошел, – это, мой дорогой Колин, «Левенуортское дело»[16]. – Он протянул мне книгу.

– Да, далековато вы забрались, – заметил я. – Кажется, отец говорил, что читал этот роман в детстве. Я тоже его читал. Теперь он, наверное, выглядит старомодным.

– Что вы, он восхитителен, – возразил Пуаро. – Конечно, это мелодрама, но как здесь ощущается дух времени! А колоритные описания солнечной красоты Элинор и лунной красоты Мэри!

– Надо будет его перечитать, – сказал я. – А то я уже позабыл главы, где описываются эти девушки.

– А служанка Ханна – какой великолепный типаж! К тому же там отлично представлено психологическое раскрытие образа убийцы.

Я почувствовал, что попал на лекцию, и приготовился слушать.

– Теперь возьмем «Приключения Арсена Люпена»[17], – продолжал Пуаро. – Как фантастично, как нереально! И все же сколько здесь силы, энергии, оптимизма! Несмотря на всю нелепость сюжета, в нем так и брызжет юмор!

Отложив «Арсена Люпена», Пуаро взял другую книгу:

– «Тайна желтой комнаты»[18]. Да, это настоящая классика! Одобряю ее с начала до конца. Какой изумительный логический подход! А ведь, помню, многие критики находили здесь ошибки. Но они были не правы, мой славный Колин. Нет, нет! Возможно, кое-где автор ходит по жердочке, но он знает меру, тщательно и хитроумно маскируя истину, которая должна выясниться в критический момент, на перекрестке трех коридоров. – Он с благоговением положил книгу на место. – Подлинный шедевр – и почти забыт в наши дни!

Перескочив лет двадцать, Пуаро перешел к произведениям более поздних авторов:

– Недавно я перечитал некоторые ранние опусы миссис Ариадны Оливер. Кстати, она моя приятельница и ваша, кажется, тоже. Должен заметить, что я не вполне одобряю ее сочинения. Их сюжеты весьма неправдоподобны. Совпадения эксплуатируются поистине нещадно. К тому же, будучи тогда молодой, она имела глупость сделать своего сыщика финном, безусловно ничего не зная ни о финнах, ни о Финляндии, кроме, может быть, музыки Сибелиуса. Все же иногда миссис Оливер делает проницательные выводы и за последние годы изучила многое, о чем раньше понятия не имела. Например, различные полицейские процедуры и типы огнестрельного оружия. Возможно, ей удалось раздобыть какого-нибудь стряпчего или адвоката, который объясняет ей юридические вопросы, в чем она всегда нуждалась.

Покончив с миссис Ариадной Оливер, Пуаро приступил к следующему автору:

– А вот мистер Сирил Куэйн[19]. О, это великий мастер алиби!

– Насколько мне помнится, он удручающе нудный писатель, – заметил я.

– Разумеется, в его книгах не происходит никаких бросающих в дрожь событий. Конечно, там имеется труп – иногда даже не один. Но в центре всегда находится алиби, расписания поездов, автобусные маршруты, схемы автомобильных дорог. Сознаюсь, что я нередко наслаждался тщательно разработанным и запутанным использованием алиби, стараясь разгадать замысел мистера Куэйна.

– Полагаю, вам всегда это удавалось? – осведомился я.

– Не всегда, – честно признался Пуаро. – Нет, не всегда. Конечно, со временем понимаешь, что все его книги чудовищно однообразны, а алиби похожи друг на друга, если только вообще не одинаковы. Знаете, mon cher Колин, я иногда представляю себе этого Сирила Куэйна сидящим в своей комнате с трубкой в зубах (каким его всегда воспроизводят на фотографиях), окруженным справочниками «Эй-би-си», континентальными «Брэдшо»[20], проспектами авиалиний, всевозможными расписаниями вплоть до океанских лайнеров. Хорошо то, что в его романах всегда присутствует порядок и метод.

Отложив в сторону мистера Куэйна, Пуаро взял следующую книгу:

– А вот перед нами Гарри Грегсон, плодовитый автор триллеров. По-моему, он написал их не менее шестидесяти четырех. Мистер Грегсон – полная противоположность мистеру Куэйну. Если романы последнего не слишком богаты событиями, то в книгах Гарри Грегсона их чересчур много, причем неправдоподобных и путаных. Конечно, таким произведениям нельзя отказать в увлекательности. Это мелодрамы вперемешку с ужасами. Кровь, трупы, улики, кошмары нагромождаются в невероятном количестве. Все это не имеет ничего общего с настоящей жизнью. Как вы бы сказали, это не моя чашка чаю. Фактически мистер Грегсон вообще не чашка чаю, а скорее один из этих жутких американских коктейлей, ингредиенты которых крайне подозрительны.

Сделав паузу, чтобы перевести дыхание, Пуаро продолжил лекцию:

– Теперь перейдем к Америке. – Он взял книгу из левой стопки. – Например, Флоренс Элкс. Здесь налицо порядок и метод, конечно в сочетании с обилием ярких событий, но они не бессмысленны, а полны радости жизни. Флоренс Элкс – смышленая леди, но, как у большинства американских писателей, в ее книгах слишком много пьют. Как вам известно, mon ami[21], я знаток вин. Если в романе описывается кларет или бургундское, даже с датой сбора винограда и указанием срока выдержки, я всегда этим наслаждаюсь. Но точное количество ржаного виски или бурбона, поглощаемое на каждой странице сыщиком из американского криминального романа, меня совершенно не интересует. По-моему, ни в коей мере не влияет на развитие сюжета, выпил ли он пинту или полпинты виски. Тема выпивки стала в американских детективах навязчивой идеей, как голова короля Карла для бедного мистера Дика, когда он пробовал писать мемуары. От нее невозможно отделаться!