– Ясно, ясно, – снисходительно перебил его Хедли, – невзирая на то, что все это звучит достаточно дико, и только какой-нибудь лунатик...

– О-хо-хо! – сердито покачал головой доктор. – Снова наш вечный спор. Вы же, друг мой, имеете в виду не то, что только лунатик может захотеть провести пару часов на крыше дома, а то, что вам бы этого не захотелось. Держу пари, что миссис Хедли, даже в то старое доброе время, когда вы за ней ухаживали, была бы несколько изумлена, если бы вы спрыгнули с ветки клена к ней на балкон...

– Она решила бы, что я сошел с ума, – кивнул Хедли.

– Между прочим, я бы пришел к такому же выводу. Но сейчас я терпеливо стараюсь объяснить вам совсем иное. Перед вами пара молодых двадцати-двадцатичетырехлетних людей – моя проклятая интуиция подсказывает мне, что из них двоих Элеонора несколько старше и умнее, но какое это имеет значение? – и они-то вполне способны на подобные поступки. Попробуйте поверить мне, старина, хоть это и с трудом укладывается в вашей голове, что для них сейчас нет в жизни ничего серьезнее всей этой комедии. Не кровь, а вода течет в жилах того юноши, – с разгоряченным лицом воскликнул доктор, – который не полез бы в романтической ситуации на дерево, втайне опасаясь, что какая-нибудь предательская ветка подломится под ним, хотя и был бы искренне удивлен, если бы так случилось на самом деле... Только по иронии судьбы в самом центре романтической сцены оказался реальный труп, а юный кавалер, столкнувшись лицом к лицу с действительностью, едва и в самом деле не сломал себе шею. Но, как я уже говорил, Элеонора старше и опытнее, и это многое объясняет...

– Что именно? Если бы у меня были факты...

– Элеонора увидела лежащее на полу тело и решила, что это ее юный друг. А над ним стоял Боскомб с пистолетом в руке. Это и было причиной ее истерики. Она ни на мгновение не усомнилась, что Боскомб его застрелил.

Хедли пригладил свои седеющие волосы.

– Судя по этому, Боскомб...

– Боскомб наверняка влюблен в нее, Хедли, я бы даже сказал, по уши влюблен. Подозреваю, однако, что девушка его терпеть не может. Этот нервный человек может быть безжалостным, и Элеонора, несомненно, это понимает. А если она считает или считала его способным на убийство Дональда, то можно выдвинуть одну любопытную гипотезу...

– Хотя бы такую, отнюдь не лишенную интереса гипотезу: в темном холле кто-то мог принять Эймса за Боскомба, – рассеянно проговорил Хедли, поглядывая на доктора из-под нахмуренных бровей. – Должен признать, что в этой красочной истории многое, связанное с Боскомбом, начинает меня все больше интересовать.

– Башмаки, перчатки, разбитое окно и Стенли?

– О, я уж сумею выжать из них правду, – негромко проговорил Хедли. В этих словах и в сопровождавшей их бледной улыбке было что-то, от чего Мелсону стало не по себе. Он испугался, что вот-вот свершится нечто непоправимое: ему показалось, что инспектор готов ударить кулаком по какой-нибудь витрине и начать крушить ее хрупкое содержимое. Хедли, однако, снова зашагал по комнате, а потом, подойдя к столу, окинул их обоих непроницаемым мрачноватым взглядом и проговорил:

– Меня не покидает мысль, что Боскомб и Стенли подготовили, чтобы подшутить над Эймсом, какое-то мнимое "преступление". Что вы на это скажете?

Вместо ответа доктор издал какое-то невразумительное мычание.

– Самое для нас сейчас важное, – продолжал Хедли, это допросить жильцов и попытаться выяснить, кто из них знал Эймса. И бог мне свидетель, я выжму из них правду и найду того мерзавца, который исподтишка, ударом в спину убил нашего человека!

Он ударил кулаком по столу, и, словно в ответ, почти в ту же секунду в дверь постучали. Когда сержант Бетс, державший в руке какой-то завернутый в носовой платок предмет, вошел в комнату, Хедли уже снова был спокойным, бесстрастным инспектором полиции.

– Э-э... орудие убийства, сэр, – доложил бледный как мел Бетс. – Карманы были пусты, мы нашли при нем только пару перчаток. Вот они. Старый Трудяга никогда... – сержант оборвал на полуслове, неизвестно зачем откозырял и умолк.

– Возьмите себя в руки, сержант, – сам стараясь скрыть волнение, сказал Хедли. – Всех нас это выбило из колеи. Закройте дверь! Вот так! Э-э... надеюсь, никто не проболтался о том, кем был убитый? Это существенно!

– Нет, сэр, хотя двое – толстая дама с крашеными волосами и важничающий тип в сером халате – пробовали расспрашивать об этом. – Бетс, хотя лицо его оставалось лишенным выражения, как-то необычно пристально посмотрел на шефа. – Только что случилась странная история. Мы как раз искали отпечатки пальцев – кстати, на этой заостренной штуковине их не оказалось...

– На это я и не рассчитывал, – проворчал Хедли. – Ну, и что же случилось?

– Мы с Бенсоном занимались этим, когда в дверях появился здоровенный мужчина – походка неуверенная, странная и глаза какие-то мутные. Бенсон шепнул: "Господи!", а я спрашиваю: "В чем дело?" – тоже тихо и прикрыв рот рукой, потому что та дама все наблюдала, как мы работаем, а кто знает, может, ей приходилось иметь дело с глухонемыми. Бенсон мне: "Это Стенли. Он-то уж точно знал Трудягу..."

Хедли спокойно заметил:

– Мистер Стенли был офицером полиции. Вы сказали ему, чтобы он никому не говорил о том, что знает убитого?

* * *

– Непохоже, чтобы он узнал старо... господина инспектора. Во всяком случае, он на него и не посмотрел. Просто подошел к буфету и хлебнул порядком прямо из горлышка бутылки с коньяком. Потом повернулся и, не глядя на нас, вернулся туда, откуда пришел, прихватив с собой бутылку. Вроде как пьяное привидение, если можно так выразиться, сэр.

– Понятно. Где доктор Уотсон?

– Все еще возится с тем пареньком, сэр, – ответил Бете. – Похоже, что парень основательно расшиб голову, но сотрясения мозга нет, и скоро он будет почти в норме. Этот молокосос...

– Молокосос?

– Да ему же от силы двадцать четыре года, сэр! – сурово проговорил сержант Бетс, которому самому было не больше двадцати шести. – То смеется, то твердит что-то насчет "утраченных надежд". С ним там две дамы. Какие будут приказания, сэр?

– Разыщите мистера Карвера, а потом встаньте у двери и никого сюда не пускайте.

Сержант вышел, а Хедли сел за стол и, положив перед собой блокнот и карандаш, осторожно развернул платок. В свете лампы сверкнула позолотой стрелка часов. На ее более толстом конце видны были тусклые полоски – вероятно, следы руки, одетой в перчатку. Подобные, но менее заметные полоски тянулись и вдоль всей стрелки.

– Краска была еще влажной, когда вор снимал стрелки с часов, – заметил Хедли. – Или же... вам не кажется, что она и сейчас еще не совсем высохла? А ведь должна бы, если стрелку красили сутки назад – разве что ее покрыли каким-то медленно сохнущим лаком. Ну, это мы проверим. Похоже, что вот эти следы остались, когда стрелку вытаскивали из тела Эймса. Следовательно, следы краски могут быть и на убийце...

– Любопытный тип этот ваш убийца, – заметил Фелл. Подойдя к столу, он сквозь клубы сигарного дыма внимательно разглядывал стрелку. – Гм-м... Чего-то я тут не понимаю. Впечатление такое, Хедли, что вор умышленно хватался за позолоту. Стрелку ведь можно было снять и гораздо меньше испачкавшись, не так ли? Или, может быть, это просто моя вечная страсть расщеплять каждый вопрос надвое? Не знаю.

Хедли, не слушая доктора, рассматривал стрелку.

– Вы несколько переоценили ее длину, Фелл. Самое большее, девять с половиной дюймов, но, пожалуй, ближе к девяти... О! Заходите, мистер Карвер! Со зловеще вежливым видом Хедли откинулся на спинку стула. Машина была запущена – начиналась вереница допросов, и Мелсон знал, что рано или поздно они окажутся лицом к лицу с убийцей. Пока же Хедли спокойно сидел в комнате, полной старинных часов, ожидая, когда Карвер закроет за собой дверь.

7. Скрежет цепочки

У Мелсона создалось впечатление, что Иоганнес Карвер при каждом новом появлении дополняет свой костюм еще какой-то деталью. На этот раз к пижамной куртке и серым твидовым брюкам добавился завязанный шнурком домашний халат. Вероятно, подумал Мелсон, часовщик просто растерялся, когда его дом заполнили чужие люди, и, то и дело возвращаясь к себе в комнату и разыскивая все новые части туалета, старается хоть чем-то себя занять. Войдя в комнату, Карвер прежде всего бросил взгляд на витрину с часами. Затем он внимательно, пристально посмотрел на панель правой стены – этот взгляд они поняли только позже, когда дело приняло еще более трагический оборот. Без воротничка морщинистая шея часовщика выглядела совсем худой, а голова на ней казалась непомерно большой. Он часто заморгал, когда густой дьим попал ему в глаза. Улыбка на лице Карвера, однако, внезапно увяла, когда он – вероятно, только сейчас в первый раз – увидел стрелку.

– Ну, мистер Карвер? – мягко спросил Хедли. – Вам знаком этот предмет?

Карвер протянул к стрелке руку, но сразу же ее отдернул.

– Знаком, конечно, знаком. Мне так кажется, во всяком случае. Это минутная стрелка часов, сделанных мною для сэра Эдвина Полла. Где вы ее нашли?

– В теле убитого, мистер Карвер. Этим он и был убит. Вы же сами видели труп. Неужели вы не обратили на нее внимания?

– Я? Обратил внимание? Я не разглядываю таких вещей... в теле грабителя! – с легким возмущением сказал Карвер. – Изумительно, просто изумительно! – Его глаза с каким-то мечтательным выражением устремились к висевшей над письменным столом книжной полке. – Не помню точно, где я читал подобную историю... фантастика! Чем больше я ломаю голову...

– Об этом позже. Садитесь, мистер Карвер. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

На первые вопросы Карвер отвечал с чуть рассеянным видом, его большое тело сгорбилось на стуле, глаза не отрывались от книжной полки. Живет он в этом доме восемнадцать лет. Вдовец, дом принадлежал его покойной жене (из нескольких неясных, уклончивых фраз Мелсон понял, что немалой поддержкой для Карверов была годовая рента, которая, однако, кончилась вместе со смертью миссис Карвер). Элеонора – рано осиротевшая дочь старой подруги миссис Карвер, они взяли ее к себе, когда поняли, что своих детей у них не будет. Миссис Милисент Стеффинс тоже оказалась старой подругой миссис Карвер, преданно ухаживавшей за ней до самого конца и оставшейся потом, чтобы помогать вести домашнее хозяйство. Похоже, что покойная миссис Карвер коллекционировала подруг, как другие собирают безделушки.