— Но доктор уже уехал!

— Он не смог уехать, миледи. Насколько я понимаю, десятый виконт выпустил воздух из двух шин автомобиля доктора, заявляя, что он — десятый виконт — в действительности суперинтендент Мерривейл из Скотленд-Ярда, предотвращающий бегство знаменитого похитителя драгоценностей. Естественно, доктор Эшдаун отнесся к этой гипотезе не слишком благосклонно.

— Том! Ты слышал это?

Бенсон кашлянул.

— Если позволите мне попытаться реконструировать ход событий, миледи, я бы сказал, что профессор Хируорд Уэйк был вынужден искать вход в дом через голландский сад. Должен признать, что профессор обладает незаурядной личной отвагой и поразительным внешним сходством с мистером Энайреном Беваном. Но горничная Полли, которую сегодня слишком часто беспокоили, приветствует всех появляющихся у парадной двери взмахами шваброй.

Бедная Вирджиния могла только руками развести.

— Я больше не могу это выносить! — запротестовала она. — Вы продолжаете увиливать, Бенсон! Вы не желаете рассказывать нам, что увидели, войдя в библиотеку, и мы не можем принудить вас к этому. Но в качестве специальной услуги мне лично не могли бы вы сделать такую попытку?

Дворецкий склонил голову:

— Как будет угодно вашей милости. Встревоженный криком «Ату!», который, как мне теперь известно, является аналогом фразы «Вот он…….

— Да, мы поняли. А потом?

— …я взял на себя смелость открыть дверь. Едва ли необходимо напоминать вашей милости, что библиотека, хотя и уставлена книжными полками, увенчанными бюстами таких философов, как Сократ и Иммануил Кант, весьма приятная комната с мягкими креслами и диванами. Через три французских окна открывается превосходный вид на голландский сад…

— Ох, Бенсон, вы же не путеводитель пишете! Просто расскажите нам, что вы увидели. Там была Илейн Чизмен?

— Да, миледи. Прекрасная Илейн, если я могу дерзко воспользоваться терминологией мистера Харви, сидела на диване, почти полностью лишенная своей…

— Бенсон! Она не была совсем… совсем…

— Нет, миледи, — уверенно заявил дворецкий. — Несмотря на тусклое освещение заходящим солнцем, создающим томную атмосферу, я могу утверждать, что на леди были чулки и туфли.

— Чертовски хорошая идея! — одобрительно воскликнул Том. — Я тысячу раз говорил тебе, Джинни, что любители должны проделывать это не хуже профессионалов. Результат…

— Дорогой! Эта ужасная женщина…

— Хотя мне не подобает противоречить вам, миледи, — промолвил Бенсон, — я мог бы указать, что леди, о которой идет речь, является внучкой вице-адмирала Чизмена, героя битвы при Кейп-Энн.[68] Я часто замечал, что те, в ком течет благородная кровь, вроде мисс Чизмен и вашей милости, иногда бывают склонны к бесшабашному и даже опрометчивому поведению, особенно в теплые летние дни. Что же касается отца вашей милости…

— Да, папа! Хотя лучше не рассказывайте мне…

— Вы можете не беспокоиться, миледи. У мистера Харви, облаченного, по крайней мере, в брюки, носки и ботинки, был на плече колчан со стрелами, снабженными ярким оперением. Стало очевидным, что его крик вдохновлен захватывающим лицезрением профессора Уэйка, которого он, несомненно, узнал по фотографии, идущего по садовой дорожке примерно в дюжине ярдов по направлению к дому.

— С лицом как претцель, — добавил Том. — Ну?

— Крик, милорд, заставил профессора Уэйка повернуться к французскому окну, продемонстрировав небольшое брюшко. Мистер Харви натянул тетиву. Послышался музыкальный звук, наподобие того, что издает потревоженная струна арфы…

— Вот это да! — воскликнул Том, с энтузиазмом потирая руки. — И он выстрелил профессору Уэйку в брюшко?

Аура Бенсона источала почтительный упрек.

— К счастью, нет, милорд. Иначе, как я заметил вчера по поводу атаки на Колина Мак-Холстера, могли бы быть серьезные последствия. Стрела, просвистев, разбила тяжелый цветочный горшок в двух дюймах от правого уха профессора Уэйка. Профессор, несмотря на свою храбрость, заметно побледнел, повернулся и пустился бегом по дорожке спиной к французскому окну. Мистер Харви, еще более громко выкрикнув девиз, означающий «Вот он… этот джентльмен», тут же выпустил вторую стрелу, целясь пониже спины профессора Уэйка, и снова промахнулся. Так как мистер Харви располагал еще четырьмя стрелами и явно намеревался ими воспользоваться, профессор Уэйк скрылся среди высоких тюльпанов. Мистер Харви, став молчаливым, как краснокожий индеец, вылез через французское окно и начал подкрадываться к добыче.

Вирджиния опустилась на стул, уронив голову на руки. Чувствительная натура дворецкого была тронута до глубины души.

— Я уверен, миледи, что мистер Харви не хотел причинить вред. Но он был немного не в себе.

— Бенсон, вы не можете одобрять все это!

— Нет, миледи.

— И вам незачем говорить, что он был не в себе. Я и так это знаю. Но что побуждало моего отца вести себя подобным образом?

— По-моему, миледи, объяснение достаточно просто. Мистер Харви, как и мисс Чизмен, пребывал в том экзальтированном и не вполне вменяемом состоянии, которое, как мне говорили, часто следует за удачным… удачным днем.

Вирджиния тряхнула головой:

— И вы ничего не сделали? Не попытались предотвратить… хотя бы подкрадывание?

— Миледи, я…

— Бенсон, какова подлинная причина вашего бездействия?

— Мисс Чизмен, миледи, проявила такой же энтузиазм по поводу преследования профессора Уэйка, как и мистер Харви. Леди спрыгнула с дивана и потянулась к двум предметам одежды, которые, кажется, именуют лифчиком и трусиками, явно намереваясь надеть их и последовать за мистером Харви только в упомянутых предметах одежды. Оказавшись лицом к лицу с леди, я счел за благо как можно скорее ретироваться.

— Но…

— Прежде чем выносить суровый приговор, миледи, умоляю подумать, кто из нас, пребывая в столь же экзальтированном состоянии, никогда не вел себя так же иррационально?

— Хм, — задумчиво промолвила Вирджиния, и ее взгляд стал мечтательным.

— То-то и оно, старушка! — просиял Том и стиснул ее плечо.

— Но мы должны что-то сделать! Если папа бегает по саду, пытаясь пустить стрелу профессору Уэйку в зад, а мисс Чизмен следует за ним практически голышом, мы должны хотя бы наблюдать за ними. Бенсон, пожалуйста, пойдите в сад и посмотрите, что там происходит!

— Хорошо, миледи.

Подгоняемый возложенной на него ответственностью, дворецкий удалился в почти недостойной спешке. Муж и жена остались вдвоем.

— Том, это конец!

— Откровенно говоря, Джинни, — отозвался ее супруг с сардонической усмешкой, — папаше незачем быть «экзальтированным», чтобы пускать стрелы в профессоров экономики. Дай ему волю, и он сделает это просто из озорства. — Том нахмурился. — Но Илейн Чизмен! Никогда бы не заподозрил в ней опытную девицу!

— Неужели?

— Держу пари на что угодно, это удивило бы даже старого Г. М. — Том задумался. — Хотя кто знает? Судя по тому, что я от него слышал и что он говорил тебе по телефону, Г. М. никогда не утверждал, что она невинна, как утренняя роса.

— Конечно нет. Все это означает лишь то, что она еще никогда не сталкивалась с таким ураганным натиском в сочетании с изощренной тактикой, о котором… ну, мечтала.

— Черт побери, откуда ты это знаешь?

— Том, дорогой, никогда не спрашивай женщину, откуда она знает такие вещи. Откуда я знаю, что завтра взойдет солнце? Я не могу это доказать — просто мне это известно.

— Ну, из этого следует, что в таких делах никому нельзя доверять — какими бы невинными он или она ни выглядели. Не унывай, Джинни! Ничего трагического не произошло. Когда ты сказала, что это конец…

— Я имела в виду то, что больше неприятностей быть уже не может. Мы достигли ultima thule,[69] так что…

Ее прервал негромкий, но напряженно звучащий мужской голос, обращенный к Тому:

— Сэр! Лорд Брейс! Тсс!

Том и Вирджиния одновременно повернулись к окнам. Снаружи, на фоне розово-золотого предвечернего света, стоял столь долго отсутствовавший дворецкий Дженнингс.

Глава 16

Во внешности и одежде высокого худощавого Дженнингса не было почти никаких признаков проведенной в бегах ночи. Его гладко зачесанные черные волосы слегка поблескивали, и, очевидно благодаря освещению, длинное лицо казалось почти желтым. Видимый до пояса через открытое окно, он вызывал неприятные ассоциации с Питером Квинтом из чрезмерно изощренного рассказа Генри Джеймса о призраке.[70]

При виде Дженнингса Вирджиния и Том сразу позабыли о событиях, которые можно было счесть забавными. Дворецкий с его бегающими темными глазами выглядел доведенным до отчаяния. Он казался висящим в воздухе — любой ветерок преследования сдул бы его, как фигурку из папиросной бумаги.

Муж и жена поспешили к окну. Оба заговорили одновременно.

— Где вы были, Дженнингс?

Дворецкий бросил взгляд через плечо. Он подошел с северной стороны, миновав георгианское крыло и находящийся за ним лес, известный как «роща Мэриан».

— Я провел ночь у друга неподалеку от Черритона, — ответил Дженнингс хриплым голосом. Он коснулся длинной рукой гладко выбритого, хотя и синеватого подбородка, давая понять, подобно древнему бритту Дж. Б. Шоу,[71] что, по крайней мере, сохраняет респектабельность. Хотя его речь была куда менее педантичной, чем у Бенсона, он был куда более начитан.

— Сэр, — продолжал Дженнингс, — вы и мадам вели себя со мной очень достойно. Я вынужден уехать, но чувствовал, что сначала должен повидать вас, потому что… — Он сделал паузу. — Я уверен, что вы не выдадите меня легавым. Вот! Люди, живущие по этому адресу, всегда могут меня отыскать, если вы будете настолько любезны, что пришлете туда мои вещи, а если его найдут, это не выдаст ни вас, ни меня.