Сначала детектив Стив Карелла подумал, что ослышался. Во всяком случае, совсем не такие слова ожидаешь услышать от овдовевшего мужа, когда его жена лежит с распоротым животом на полу спальни. Собеседник Кареллы в пальто, узкополой шляпе и перчатках стоял у ночного столика с телефоном. Это был высокий худощавый мужчина с ухоженными седыми усами. В его холодных голубых глазах не было и намека на боль или сострадание. Чтобы окончательно убедиться, что Карелла понял его правильно, он повторил свою последнюю фразу, на этот раз более выразительно:

— Я очень рад, что она мертва.

— Сэр, — резко произнес Карелла, — мне кажется, излишне предупреждать вас…

— Совершенно верно, — перебил его хозяин квартиры, — вам ни о чем не нужно меня предупреждать. Я адвокат по уголовным делам. Мне отлично известны мои права, и я полностью отдаю себе отчет, что все сказанное мной по доброй воле в дальнейшем может быть использовано против меня. Повторяю еще раз: моя жена была самой настоящей сукой, и я очень рад, что кто-то ее прикончил.

Карелла кивнул и открыл свой блокнот.

— Полицию вызвали вы?

— Да.

— В таком случае вы и есть Джеральд Флетчер?

— Совершенно верно.

— Мистер Флетчер, как звали вашу жену?

— Сара. Сара Флетчер.

— Расскажите, пожалуйста, что здесь произошло?

— Я вернулся домой… примерно минут пятнадцать назад. Вошел в прихожую, окликнул жену, но она не отозвалась. Я обнаружил ее мертвой на полу в спальне и сразу же позвонил в полицию.

— Комната была в таком же состоянии?

— Да.

— Надеюсь, вы ничего не трогали?

— Ничего. После звонка я не сходил с этого места.

— Кто-нибудь еще был в квартире?

— Ни души. Кроме моей жены, естественно.

— Значит, вы утверждаете, что пришли домой примерно пятнадцать минут назад…

— Что-то вроде этого. Можете уточнить у лифтера.

Карелла посмотрел на часы.

— Получается так, что вы пришли домой в половине одиннадцатого или около того.

— Да.

— А в полицию вы позвонили в… — Карелла заглянул в блокнот, — в двадцать два тридцать четыре. Это верно?

— Я не смотрел на часы, но, по-моему, это достаточно точно.

— Так, у меня здесь написано, что вызов принят в…

— Да, в двадцать два тридцать четыре.

— Это ваш чемодан в прихожей?

— Да.

— Вы куда-то ездили и только что вернулись?

— Да, уезжал на три дня на Западное побережье.

— Куда?

— В Лос-Анджелес.

— С какой целью?

— Моему коллеге понадобилась помощь в подготовке документов для процесса, который он ведет.

— Когда прибыл ваш самолет?

— В двадцать один сорок пять. Я получил багаж, взял такси и поехал прямо домой.

— И приехали сюда примерно в половине одиннадцатого, верно?

— Да верно, верно! В третий раз верно!

— Простите, сэр?

— Вы уже в третий раз у меня это спрашиваете. Если у вас на этот счет остались какие-то сомнения, то позвольте еще раз повторить, что я приехал домой в двадцать два тридцать, обнаружил, что моя жена мертва и в двадцать два тридцать четыре позвонил в полицию!

— Да, сэр, я все понял.

— Как ваша фамилия? — неожиданно спросил Флетчер.

— Карелла. Детектив Стив Карелла.

— Я это запомню.

— Пожалуйста.

* * *

Пока Карелла беседовал с Флетчером, следствие уже начало работать.

Полицейский фотограф расхаживал вокруг трупа, щелкая фотоаппаратом со вспышкой. Смерть фиксировалась на поляроидную пленку для мгновенного подтверждения этого факта — нажал на кнопку, подождал пятнадцать секунд — хлоп, щелк — и вытаскиваешь фото, чтобы убедиться, что леди на снимке вышла отлично, насколько это вообще возможно для женщины с распоротым животом, из которого на ковер вываливаются сизые внутренности.

Моноган и Монро — детективы из отдела убийств, озираясь по сторонам, ворчали по поводу того, что их вытащили из дома холодной декабрьской ночью за две недели до Рождества.

Детектив Берт Клинг допрашивал в вестибюле лифтера и швейцара, пытаясь установить, во сколько именно мистер Джеральд Флетчер подъехал на такси к подъезду своего шикарного многоквартирного дома на Сильверман-Овал, поднялся к себе на лифте и обнаружил, что его жена Сара Флетчер распласталась на полу спальни наподобие амебы.

Тем временем Маршалл Дэвис, техник из полицейской лаборатории, осматривал кухню квартиры Флетчера, дожидаясь, когда медэксперт объявит, что женщина мертва, и выскажет предположение о наиболее вероятной причине смерти, хотя не надо быть гением, чтобы понять, что кто-то вспорол ей живот здоровенным ножом. Только после этого сообщения Маршалл Дэвис имел право войти в спальню и с величайшей осторожностью вытащить торчавший из жертвы нож, на рукоятке которого могли сохраниться отпечатки пальцев.

Хотя Дэвис был новичком в лаборатории, ему нельзя было отказать в наблюдательности, и первое, на что он обратил внимание, войдя на кухню, было широко распахнутое окно. Следовало заметить, что для декабрьской ночи, когда на улице всего 11° по Цельсию, это было не совсем обычным делом. Дэвис перегнулся через подоконник и выглянул в окно. Рядом с ним проходила пожарная лестница. Несмотря на то что Дэвис получал зарплату лишь за осмотр поверхностных следов насильственных преступлений, например, таких, как осколки стекла в глазу жертвы, или следы от картечи, изрешетившей всю грудную клетку, или, как сейчас, нож в животе, он не мог удержаться от предположения, что кто-то — скорее всего убийца — вскарабкался по пожарной лестнице, влез в окно кухни, после чего вошел в спальню и разделался там с этой дамочкой.

Поскольку на подоконнике остался один грязный след ботинка, на полу у раковины виднелся второй, а еще несколько, постепенно теряя четкость, вели к двери гостиной, Дэвис пришел к выводу, что именно так все и произошло. А что, очень даже может быть. Преступник переступает с подоконника в раковину, спрыгивает на пол, проходит через гостиную, оказавшись в спальне, выхватывает пружинный нож и вспарывает женщине живот с такой же легкостью, словно это целлофановая обертка на пачке сигарет.

Медэксперт все еще возился у тела ("Смерть от ножевого ранения, — нетерпеливо подумал Дэвис. — Господи, неужели трудно догадаться?!") с таким видом, словно для вынесения окончательного решения ему надо было посоветоваться с начальством ("Слушайте, у нас тут очень сложный случай — женщина с распоротым животом. Как по-вашему, что могло послужить причиной ее смерти?"). Дэвис решил подвести итоги. Сначала он сфотографировал следы ботинка на подоконнике и на полу, а затем вылез на пожарную лестницу и посыпал дактилоскопическим порошком нижний край рамы, за который взломщик обязательно должен был схватиться, открывая окно. Подумав, Дэвис на всякий случай проделал то же самое и со ступеньками пожарной лестницы.

Так что теперь, если только медэксперт закончил осмотр этой несчастной и на ноже сохранились отпечатки пальцев, с помощью Маршалла Дэвиса ребята из 87-го участка смогут решить половину проблем.

Он чувствовал себя великолепно…

* * *

Детектив Берт Клинг, напротив, чувствовал себя просто отвратительно.

Он продолжал убеждать себя в том, что его нынешнее состояние никак не связано с разорванной три недели назад помолвкой с Синтией Форрест. Хотя, если говорить откровенно, она с самого начала производила впечатление какой-то ненастоящей. И, естественно, никто не в силах уничтожить то, чего никогда не существовало. Синди совершенно определенно дала понять, что когда-то они действительно отлично проводили время вместе, притворяясь, будто безумно влюблены друг в друга, и она всегда с благодарностью будет об этом вспоминать.

Но, проходя интернатуру в больнице "Буэнависта", она познакомилась с симпатичным молодым человеком, который работает там психиатром. У них очень близкие интересы, и он готов тут же на ней жениться, в то время как Клинг, по ее мнению, уже давно женат на своем револьвере 38-го калибра модели "детектив-спешл", обшарпанном столе и камере для допросов. А потому им лучше расстаться сразу, чем потом залечивать раны, причиненные медленным и мучительным разрывом.

Все это произошло три недели назад. Боль от расставания можно было сравнить лишь с болью от бурсита в правом плече, несмотря на то что на запястье Клинг носил медный браслет. Браслет ему принес детектив Мейер Мейер, которого никак нельзя было обвинить в том, что он верит в приметы и нелепые предрассудки. Предполагалось, что браслет должен начать действовать через десять дней ("Ну, может, через пару недель", — уклончиво пообещал Мейер). Клинг носил его уже одиннадцать дней, но никакого облегчения не чувствовал, хотя на запястье под браслетом уже появилась зеленая полоска. Что ж, у человека всегда должна оставаться надежда на лучшее. Где-то глубоко в подсознании Клинга таилось волосатое обезьяноподобное существо, обгладывающее у костра звериные кости и молящее духов об удачной охоте. Там же, правда, более явственно, маячил образ обнаженной Синтии Форрест в его объятиях. Неосознанная "надежда на лучшее", что она вот-вот позвонит и скажет, что совершила ужасную ошибку и готова бросить своего дружка-психиатра, не давала покоя. Впрочем, и больное плечо тоже…

К тому же лифтер оказался не одним из тех умных и пронырливых молодых людей, для которых эта работа — лишь очередная ступенька по дороге наверх, а престарелым олухом, который был не в состоянии запомнить даже свое имя. В который раз повторялась эта надоевшая и утомительная процедура.

— Вы знаете мистера Флетчера в лицо? — начал допрос Клинг.

— Да, конечно, — ответил лифтер.