— Когда ты его надел?

— Сейчас посмотрим. Я пометил в календаре.

Они сидели в ближайшем к камере предварительного заключения углу дежурки — Клинг за своим столом, а Мейер примостился на краешке столешницы. Стол стоял у стены, служившей своеобразной доской объявлений, а потому залепленной всевозможными бумагами. Там были циркуляры из полицейского управления, пометки о новых правилах и инструкциях, расписание дежурств на следующий год (включая ночные и дневные смены, а также выходные дни для всех шести детективных групп участка), карикатура, вырезанная из журнала, который выписывал каждый уважающий себя блюститель закона, несколько телефонных номеров потерпевших, с которыми Клинг рассчитывал связаться до того, как кончится его смена, фотография Синди Форрест, которую он вот уже неделю собирался снять, и несколько куда менее симпатичных фото преступников, находившихся в розыске. Чтобы добраться до календаря, Клингу пришлось сорвать объявление о ежегодной новогодней вечеринке сотрудников управления.

— Вот, пожалуйста, — сказал он. — Ты подсунул мне этот браслет первого декабря.

— А сегодня у нас какое? — спросил Мейер.

— Шестнадцатое.

— С чего ты взял, что я дал его тебе первого числа?

— Вот пометка — "БМ". Браслет Мейера.

— Ну ладно, значит, получается ровно две недели. Ну и чего ты от меня хочешь? Я же сказал, что он начнет действовать через две недели.

— Ты сказал — через десять дней.

— Быть такого не может. Я сказал: через две недели.

— В любом случае прошло больше двух недель.

— Слушай, Берт, этот браслет творит чудеса, он может вылечить буквально все, начиная с артрита и кончая…

— Тогда почему он на меня не действует?

— А чего ты, собственно, ждал от него? — ухмыльнулся Мейер. — Чуда?

На алфавитных страничках записной книжки Сары Флетчер Карелла не нашел ничего интересного. У нее был хороший почерк, и все имена, адреса и номера телефонов читались легко. Даже когда она вычеркивала старый телефонный номер, то это делалось одной ровной чертой, а под ней вписывался новый. Полистав книжку, Карелла пришел к выводу, что большинство ее знакомых представляли собой супружеские пары (Чак и Нэнси Бентон, Гарольд и Мэри Спендер, Джордж и Ина Гроссман и так далее). Помимо этого, там были телефоны нескольких ее подруг, местных магазинчиков и предприятий бытового обслуживания, парикмахера Сары, ее зубного врача, а также номера нескольких городских ресторанов. Это была самая обычная, ничем не примечательная записная книжка, однако в самом ее конце Карелла наткнулся на страничку, наверху которой было напечатано: "ДЛЯ ЗАМЕТОК".

— Меня из всего этого интересует только одно, — тем временем продолжал Клинг, — мое плечо по-прежнему болит. Да это просто счастье, что мне не пришлось участвовать в какой-нибудь перестрелке, потому что в этом случае мне бы не удалось быстро выхватить револьвер.

— Когда ты в последний раз был в перестрелке? — скептически прищурился Мейер.

— Да я, считай, каждый день в них участвую, — засмеялся Клинг.

Под словами "ДЛЯ ЗАМЕТОК" было пять имен, адресов и телефонных номеров, вписанных аккуратным почерком Сары. Все имена принадлежали мужчинам. Было совершенно очевидно, что они были занесены в книжку в разное время, поскольку одни были написаны карандашом, другие чернилами. Заключенные в скобки загадочные сокращения, сопровождавшие каждую запись, были сделаны разноцветными фломастерами.

— Эндрю Харт

Холл-авеню, 1120, 622-8400 (БиГП) (СДж)

— Майкл Торнтон

Саут-Линдер, 371, 881-9371

(С)

— Лу Кантор

Северная 16-я улица, 434, ФР-2346

(ЛС) (СДж)

— Сэл Декотто

Гровер-авеню, 831, ФР-3287

(С) (СДж)

— Ричард Феннер

Хендерсон, 110, 593-6648

(ОуК) (СДж)

Если что Карелла и любил, так это всевозможные коды и шифры. Он "обожал" их почти так же, как корь, ветрянку и краснуху у своих близнецов.

Тяжело вздохнув, он выдвинул верхний ящик стола и достал оттуда телефонный справочник Айсолы. Он искал адрес первого человека из списка Сары Флетчер, когда Клинг сказал:

— Слышь, Мейер, есть парни, которые обожают мусолить дело даже после того, как оно закрыто.

— Ты кого имеешь в виду?

— Одного вполне конкретного, очень подозрительного детектива.

Карелла сделал вид, что ничего не слышал. Адрес Эндрю Харта в телефонном справочнике совпадал с адресом в записной книжке. Он еще раз сверился со списком и полез в конец справочника.

— Когда-то я знал одного очень подозрительного полицейского, — сказал Мейер и подмигнул.

— Ух ты! Расскажи, — попросил Клинг и тоже подмигнул.

— Случилось это в Беттауне, когда он был на обходе… Это было… года три-четыре назад. Стоял дикий мороз, не такой, как сегодня, а еще хуже, но тот парень… он был таким дотошным, таким подозрительным, что обходил свой участок, что твоя ищейка, даже в бары не заходил выпить кофейку или там капельку-другую для согреву.

— Прямо ненормальный какой-то, — ухмыльнулся Клинг.

Карелла нашел адрес Майкла Торнтона, второго человека из списка Сары Флетчер. Он тоже совпадал с адресом в записной книжке.

— Так он и был ненормальным, можешь не сомневаться, — закивал Мейер. — А уж подозрительный до того, что просто жуть берет. Я говорил, что в тот день было чертовски холодно?

— Кажется, говорил.

— Ты слушай дальше, — продолжал Мейер, закуривая. — Так вот, у одной симпатичной и о-очень хорошо сложенной дамочки из Беттауна была привычка купаться каждый Божий день в любую погоду, не важно — дождь, снег, жара или слякоть. Да, я говорил, что грудь у нее была необъятная?

— По-моему, говорил.

Карелла продолжал листать телефонный справочник, сверяя имена и адреса.

— Жила она у самого берега реки и обожала купаться нагишом, потому что дом ее стоял на отшибе, почти в самом конце острова. Это было еще до того, как построили новый мост, и в ту часть Беттауна надо было добираться на пароме. Так получилось, что дом этой дамочки находился на участке того самого подозрительного полицейского. И вот, представь себе, она выскакивает на берег, обхватив себя руками и растирая бока — ведь холодно! — и тот подозрительный…

— Ну-ну, и что же он? — нетерпеливо спросил Клинг.

— Он смотрит, как она, растираясь, несется к воде и орет: "Стой, полиция!" Она останавливается, поворачивается к нему, по-прежнему обхватив себя под грудями, и возмущенно спрашивает: "Что я сделала, офицер? Что я такого нарушила?" А он ей отвечает: "Не то, что вы сделали, леди, а то, что собирались сделать. Неужели вы думаете, что я буду стоять и спокойно смотреть, как вы топите этих двух милых щенков с розовыми носиками?!"

Клинг захохотал. Мейер тоже заржал над своей собственной шуткой и хлопнул ладонью по столу.

— Ребята, может, вы наконец заткнетесь? — поинтересовался Карелла.

Он проверил все пять адресов. Утром ему предстояла большая работа.

* * *

Это было шестое по счету письмо, написанное Эйприл Кареллой Санта-Клаусу. Стоя на кухне, она еще раз перечитывала его через плечо матери.

"Дарагой Санта!

Надеюсь, что тебя не очинь расердят эти мои письма. Я знаю, что ты очинь занет в это время года. Но я кое-что придумала и хотела изминить мое последнее письмо. Пжалуста, не принаси швейный наборчик, а вместо этого я бы хотела куклу как у Ронни. Мой брат Марк сам напишит тебе о сваих желаниях. Пока с увожением Эйприл Карелла"

— Мам, ну как? Что об этом думаешь? — спросила Эйприл.

Она стояла у матери за спиной, и та не видела ее губ, а потому даже не подозревала, что к ней обращается дочь. Тэдди Карелла, очаровательная женщина с черными как ночь волосами и блестящими темно-карими глазами, была глухонемой. Только глазами она могла почувствовать, как рождаются слова, потому что для нее слова были видимыми и осязаемыми, "вылепливались" прямо в воздухе пальцами, она могла прочесть их на ощупь в темноте, положив руку на губы своего мужа, и значение каждого слова было для нее куда более глубоким, чем если бы она воспринимала их только на слух. Она была целиком поглощена ошибками в письме дочери и не заметила, как Эйприл обошла вокруг ее стула. Ну почему дочь в состоянии правильно написать слово "желания" и тут же до неузнаваемости искорежить слово "занят"? Это находилось за пределами понимания Тэдди. Может быть, стоит сходить к учительнице Эйприл и деликатно посоветовать, что какими бы великолепными ни были у ребенка способности к правописанию, но у нее будет получаться гораздо лучше, если бы воображаемый процесс складывания букв в слова можно было как-нибудь контролировать. Конечно, что-то из первоначального смысла слова может потеряться, но…

Эйприл дотронулась до ее руки.

Тэдди посмотрела на дочь в неярком свете лампы, висевшей над старым дубовым столом в большой кухне, и в который раз поразилась их почти невероятному сходству. Но, что более важно, даже выражение лиц у обеих было одинаковым. Когда Эйприл повторила вопрос, Тэдди посмотрела на ее губы, потом подняла руки и медленно "произнесла" свой ответ, в то время как Эйприл не сводила глаз с рук матери. С некоторым удивлением Тэдди подумала, что ребенок, который не может правильно написать слово "занят", с легкостью понимает фразу, которую она составляла пальцами, особенно если это фраза: "Ты пишешь с ошибками". Но Эйприл, улыбаясь и кивая в знак понимания, смотрела, как из букв складывается одно слово, потом другое, потом целое предложение… Наконец она кивнула и сказала:

— Мам, а в каких словах у меня ошибки? Покажи, пожалуйста.

Они начали перечитывать письмо, но в этот момент Эйприл услышала щелчок замка во входной двери. Ее глаза встретились с глазами Тэдди, и на их лицах мгновенно появилась улыбка. Они вместе поднялись из-за стола. Марк, брат-близнец Эйприл, уже летел сломя голову вниз по лестнице встречать отца.