— А это далеко от города? — тихо спросила Мойра.

— Я думаю, что по самым скромным подсчетам сержанту на дорогу туда и обратно потребуется полтора часа, — весело ответил я и, положив Мойру на кровать, перевернул ее на живот. Ее аппетитная попка лежала прямо передо мной. — Так что…

Я погладил ладонью ягодицу Мойры, а потом просунул руку между ее ног. Вскоре мой палец проник во влагалище Мойры, и я подтянул ее поближе к моему распрямившемуся стержню.

— Твоя попка не только прекрасна, — сказал я, просовывая свой член в теплую щель, раскрывшуюся у основания этих изящных округлостей, которые я сжал что есть мочи, — но и необыкновенно красноречива. Она умеет разговаривать, и я слышу, что она сейчас мне говорит.

Мойра подалась немного назад, и ее попка прижалась к моему телу. Мой стержень вошел в нее по самое основание, а затем принялся легко двигаться в теплом и влажном туннеле.

— Кончай болтать, — задыхаясь, произнесла Мойра, — пусть твой член разговаривает с ней.

Глава 6

Насытившись любовью, мы какое-то время лежали, не выпуская друг друга из объятий.

— Это было божественно, — мечтательно произнесла Мойра, — просто божественно.

— Рады были угодить, — скромно ответил я.

— Я удовлетворена и душой и телом.

Мойра вздохнула с довольным видом и начала рассеянно играть с моим увядшим членом.

— Я никак не могу остыть после того восторга, который мы вкусили, — сообщила она. — Мое тело и моя душа шлют тебе свою искреннюю благодарность.

— В свою очередь благодарим вас за вашу милость, — лениво отозвался я. — Руководство будет вам искренне признательно, если вы выразите свою благодарность в письменном виде.

Я мягко отстранил ее шаловливые пальчики и, повернувшись на бок, принялся искать часы, которые оставил на низеньком столике у противоположного конца кушетки.

— Что ты делаешь?

— Ищу часы.

— А сколько сейчас времени?

Наконец я нащупал часы и посмотрел на них.

— Двадцать минут первого, — сказал я Мойре.

— Мы с тобой несколько увлеклись, — мягко заметила она.

Я встал с кушетки и подошел к телефону. На этот раз дежурный взял трубку не так быстро.

— Это снова Уилер, — сказал я. — Сержант Полник еще не вернулся?

— Нет еще, лейтенант.

— А когда он уехал?

— Сразу же после вашего звонка. Могу ли я вам чем-нибудь помочь, лейтенант?

— Сейчас пока ничем, спасибо. Но как только он вернется, вы мне позвоните, хорошо?

— Не сомневайтесь, лейтенант. — Голос дежурного был очень вежливый. — А по какому номеру?

— Ко мне домой, — прорычал я. — Куда же еще?

— Не обижайтесь, лейтенант. — Голос дежурного стал еще более вежливым. — Просто у тех, кому выпадает дежурить ночью, есть такая договоренность — если лейтенант звонит после полуночи, всегда проверять, по какому номеру он находится.

— А никакой другой договоренности у вас нет? — язвительно спросил я.

— Почему же, есть — если отвечает женский голос, значит, ты попал куда надо!

— Да это же просто бунт! — зарычал я. — Как ваше имя?

— Патрульный Стивенс, лейтенант.

И тут я понял, с кем имею дело. Патрульный Стивенс представлял собой редчайший феномен — он имел университетское образование и мечтал стать образцовым полицейским. Не будь он таким дураком и избери себе другой род занятий, то сделал бы блестящую карьеру и получал бы хорошие деньги. Но ему взбрела в голову сумасшедшая мысль — сделаться полицейским.

— Мне кажется, у нас есть общие друзья, — заговорил я таким тоном, будто мы со Стивенсом были лучшими приятелями. — Не вас ли я видел недавно с шикарной бабенкой по имени Аврил Джоунс?

— Это было в понедельник или во вторник, лейтенант? — уточнил дежурный.

— Во вторник.

— Нет, сэр, это была не она. — Голос патрульного даже не дрогнул. — Эту шикарную бабенку звали Тони Дель Гуардо.

— Подумать только! — воскликнул я, вложив в свой ответ все изумление, которое только смог изобразить. А потом немного отодвинул ото рта трубку и прокричал: — Эй, Тони! Как тесен мир!

Я повесил трубку и, повернувшись, встретился взглядом с Мойрой. Ее зеленые глаза смотрели на меня необычайно серьезно.

— Я совсем забыла о сержанте, это нехорошо, — тихо сказала она.

— Но я же сказал тебе, что он вернется только через полтора часа. И то только в том случае, если все сложится благополучно, — ответил я. — Так что сейчас он, наверное, уже возвращается. Его могли задержать множество непредвиденных мелочей.

— Но ты встревожен, — заметила Мойра.

— Пока еще нет, — отрезал я. — Но если он не вернется в течение часа, тогда я начну волноваться.

— Ты — прекрасный любовник и совершенно никудышный обманщик, мой милый Эл, — мягко произнесла Мойра. — Сейчас я оденусь, и ты можешь по дороге в офис забросить меня в отель.

Двадцать минут спустя я остановил машину у отеля «Старлайт». Мойра Артур вышла из нее, а затем, просунув голову в окно, сказала:

— Надеюсь, сержант благополучно вернется. — Она медленно улыбнулась. — Это была необыкновенная ночь. Но, как и всему на свете, ей пришел конец. Я получила то, что хотела, и, надеюсь, все было взаимно. Так что еще раз спасибо тебе. Мое тело благодарно тебе за удовольствие.

Мойра быстро вошла в двери отеля, а я отъехал от тротуара и помчался по улице. Стояла светлая лунная ночь. Было достаточно поздно, и машин почти не было. Я помнил, что всю эту историю о часе, в течение которого должен был вернуться сержант Полник, я придумал для успокоения своей совести. Поэтому решил съездить на место встречи и узнать, что с ним случилось. Мягкое урчание мотора быстро перешло в рев, а стрелка спидометра переместилась к указателю максимальной скорости.

Дорога, ведущая на Лысую гору, проходила по склону, куда не попадал лунный свет. Так что мне пришлось ехать с дальним светом. Не прошло и пяти минут, как фары высветили развилку, и я свернул на старую дорогу, позабыв сбросить скорость на повороте. Эта дорога вела в каньон, петляла у подножия горы. И после первого же поворота я снова попал в полосу лунного света, сбросил скорость до минимума и выключил фары. Однако через пару секунд я опять включил их — ведь в ночной тишине звук мотора слышен на расстоянии пяти миль, мрачно подумал я. Так что меня все равно услышат задолго до того, как я появлюсь у старого дома.

Дорога снова круто свернула, и ярдах в пятидесяти от меня я вдруг увидел дом. У входа в него, капотом к покосившейся веранде, стояла машина. Я свернул с дороги, и свет моих фар буквально залил ее. Так и есть — это была видавшая виды развалюха Полника. Я остановился рядом с ней, выключил мотор и распахнул дверцу. Вытащив из кобуры револьвер 38-го калибра, я вышел из машины. Пригнувшись, я быстро обошел обе машины сзади и остановился у левого заднего крыла развалюхи Полника. Там я присел на корточки и стал ждать.

Где-то высоко в горах резко прокричала сова. Она словно протестовала против того, что человек, это глупое создание, нарушил ее покой. Сколько от него шума, и съесть его не съешь — слишком крупный.

Мне показалось, что я прождал целую вечность. Однако на самом деле прошло не больше минуты. Я осторожно протянул левую руку И, нажав на ручку, резко распахнул заднюю дверцу машины сержанта. Выстрела не последовало; все было тихо. Подождав несколько секунд, я нырнул на заднее сиденье. Там никого не было, и на переднем сиденье тоже. Выбравшись из развалюхи Полника и захлопнув дверцу, я вернулся к своей машине.

На душе у меня скребли кошки; тревога, охватившая все мое существо, усиливалась с каждой минутой. Я вытащил из бардачка фонарь и направился к дому. Если бы там кто-то был, то давно бы уже попытался меня убить. Машина Полника стояла здесь, значит, и сам сержант где-то поблизости. Мне не хотелось думать о том, что он убит. Пока есть хоть малейшая надежда на то, что он жив, я буду надеяться!

Я пересек веранду, и прогнившие доски пола заскрипели под моими ногами. Покосившаяся входная дверь была приоткрыта, и луч фонаря осветил узкий коридор.

Я медленно прошел в дом, держа указательный палец правой руки на спусковом крючке револьвера. Увидев слева от себя дверь, распахнул ее и осветил фонариком стены комнаты. Она была пуста. Пройдя пару ярдов по узкому коридору, я увидел распахнутую дверь в комнату справа. На полу лежал какой-то предмет, я мгновенно направил на него луч фонаря: из комнаты торчала чья-то нога.

Помещение конечно же было пустым, если не считать Полника, распростертого лицом вниз на грязном полу. Он все еще сжимал правой рукой револьвер. Вместо затылка у сержанта было кровавое месиво, наполовину застывшее и словно затянутое серой паутиной. Я убрал револьвер в кобуру и опустился на колени рядом с Полником. Я взял его голову в свои руки и почувствовал, что он уже совсем остыл. Держа одной рукой голову за подбородок, другой нащупал фонарь и осветил лицо сержанта. Глаза его были широко раскрыты — он не сощурился, чтобы уберечь их от яркого света, на лице застыло выражение легкого удивления. Я сидел так, поддерживая одной рукой голову Полника и глядя ему в лицо, пока у меня не затекли ноги. Тогда я осторожно опустил его голову на грязный пол и с трудом, поднялся.

Очевидно, картина случившегося была такова: убийц было двое. Один из них сидел в этой комнате, а другой спрятался в той, с левой стороны, в которой я уже был. Полник прошел по коридору, и тогда убийца на цыпочках подкрался к нему сзади и с расстояния, не превышавшего трех футов, всадил ему в голову две, а может, три или даже четыре пули.

Я вышел из дома и, к своему удивлению, обнаружил, что плачу. До этого момента я был уверен, что взрослые мужчины никогда не плачут. Это было привилегией женщин и детей; мужчина же крепко сжимает челюсти и не выпускает свое горе наружу. Однако я не стыдился своих слез — сержант Полник был моим старым другом и коллегой. Во мне заговорила совесть. И еще я почувствовал, как в душе моей, словно лавина, нарастает ужаснувшее меня своей силой чувство вины, которую ничем не искупить и не загладить.