Агата Кристи - Бремя любви

– До свидания, мистер Болдок. Спасибо за приглашение. Мне было очень приятно.

Вежливые слова легко соскользнули у нее с губ. Лаура была воспитанной девочкой.

– Умница. – Мистер Болдок похлопал ее по плечу. – Всегда будь вежливой. Учтивые слова облегчают жизнь. А когда доживешь до моих лет, будешь говорить что захочешь.

Лаура улыбнулась и вышла через железную калитку, которую мистер Болдок ей открыл. Но вдруг нерешительно обернулась.

– Ну что еще?

– А это уже решено, насчет нашей дружбы?

Мистер Болдок потер нос.

– Да. – Он вздохнул. – Решено.

– Надеюсь, вам это не очень тяжело?

– Нет, не очень… Но учти, мне надо к этой мысли привыкнуть.

– Конечно. Мне тоже. Но я думаю… думаю, это будет замечательно. До свидания.

– До свидания.

Мистер Болдок посмотрел вслед удаляющейся фигурке и раздраженно буркнул: «Ну вот, старый дурак, влип в историю!»

Он повернул к дому, где его поджидала экономка.

– Девочка ушла?

– Да.

– Мало она что-то пробыла.

– Вполне достаточно, – сказал мистер Болдок. – Дети и люди более низкого положения никогда не чувствуют, что пора прощаться. Приходится им напоминать. – Он прошел мимо миссис Роуз.

– Да прямо уж! – возмущенно бросила она ему вслед.

– Спокойной ночи. Я иду в библиотеку, и больше меня не беспокойте.

– А что на ужин…

– Приготовьте что хотите, – махнул рукой мистер Болдок. – И заберите все эти сласти или отдайте кошке.

– О, спасибо, сэр. Моя племяшка…

– Да кому угодно, племяшке или кошке.

Он вошел в библиотеку и закрыл дверь.

– Старый ворчун! Но я его все-таки понимаю. Не каждый это сумеет.

Лаура вернулась домой в прекрасном расположении духа от сознания своей значимости. Просунув голову в окно кухни, где горничная Этель корпела над узором вязанья, она сообщила:

– Этель, у меня есть друг.

– Да, деточка? – машинально отозвалась Этель, продолжая бормотать: – Пять петель столбиком, две в одну, восемь столбиком…

– У меня есть друг, – повторила Лаура.

Этель твердила свое:

– Пять с накидом, три в следующую… а в конце не получается. Где же я ошиблась?

– У меня есть друг, слышишь? – крикнула Лаура, разозлившись, что горничная не оценила ее доверительности.

Этель испуганно подняла голову:

– Тише, тише, дорогая.

Лаура раздраженно отошла от окна.

Анжела страшилась возвращаться домой, но, когда подошло время, ей показалось, что все не так ужасно.

– Смотри, – сказала она мужу, когда они свернули к дому. – На крыльце нас ждет Лаура. Вид у нее взволнованный.

Машина остановилась, она вышла и, нежно обняв дочь, воскликнула:

– Лаура, дорогая, как я рада тебя видеть! Ты очень скучала без нас?

– Нет, не очень, – честно призналась Лаура. – Я была занята. Связала тебе коврик из рафии.

Анжела вдруг вспомнила Чарльза. Как он, бывало, мчался ей навстречу, бросался ее обнимать, приговаривая: «Мамочка, мамочка, мамочка!»

Как же тяжело было это вспоминать. Отогнав грустные мысли, Анжела улыбнулась Лауре:

– Коврик из рафии? Как трогательно, дорогая!

Артур Фрэнклин потрепал дочку по волосам:

– Ты, по-моему, подросла, киска.

Все вместе они прошли в дом.

Лаура сама не знала, чего ждала от встречи. Вот и вернулись родители, уделяют ей внимание, расспрашивают, рады ее видеть. Но что-то было не так. И дело не в них, а в ней самой. Она не смогла… не смогла что?

Не сказала, что хотела, выглядела и чувствовала себя не так, как ей представлялось.

Все прошло не так, как она планировала. Места Чарльза она не заняла. Чего-то ей не хватило. Но завтра все будет по-другому, убеждала себя Лаура, а если не завтра, то на следующий день или днем позже. Ведь она душа дома, вспомнила Лаура понравившуюся фразу из старинной детской книжки, которую нашла на чердаке.

Теперь-то она определенно душа дома.

Вот только ощущала она себя, к сожалению, все такой же, как прежде, Лаурой.

Просто Лаурой.

– Болди, кажется, привязался к Лауре, – сказала мужу Анжела. – Представляешь, он приглашал ее на чай, когда нас не было.

Артур ответил, что очень хотел бы знать, о чем они беседовали.

– Мне кажется, – немного помолчав, продолжала Анжела, – нам следует сказать Лауре. Иначе она узнает от слуг или кого-то еще. В конце концов, она уже не маленькая, чтобы пичкать ее сказками о капусте и аистах.

Анжела полулежала в глубоком плетеном кресле под кедром. Повернув голову, взглянула на мужа в шезлонге.

На лице ее еще были заметны следы пережитых страданий. Жизнь, которую она вела, пока не сгладила ощущения потери.

– Родится мальчик, – сказал Артур Фрэнклин. – Я уверен, что будет мальчик.

Анжела улыбнулась и покачала головой:

– Что толку гадать?

– А я не сомневаюсь.

Он был совершенно в этом уверен.

Родится мальчик, похожий на Чарльза. Другой Чарльз, но такой же голубоглазый, веселый, шаловливый, ласковый.

А Анжела подумала: «Может, и мальчик, но он же не будет Чарльзом».

– Хотя мы будем рады и девочке, – не очень уверенно произнес Артур.

– Но ты же хочешь сына, Артур?

– Да, – вздохнул он. – Я бы хотел сына.

Мужчине нужен сын. Дочери – это совсем не то.

Он вдруг ощутил какое-то смутное чувство вины и сказал:

– Лаура и правда славная девочка.

– Да, – искренне согласилась Анжела. – Милая, спокойная, всегда готовая помочь. Нам будет недоставать ее, когда она уедет в школу. – И, подумав, добавила: – Мне бы хотелось, чтобы это оказалась не девочка, отчасти и потому, что Лаура может ревновать к маленькой сестренке. Хотя какие могут быть для этого основания?

– Никаких, конечно.

– Но дети иногда ревнуют к младшим, и это вполне естественно. Поэтому и надо сказать ей, подготовить ее.

Вскоре после этого разговора Анжела как-то спросила дочь:

– Тебе не хотелось бы иметь маленького братика? Или сестренку? – добавила она с запозданием.

Лаура в замешательстве уставилась на мать. Она не поняла. Слова как будто были лишены всякого смысла.

– Видишь ли, дорогая, – мягко продолжала Анжела, – у меня будет ребенок… Родится в сентябре. Замечательно, правда?

Но когда Лаура, что-то пробормотав, попятилась и с горящим от волнения лицом выбежала из комнаты, Анжела немного встревожилась.

– Может быть, мы поступили неправильно? – поделилась она своим беспокойством с мужем. – Я никогда ей ничего не рассказывала… о таких вещах, я имею в виду. Наверное, она не имеет представления, как все это происходит.

Артур Фрэнклин заметил, что, поскольку число котят, рожденных в этом доме, достигло астрономической цифры, вряд ли Лаура до сих пор пребывает в неведении, как рождаются дети.

– Да, но она, возможно, думает, что у людей это бывает по-другому. Поэтому, возможно, новость и шокировала ее.

Да, действительно, для Лауры эта новость оказалась шоком, но только не в биологическом смысле. Просто ей никогда не приходило в голову, что у ее матери может быть еще ребенок. А ведь ее расчет был предельно прост. Чарльз умер, она осталась единственным ребенком у родителей и была для них «всем на свете», как она это сформулировала.

А оказалось, что скоро появится другой Чарльз.

В отличие от Артура и Анжелы, она нисколько не сомневалась, что родится мальчик.

Отчаянию Лауры не было предела.

Скорчившись, она долго сидела на краешке парниковой рамы над огурцами, пытаясь справиться с горем.

Наконец, приняв решение, поднялась, вышла на дорогу и побрела к дому мистера Болдока.

Тот, скрежеща зубами и злобно фыркая, писал для научного журнала едкую рецензию на труд всей жизни своего коллеги-историка.

Он повернул разъяренную физиономию, когда миссис Роуз, тихонько постучав, открыла дверь и объявила:

– К вам пришла мисс Лаура.

– О! – воскликнул мистер Болдок, едва сдерживаясь, чтобы не разразиться потоком брани. – Это ты!

Он был в замешательстве. Хорошенькое дело, если ребенок станет здесь появляться в любое время! Вот этого он не предвидел. Черт возьми этих детей! Дай им палец, всю руку отхватят. Не зря он никогда не любил детей.

Он удрученно смотрел на Лауру. Она, видимо, не испытывала неловкости. Вид у нее был серьезный, глубоко несчастный, но вполне уверенный, что она имеет полное право здесь находиться. Она не стала произносить никаких вежливых фраз, а сразу выпалила:

– Я пришла сказать вам, что у меня скоро будет маленький братик.

– О! – растерянно воскликнул ошеломленный мистер Болдок. – Вот оно что… – добавил он, стараясь выиграть время, глядя в белое застывшее лицо Лауры. – Вот это новость! – Он немного помолчал. – Ты рада?

– Нет, не рада.

– Да, младенцы – препротивные существа, – сочувственно вздохнул он. – Ни зубов, ни волос, вопят как оглашенные. Матери, конечно, их любят. Обязаны любить. Эти несчастные козявки не выживут, если о них не заботиться. Вот когда их трое или четверо, тогда все не так плохо, – ободрил он Лауру. – Все равно что котята или щенки.