— А Иван?

— Лично я подозреваю, что Иван — это не кто иной, как Номер Четыре.

— Что-о-о?..

— Вы же знаете, что он первоклассный актер и может сыграть любую роль.

Я вспомнил привратника из психолечебницы, мясника из «Гранит-Бангалоу», вежливого доктора — все эти роли были сыграны одним человеком, но какие разные характеры!

— Удивительно, — наконец выдавил из себя я. — Все совпадает. Саваронов догадывался о заговоре и поэтому отказывался от игры до последнего.

Пуаро посмотрел на меня. Затем начал ходить взад-вперед по комнате.

— У вас случайно нет книги о шахматах? — неожиданно спросил он.

— Где-то была. Сейчас поищу.

Я пустился в поиски и вскоре вручил книгу Пуаро, который, опустившись в кресло, начал прилежно ее изучать.

Минут через пятнадцать зазвонил телефон. Я поднял трубку. Джепп сообщил нам, что Иван вышел из квартиры с большим пакетом, сел в ожидавшее его такси, и погоня началась. Создалось впечатление, что он старался уйти от преследования. Наконец, уверенный, что скрылся от погони, он направился в большой пустой дом в Хэмпстеде. Дом уже окружен.

Все эти новости я изложил Пуаро, который слушал меня вполуха, а когда я умолк, сказал:

— Послушайте, мой друг. Вот испанская партия: 1. e2 e4, e7 e5; 2. Kg1 f3, Kb8 c6; 3. Cf1 b5. И вот здесь возникает проблема третьего хода черных, так как вариантов продолжения очень много. Убит Уилсон был на третьем ходу — Cf1 b5. Но почему на третьем — можете мне ответить?

Я признался, что не имею об этом ни малейшего представления.

— Вот вы сидите, Гастингс, и слышите, что внизу кто-то сначала открыл дверь, потом ее закрыл. Что вы скажете по этому поводу?

— Кто-то, вероятно, вышел из дома.

— Возможно, но задумывались ли вы над тем, что иногда существуют два взгляда на решение одной и той же проблемы — прямо противоположных. Ведь человек мог и войти. Как тут угадать? И если угадать не удастся, то после то тут, то там начинают вылезать несоответствия, которые, в сущности, и показывают тебе, что ты на не правильном пути.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, — вскочил вдруг с кресла Пуаро, — что я трижды дурак. Быстрее, быстрее поехали на квартиру в Вестминстере. Может быть, еще успеем.

Мы остановили такси. На мои вопросы Пуаро не отвечал. Подъехав к дому, мы помчались наверх. На наш стук никто не ответил, однако, прислушавшись, я услыхал из-за двери какие-то стоны.

У привратника внизу оказался запасной ключ, и через несколько минут он вместе с нами вошел в комнату.

Пуаро сразу же ринулся в заднюю комнату. Там стоял тяжелый запах хлороформа. На полу, связанная и с кляпом во рту, лежала Соня Давилова. Лицо ее было прикрыто обрывком ткани, пропитанной хлороформом. Пуаро скинул на пол ткань и начал приводить девушку в чувство. Наконец прибыл врач и сам ею занялся.

А гроссмейстер Саваронов исчез.

— Что все это значит? — недоумевая, спросил я.

— Это значит, что из двух предположений я выбрал неверное. Я вам говорил, что любой мог занять место Сони Давидовой, поскольку дядя не видел ее с малых лет?

— Да.

— То же самое касается и дяди. Изобразить его не так уж и сложно.

— О чем вы?

— Саваронов, видимо, действительно умер во время революции. И тот субъект, который выдавал себя за великого мученика, которого страдания настолько изменили, что близкие друзья едва узнали его, и который получил огромное состояние…

— Кто же это?

— Номер Четыре. Неудивительно, что он так перепугался, когда Соня призналась ему, что случайно подслушала, как он с кем-то говорил о Большой Четверке. И вот результат — он снова выскользнул из моих рук. Понял, что рано или поздно я нападу на правильный след, и тогда ему не поздоровится. Он отослал слугу с каким-то пустяковым поручением, чтобы отвлечь внимание полиции, усыпил хлороформом девушку и покинул этот дом, прихватив, по всей вероятности, все ценные бумаги, оставленные в наследство Саваронову благодарной вдовой сахарного заводчика.

— Но кто же, в таком случае, пытался его убить?

— Да никто не пытался. Умереть должен был Уилсон.

— Но почему?

— Дорогой Гастингс, Саваронов считался номером два в шахматном мире. А наш гениальный Номер Четыре не знаком даже с азами шахматной игры. Поэтому вполне естественно, что он приложил максимум усилий, чтобы матч не состоялся. Когда же ему это не удалось, судьба Уилсона была предрешена. Никто не должен был догадаться, что «Саваронов» даже не умеет правильно передвигать фигуры. Уилсон любил испанскую партию, и он решил играть ее. Номер Четыре приговорил его к смерти на третьем ходу, так как следующий ход уже предполагал множество вариантов, и предугадать следующий ход противника чрезвычайно сложно.

— Но позвольте, Пуаро, — настаивал я. — Выходит, мы имеем дело с ненормальным? Я готов в качестве варианта принять вашу версию, возможно, вы даже правы, но убить человека просто так, чтобы сыграть роль до конца, — это уж чересчур. Гораздо проще и безопаснее было все-таки не соглашаться. Он мог сказать, что врач запретил ему волноваться, или изобразить из себя затворника.

Пуаро в задумчивости поморщил лоб.

— Естественно, Гастингс, были и другие варианты, но этот — самый надежный. Избавиться от человека — и все пойдет своим чередом. Как ни выбирай, это самое надежное средство. Представьте себя на месте Номера Четвертого. Вот он садится за столик. Не сомневаюсь, что он побывал не на одном шахматном турнире и знал, как себя вести, как играть роль великого шахматиста. Он садится и делает вид, что обдумывает различные варианты, а сам втайне ликует. Он уверен, что двух ходов, которые он выучил, будет вполне достаточно. Кроме того, я думаю, он был очень горд оригинальностью своего замысла. Уилсон сам выбрал время своей казни — третий ход. Да, Гастингс, теперь я начинаю понимать нашего лицедея, его психологию.

Я пожал плечами.

— Возможно, вы и правы, но какой разумный человек станет подвергать себя риску — если его можно избежать.

— Риску? — переспросил Пуаро. — Но где вы видите риск? Разве Джепп смог бы решить этот шахматный ребус? Нет! Тысячу раз нет! Если бы Номер Четыре смог предусмотреть одну маленькую деталь, не было бы вообще никакого риска.

— И какую же? — заинтригованно спросил я, хотя заранее знал ответ.

— Он не учел, что этим делом займется сам Эркюль Пуаро.

У Пуаро было много положительных качеств, но скромность к их числу не относилась.

Ловушка с приманкой

Была середина января. Обычная зимняя погода для Лондона — грязь и слякоть. Мы сидели с Пуаро в креслах, наслаждаясь теплом весело потрескивавшего камина. Неожиданно я почувствовал на себе его взгляд.

— О чем это вы сейчас думаете? — спросил я.

— Я вспомнил, друг мой, когда вы в середине лета приехали в Лондон, вы сказали мне, что останетесь в Лондоне только на два месяца.

— Неужели так сказал? — смущенно спросил я. — Я ничего такого не помню.

Лицо Пуаро просветлело.

— Да, вы это говорили. И что же заставило вас изменить свои планы?

— Черт возьми, Пуаро, — сердито буркнул я. — Я не собираюсь оставлять вас один на один с этой ужасной компанией — «Бандой Четырех».

Пуаро посмотрел на меня с нежностью.

— Я так и думал. Вы преданный друг, Гастингс. Вы задержались, чтобы помочь мне. Большое спасибо, но ваша жена Синдерелла,[30] ваша маленькая Золушка, как вы ее называете, что скажет она?

— Я об этом как-то не думал, но считаю, что она меня поймет. И скажет, что я поступил правильно, не оставив друга в беде.

— Да, я знаю, она тоже очень преданный друг. Но это дело может затянуться надолго, ведь так?

Обескураженный, я кивнул.

— Уже прошло полгода, — заметил я, — а мы все топчемся на месте. Знаете, Пуаро, меня не покидает мысль, что мы должны… ну, словом, что-то предпринять.

— Вы всегда спешите, Гастингс. И что же вы конкретно предлагаете?

Это было похоже на вызов, но отступать я был не намерен.

— Пора нам перейти в наступление, — заявил я, — что мы все это время делали? Отступали. И чего мы в результате достигли?..

— Большего, чем вам кажется, мой друг. Прежде всего, мы установили личности Номера Два и Номера Три и более или менее изучили способы и методы, какими действует Номер Четыре.

Я немного воспрял духом. Если Пуаро так считает, значит, еще не все потеряно.

— Да, да, Гастингс. Мы проделали огромную работу. Вы правы только в том, что у нас нет доказательств, чтобы предъявить обвинение Райленду или мадам Оливье, а без доказательств — кто же нам поверит? Вы помните, как однажды я думал, что загнал Райленда в угол? Но ему удалось выскользнуть, и в этом ему помог Номер Четыре. И тем не менее мое особое мнение о деятельности Большой Четверки знают кое-какие влиятельные люди… даже в правительстве. Лорд Олдингтон, которому я однажды помог вернуть похищенные чертежи новейших подводных лодок, осведомлен о всех преступлениях Большой Четверки. И он, в отличие от других, всецело мне верит. Райленд, мадам Оливье и Лин Чан-йен пока гуляют на свободе, но каждый их шаг теперь контролируется.

— А Номер Четыре?

— Я уже вам сказал, Гастингс, что только сейчас начинаю понимать, как он действует. Вы можете надо мной смеяться, но я считаю, что главное — понять характер человека, знать, что он предпримет при определенных обстоятельствах, — в этом залог успеха. У нас своего рода дуэль, только он время от времени показывает, что умеет и на что способен, а обо мне он практически ничего не знает. Он все время на виду, я же — в тени. И чем меньше активности я проявляю, ожидая их действий, тем больше они меня боятся.