— Что-то вы совсем нас забыли, — укоризненно заметил Пуаро. — Последний раз мы встречались на деле о «желтом жасмине», то есть больше месяца назад.

— Я был на севере Англии. А вы что поделываете? Все еще бегаете за Большой Четверкой?

Пуаро погрозил ему пальцем.

— А вы все смеетесь надо мной? Смейтесь, смейтесь, но Большая Четверка действительно существует.

— В этом-то я не сомневаюсь, но не думаю, что все это настолько серьезно… Вас послушаешь — так это какой-то вселенский рассадник зла.

— Мой друг, вы напрасно их недооцениваете. Большая Четверка — это самая могущественная преступная организация современности. Какую цель они преследуют, к чему стремятся, не знает пока никто, но такой мощной международной преступной организации еще никогда не существовало. Их главарь — китаец, обладает неожиданным, по-восточному изощренным умом, ему помогают американец — один из богатейших людей мира, и француженка — гениальный ученый-физик, что же касается четвертого их подельника…

Джепп перебил его:

— Я все это знаю. Опять вы оседлали своего любимого конька, мосье Пуаро. Поговорим-ка для разнообразия о чем-нибудь другом, а то у вас уже просто какая-то мания обсуждать этих субчиков. Вас интересуют шахматы?

— Балуюсь иногда. А что?

— Разве вы не слышали о вчерашнем матче? Между двумя гроссмейстерами, и что один из них во время игры скончался.

— Я читал об этом в утренних газетах. Один из игроков, доктор Саваронов, — русский чемпион, а тот, кто умер — насколько я понял, от острой сердечной недостаточности — американец Гилмор Уилсон. А ведь совсем еще молодой, подавал большие надежды.

— Совершенно верно. Несколько лет назад Саваронов победил Рубинштейна[27] и стал чемпионом России. А об Уилсоне говорили, что это чуть ли не второй Капабланка.[28]

— М-да, жутковатая история, — задумчиво сказал Пуаро. — Если я не ошибаюсь, вас она очень насторожила!

Джепп смущенно рассмеялся.

— Вы угадали, мосье Пуаро. Я в недоумении. Уилсон был здоров как бык — никаких жалоб на плохое сердце. И вдруг — острая сердечная недостаточность. С чего бы?

— Вы считаете, что к смерти Уилсона причастен Саваронов! — воскликнул я.

— Едва ли, — сухо ответил Джепп. — Я считаю, что даже в России человек не может убить другого всего лишь из опасения проиграть ему партию в шахматы. И потом, говорят, что Саваронов играет не хуже Ласкера.[29] Нет, тут дело совсем в другом.

Пуаро задумался.

— Ну и что же вы об этом думаете? — спросил он. — Зачем нужно было Уилсону давать яд? Вы ведь подозреваете, что он был отравлен?

— Думаю, что да. Сердечная недостаточность — таков был официальный диагноз, но на самом деле врач дал понять, что не совсем в этом уверен.

— Ну и когда же состоится вскрытие?

— Сегодня вечером. Все-таки странно, выглядел Уилсон совершенно бодрым и здоровым. И только наклонился вперед, чтобы сделать очередной ход, как вдруг рухнул всем телом на столик и… все.

— Так мгновенно действуют очень немногие яды, — заметил Пуаро.

— Я знаю. Надеюсь, что вскрытие нам поможет. Но кому и зачем понадобилось убивать Уилсона — этого я понять не могу. Скромный, безобидный парень. Только что приехал из Штатов и, естественно, еще не успел нажить врагов.

— Действительно непонятно, — поддакнул я.

— Как бы не так, — улыбнулся Пуаро. — Уверен, что у Джеппа есть своя убедительная версия.

— Да, есть, мосье Пуаро. Я не верю, что яд предназначался Уилсону. Отравить хотели другого.

— Саваронова?

— Да. Когда-то он чуть не погиб — во время большевистской революции. Его даже объявили убитым. Но на самом деле ему удалось бежать. Года три он скрывался в лесах Сибири, пережил страшные испытания, после которых так сильно изменился, что даже его близкие друзья едва его узнали. Он поседел и сейчас выглядит много старше своих лет. Здоровье его сильно подорвано, из дома выходит очень редко. Кстати, он живет около Вестминстера, со своей племянницей Соней Давиловой и русским слугой. Вполне возможно, что он до сих пор боится, что за ним охотятся русские. Он никак не соглашался на этот матч. Несколько раз отказывался, и, только когда некоторые журналисты обвинили его в «неспортивном» поведении, согласился. Гилмор долгое время пытался вызвать его на матч и в конце концов своего добился. Эти янки кого хочешь добьют своим упорством. Почему Саваронов все время отказывался, спрашиваю я вас, мосье Пуаро? Да потому, что не хотел привлекать к себе внимание. Не хотел оказаться на виду. И отсюда мой вывод: Гилмора Уилсона прикончили по ошибке.

— Кто мог быть заинтересован в смерти Саваронова?

— Думаю, его племянница. Не так давно он получил огромное состояние, завещанное ему женой какого-то сахарного заводчика. Саваронов когда-то в молодости — при старом режиме — вел с ним дела. Эта женщина так и не поверила в то, что Саваронов погиб.

— Где состоялась шахматная игра?

— В доме Саваронова. Он же инвалид, и ему трудно ходить.

— Сколько людей наблюдало за ходом партии?

— Человек десять—пятнадцать.

Пуаро, скорчил страдальческую гримасу.

— Бедный мой Джепп. У вас довольно трудная задача.

— Знай я точно, что его отравили, я бы уж постарался ее решить.

— А вам не приходило в голову, что, если ваша версия верна и кто-то действительно пытался отравить Саваронова, он может предпринять вторую попытку?

— Конечно. Двое моих людей следят за домом Саваронова.

— Они будут там весьма кстати, на случай, если в дом проникнет кто-нибудь с бомбой под мышкой, — насмешливо произнес Пуаро.

— Я вижу, дело вас заинтересовало, мосье Пуаро, — заулыбался Джепп. — Не хотите ли пойти со мной в морг и взглянуть на труп до того, как с ним поработает наш доктор? Кроме того, может быть, какая-нибудь булавка для галстука будет тем самым ключом, с помощью которого вы сможете решить этот шахматный ребус.

— Да, кстати о галстуках, дорогой Джепп. Меня все время смущает ваш галстук. Позвольте-ка его немного поправить. Вот так гораздо лучше. А теперь можно и в морг.

Пуаро явно увлекся «шахматным ребусом». Давно я не видел, чтобы он так заинтересовался делом, не имеющим отношения к пресловутой «четверке», и был очень рад, что наконец-то он решил тряхнуть стариной.

В морге, глядя на неподвижное тело, я почувствовал жалость к этому молодому американцу, которого настигла такая смерть… Пуаро тщательно осмотрел тело. Нигде не было видно никаких повреждений, только небольшой шрам на левой руке.

— Врач говорит, что это след от ожога, — пояснил Джепп.

Затем Пуаро приступил к осмотру вещей убитого, которые принес полицейский. Их было немного: носовой платок, ключи, записная книжка и какие-то записки. Внимание Пуаро привлек предмет, стоявший немного в стороне.

— Шахматная фигура! — воскликнул он. — Белый слон. Она была у него в кармане?

— Нет. Он так крепко держал ее в руке, что мы едва сумели высвободить. Нужно будет вернуть ее Саваронову, она из его уникального комплекта слоновой кости.

— Позвольте мне самому вернуть этого белого слона хозяину. Это будет прекрасным предлогом для визита.

— Ага! — воскликнул Джепп. — Значит, вы решили заняться этим делом?

— Конечно. Что же мне остается — вы так ловко разожгли мое любопытство.

— Ну и хорошо. А то вы что-то совсем захандрили. Капитан Гастингс, я вижу, тоже доволен?

— Конечно же вы правы, — ответил я и рассмеялся. Пуаро опять начал осматривать тело.

— Вы ничего больше о нем сообщить не хотите? — спросил он.

— Вроде бы я и так все выложил.

— Вы не сказали, что убитый — левша.

— Вы чародей, мосье Пуаро. Да, он левша. Но как вы узнали? И имеет ли это отношение к делу?

— Нет-нет, — поспешил успокоить его Пуаро. — Не принимайте так близко к сердцу. Я просто хотел вас немного поддеть.

И мы все вместе вышли на улицу.

Следующим утром мы направились навестить Саваронова.

— Соня. Соня Давилова, — мечтательно пробормотал я. — Какое прекрасное имя.

— Вы неисправимы, Гастингс! — воскликнул Пуаро. — У вас в голове одни только женщины. Смотрите, как бы эта Соня Давилова не оказалась нашей с вами давней приятельницей графиней Верой Росаковой. — И он рассмеялся.

У меня испортилось настроение.

— Пуаро, неужто вы в самом деле предполагаете, что…

— Нет-нет, друг мой, я пошутил. Сейчас я совершенно не думаю о Большой Четверке, как считает наш друг Джепп.

Дверь квартиры нам открыл слуга с каким-то застывшим лицом. Казалось, этот человек вообще не в состоянии выражать какие-то эмоции.

Пуаро протянул ему свою визитную карточку, на которой Джепп нацарапал несколько рекомендательных слов, и нас провели в длинную, с низкими потолками комнату, которая была уставлена антикварными вещами, а стены ее были увешаны дорогими картинами. На одной из стен висело несколько чудесных икон, а на полу лежали великолепные персидские ковры. В углу на столе стоял самовар.

Я осмотрел одну из икон, которая мне показалась самой ценной, и повернулся к Пуаро, чтобы поделиться с ним своими соображениями, как вдруг обнаружил его стоящим на коленях — он что-то разглядывал на ковре. Ковер был безусловно очень красив, но такого пристального внимания все-таки не заслуживал.

— Это что, какой-нибудь особенный ковер? — на всякий случай спросил я.

— Ковер? Какой ковер? А… Этот? Да, замечательный, поэтому странно, что кто-то прибил его огромным гвоздем… Нет-нет, Гастингс, — остановил он меня, увидев, что я наклонился к ковру, пытаясь найти этот гвоздь. — Гвоздя уже нет, осталась только дырка.

Легкий шорох сзади заставил меня обернуться, а Пуаро — вскочить на ноги. В дверях стояла девушка невысокого роста. В ее темно-голубых глазах отражались изумление и легкий испуг. У нее было прекрасное грустное лицо, а ее черные волосы были коротко подстрижены. Говорила она мягким приятным голосом, но с сильным акцентом.