— Я постоянно боялся, — однажды признался мне он, — за вашу жизнь, Гастингс. Мысль, что вас могут убить в любую минуту, постоянно действовала мне на нервы. А теперь я, слава Богу, спокоен. Если даже они обнаружат, что вместо капитана Гастингса в Южную Америку прибыл кто-то другой — а я не думаю, что они пошлют туда для проверки кого-то, кто знает вас лично, — то решат, что вы снова задумали их обмануть, со свойственным вам хитроумием, и не придадут вашему исчезновению особого значения. В моей же смерти они уверены полностью и не будут больше откладывать осуществление своих гнусных планов.

— А что же дальше? — оживился я.

— А дальше, mon ami, произойдет воскрешение Эркюля Пуаро. Я появляюсь, когда куранты бьют ровно двенадцать часов, спутываю все их карты — и враг повержен! Пусть знают, как тягаться с самим Эркюлем Пуаро!

Я понял, что тщеславие Пуаро абсолютно неискоренимо, и напомнил ему, что уже несколько раз, будучи на сто процентов уверенным в успехе, он проигрывал партию. Но разубедить Пуаро, когда он уже предвкушает победу, — напрасная трата времени.

— Понимаете, друг мой, — продолжал Пуаро, — нам надо проделать нечто вроде карточного фокуса. Знаете какого? Вы берете четыре валета, кладете одного сверху колоды, другого — снизу, а остальных в середину. Потом колода перемешивается, и все валеты опять вместе. Старый фокус «с бородой». Вот я и хочу проделать такой же трюк с Большой Четверкой. Раньше было так: я сражаюсь сначала с одним членом Четверки, потом с другим и никогда — со всеми вместе. Вот я и хочу, чтобы они собрались разом, как четыре валета в колоде, и уничтожу их всех одним ударом.

— А что вы собираетесь предпринять, чтобы они собрались вместе? — спросил я.

— Затаиться в засаде и ждать подходящего момента.

— Но это ожидание может затянуться надолго! — проворчал я.

— Вы, как всегда, нетерпеливы, милый мой Гастингс. Но не огорчайтесь. Это долго не протянется. Теперь их ничто не удерживает. Единственный человек, которого они боялись, — мертв. Они начнут действовать самое большее через три месяца.

Когда он произнес слово «мертв», я вспомнил об Инглесе и его трагической смерти. И еще я вспомнил, что забыл рассказать Пуаро о смерти слуги Инглеса.

Пуаро внимательно выслушал меня.

 — Слуга Инглеса? Вы говорите, что этот китаец говорил по-итальянски? Удивительно.

— Поэтому-то я и решил, что его подослала ко мне Большая Четверка.

— Если бы они хотели поймать вас на крючок, Гастингс, то их посланник разговаривал бы не по-итальянски, а на пиджин-инглиш[78]. Нет, это был действительно слуга Инглеса. Вспомните, пожалуйста, подробнее все, что он говорил.

— Прежде всего он несколько раз упомянул о какой-то «Хэнделс Ларго» и произнес слово «каррозза». Это означает «экипаж», не так ли?

— Да. Больше он ничего не сказал?

— Потом, в самом конце, он пробормотал что-то вроде «Кара» и какое-то женское имя «Зиа». Не думаю, что все это имеет отношение к делу.

— Не скажите, друг мой, не скажите. Кара Зиа — это очень важно.

— Но я не вижу…

— Мой дорогой друг, вы, англичане, не слишком сильны в географии.

— При чем тут география? — обиженно спросил я.

— Да, сейчас нам очень бы пригодился мосье Томас Кук[79],— произнес Пуаро и замолчал, как всегда напустив на себя покров таинственности.

Как я ни был раздосадован но все же заметил, что настроение Пуаро значительно улучшилось, как будто он уяснил что-то для себя чрезвычайно важное.

Дни проходили, приятные, но монотонные. Приятные, потому что на вилле была отличная библиотека, а природа вокруг поражала своим великолепием. Монотонные, потому что меня раздражала вынужденная необходимость сидеть сложа руки, вместо того чтобы действовать, и я поражался терпению Пуаро. Так продолжалось до конца июня, когда истек срок предсказанного Пуаро затишья.

Рано утром к вилле подъехала машина. Это было такое редкое явление в нашей уединенной жизни, что я сразу же поспешил вниз. Войдя в гостиную, я увидел, что Пуаро уже там — разговаривает с каким-то симпатичным малым примерно моего возраста.

— Позвольте представить вам, Гастингс, — сказал Пуаро, — капитана Харвея, одного из самых известных сотрудников Интеллидженс сервис.

— Боюсь, совсем неизвестного, — сказал молодой человек, и все рассмеялись.

— Я бы сказал, хорошо известного определенному кругу лиц. Остальные его друзья и знакомые считают его приятным, но несколько глуповатым молодым человеком, у которого на уме одни фокстроты и… какие теперь еще в моде танцы, а?

Все снова рассмеялись.

— Ну а теперь к делу, — уже серьезно сказал Пуаро. — Вы считаете, капитан, что пора?

— Да, сэр. Вчера в Китае что-то произошло. Границы закрыты, телетайпы не работают, радиостанции тоже — никаких сообщений оттуда не поступает.

— Ли Чан-йен начал действовать. А что остальные?

— Эйб Райленд прибыл в Англию неделю назад, затем уехал на континент.

— А мадам Оливье?

— Вчера покинула Париж.

— Она уехала в Италию?

— В Италию, сэр. Судя по имеющейся у нас информации, оба они направляются в то место, которое вы нам указали. А откуда оно вам известно?

— Это не моя заслуга. Здесь поработал Гастингс. Он очень умный, правда, обычно ему удается это скрыть — из скромности… Так что мы очень ему обязаны.

Харвей с уважением посмотрел в мою сторону, мне стало неловко.

— Тогда в путь! Остальное обсудим в поезде, — сказал Пуаро. Он был бледен от волнения. — Наше время пришло. Вы все подготовили?

— Все, что вы сказали. Правительства Италии, Франции и Англии готовы, по вашему сигналу они выступят одновременно.

— Прямо новая Антанта[80],— сухо заметил Пуаро. — Я рад, что Дежардо наконец поверил. Ну вот и все. Отправляемся в путь. Собственно, отправляюсь я один. Вы, Гастингс, остаетесь здесь. И не спорьте.

Я, конечно, не согласился, сказав, что мое место всегда рядом с ним, и в конце концов Пуаро уступил.

Когда мы сели в вагон, Пуаро признался мне по секрету, что он очень рад, что я еду с ним.

— У вас, Гастингс, — сказал Пуаро, — будет особая роль. Очень важная. И без вашей помощи у меня может ничего не получиться. Я очень рад, что вы настояли на своем, так как я не мог не предложить вам остаться на вилле.

— А что, это опасно?

— Да, mon ami, это очень опасно.

Прибыв в Париж, мы проехали на Восточный вокзал и опять сели в поезд. Здесь Пуаро объявил, что мы едем в Больцано[81], в Итальянский Тироль[82].

Воспользовавшись отсутствием Харвея, я спросил Пуаро, почему он считает, что честь открытия штаб-квартиры Большой Четверки принадлежит мне.

— Это ваша заслуга и Инглеса. Как ему удалось узнать о месте встречи Большой Четверки, я не знаю, но он узнал и послал к нам своего слугу. Сейчас мы направляемся в город Каррерси, который сейчас называется Лаго ди Карецца. Вы понимаете теперь, что из вашего «Кара Зиа», «Кароцца» и «Ларго» нам удалось извлечь нужное название.

— Каррерси? — переспросил я. — Я такого города не знаю.

— Я всегда говорил, что англичане несильны в географии. Каррерси — всемирно известный курорт, расположенный в самом центре Доломитовых Альп[83] на высоте тысяча двести метров над уровнем моря.

— И в этом месте Большая Четверка назначила встречу?

— У них там штаб-квартира. Уже дан сигнал о начале переворота, и теперь они решили, что им всем целесообразно находиться в своем штабе, чтобы отсюда отдавать приказания. Я навел справки и узнал, что небольшая итальянская горнодобывающая фирма, контрольный пакет акций которой принадлежит Эйбу Райленду, в самом центре одного из массивов построила тайное и неприступное убежище. Сейчас они там и по радио отдают приказы своим отрядам. У них тысячи сторонников в каждой стране. Конечная цель — повсеместный захват власти. В Доломитовых Альпах появилось бы правительство вселенских диктаторов. Но в их планы, к счастью, вмешался Эркюль Пуаро.

— И вы во все это верите, Пуаро? Но ведь существуют же армии разных демократических стран, у которых сверхмощное вооружение. Плюс более совершенное государственное устройство.

— Вспомните революцию в Россию, Гастингс. Тут все будет намного страшнее. И не забывайте про фанатичную мадам Оливье, она ведь гений, своими открытиями заткнула за пояс самих Кюри: одни опыты с радием чего стоят. Ей удалось высвободить энергию атома, которую она может использовать для каких угодно целей. Кроме того, насколько я знаю, — продолжал Пуаро, — она проводила опыты по созданию установки, способной сфокусировать мощный луч разрушительной силы. Насколько она продвинулась в своих опытах, мало кто знает.

А если учесть, — подвел итоги Пуаро, — что в распоряжении Четверки еще и миллиарды Райленда, и изощренный ум Ли Чан-йена, то ясно, что с такой организацией никакое правительство, пусть даже самое совершенное, не справится.

Рассуждения Пуаро заставили меня задуматься. Хотя иногда Пуаро и любил для красного словца сгущать краски, но паникером он никогда не был. В первый раз я понял, какой опасности мы подвергаем себя, направляясь в самое логово врага.

Вскоре вернулся Харвей, и мы продолжили наш маршрут.

В Больцано мы приехали в полдень. Далее можно было ехать только на машине. На центральной площади стояло несколько больших синих автомашин. Мы пересели в одну из них. Несмотря на жару, Пуаро был одет в пальто и закутан в шарф так, что видны были только одни глаза и кончики ушей.

То ли он боялся простудиться, то ли это была мера предосторожности — не знаю. Ехали мы несколько часов. Сначала дорога петляла меж величественных утесов с шумными искрящимися водопадами. Потом мы пересекли не менее живописную долину, потом дорога снова пошла вверх, и наконец нашему взору открылись заснеженные горные вершины, а потом и сосновые леса, росшие на отрогах. Как все-таки прекрасна дикая природа… Одолев несколько витков меж лесистых склонов, мы неожиданно увидели большое здание. Это и была наша гостиница.