Агата Кристи - Большая четверка

– Мой дорогой друг, вы никогда не замечали в поездах такие маленькие рукоятки… для экстренной остановки поезда? И над ними написано: «За ложное использование – штраф сто франков»?

– О! Так вы собираетесь сорвать стоп-кран?

– Или это сделает мой друг, Пьер Комб, а? А потом, пока он будет спорить с проводником и шумно скандалить, пока весь поезд будет с интересом за этим наблюдать, – мы с вами тихонечко исчезнем.

Мы в точности выполнили план Пуаро. Пьер Комб, закадычный приятель Пуаро, прекрасно знавший методы моего маленького друга, все сделал как надо. Он сорвал стоп-кран сразу после того, как поезд миновал пригороды Парижа. Комб устроил спектакль в наилучшем французском стиле, а мы с Пуаро смогли покинуть поезд, и никто ничуть не заинтересовался этим. Затем нам нужно было основательно изменить нашу внешность. Пуаро имел все необходимое для этого в маленьком чемоданчике. В результате на свет появились два бродяги в грязных синих блузах. Мы пообедали в какой-то мрачной столовой и после того отправились обратно в Париж.

Было уже почти одиннадцать вечера, когда мы снова очутились неподалеку от виллы мадам Оливер. Прежде чем скользнуть в проход между виллами, мы хорошенько осмотрелись по сторонам. Вокруг не было ни души. И мы могли быть совершенно уверены в том, что за нами никто не следил.

– Я не думаю, что они уже там, – прошептал Пуаро, придвинувшись ко мне. – Возможно, они появятся только следующей ночью, – но они отлично знают, что радий будет здесь еще двое суток, не более того.

С предельной осторожностью мы повернули ключ в замке садовой калитки. Она распахнулась совершенно бесшумно, и мы шагнули внутрь.

А затем последовал абсолютно неожиданный удар. В одну минуту мы были окружены и связаны, а наши рты оказались заткнуты кляпами. Должно быть, нас ожидали по меньшей мере десять человек. Сопротивление было совершенно бесполезно. Нас, словно два узла с тряпьем, потащили куда-то. К моему огромному изумлению, тащили нас к дому, а не от него. Похитители своим ключом отперли дверь лаборатории и внесли нас туда. Один из мужчин остановился возле большого сейфа. Тот был распахнут настежь. Я почувствовал, как у меня по спине пробежали мурашки. Неужели они собираются затолкать нас в сейф и оставить медленно умирать от удушья?

Однако, к моему удивлению, я увидел, что внутри сейфа находятся ступени, ведущие вниз, под пол. Нас протащили по узкой лестнице, и в конце концов мы очутились в большом подземном помещении. Там стояла женщина, высокая и импозантная. Ее лицо закрывала черная бархатная маска. Она отдавала приказы молча, жестами. Мужчины бросили нас на пол и ушли, оставив меня и Пуаро наедине с загадочной особой в маске. Но я не сомневался в том, кто она такова. Это была та самая неизвестная француженка – Номер Третий из Большой Четверки.

Она опустилась рядом с нами на колени и вынула кляпы из наших ртов, но оставила нас связанными; потом выпрямилась и, глядя на нас в упор, внезапным быстрым жестом сняла маску.

Это была мадам Оливер!

– Мсье Пуаро, – сказала она низким насмешливым голосом. – Великий, удивительный, уникальный мсье Пуаро. Я вчера утром послала вам предостережение. Вы решили проигнорировать его… вы решили, что можете противостоять нам. И вот вы здесь!

Ледяная злоба, прозвучавшая в ее словах, пробрала меня до мозга костей. Что-то было такое в ее пылающих огнем глазах… Она была сумасшедшей, да, сумасшедшей! Такое случается с гениями…

Пуаро промолчал. Он просто смотрел на нее разинув рот.

– Ну что ж, – мягко продолжила она, – это конец. Мы не можем допустить, чтобы в наши планы вмешивались. Возможно, у вас есть последнее желание?

Ни разу в жизни, ни до того, ни после, я не ощущал себя так близко к смерти. Пуаро был великолепен. Он даже не моргнул и не побледнел, он просто смотрел на мадам Оливер с неослабевающим интересом.

– Меня невероятно интересует ваша психология, мадам, – тихо произнес он. – Как жаль, что у меня мало времени на ее изучение! Да, у меня есть некое желание. Осужденные, насколько я знаю, всегда просят дать им возможность выкурить последнюю сигарету. Портсигар у меня с собой. Если вы позволите… – Он указал взглядом на веревки, стягивающие его руки.

– О, конечно! – расхохоталась мадам Оливер. – Вы надеетесь, что я развяжу вам руки, не так ли? Вы умны, мсье Пуаро, я это знаю. Я не стану развязывать вас, нет… я сама найду ваши сигареты.

Она встала на колени рядом с Пуаро, вытащила из его внутреннего кармана портсигар, взяла одну сигарету и вставила в рот моему другу.

– А теперь – спичку, – произнесла она, вставая.

– В этом нет необходимости, мадам.

Что-то в его голосе заставило меня вздрогнуть. Мадам остановилась.

– Не двигайтесь, мадам, умоляю вас. Вы пожалеете, если ослушаетесь. Вы хорошо знакомы со свойствами яда кураре? Южноамериканские индейцы постоянно пользуются им, они отравляют кураре свои стрелы. Одна маленькая царапинка означает смерть. Некоторые племена используют крохотные воздушные трубки – и я тоже обзавелся такими, их изготовили специально для меня, и с виду они ничуть не отличаются от обычных сигарет. Мне стоит только дунуть… Ах! Вы пытаетесь шагнуть! Не двигайтесь, мадам. Механизм этой сигареты чрезвычайно искусен. Один выдох – и крошечная стрелка, похожая на рыбью косточку, взлетает в воздух – чтобы найти свою цель. Вы ведь не хотите умереть, мадам. А потому я умоляю вас освободить моего друга Гастингса от пут. Я не могу пользоваться руками, но я могу повернуть голову… вот так… и вы в зоне обстрела. Не ошибитесь, прошу вас!

Очень медленно, с трясущимися руками и с бешеной яростью в глазах, мадам Оливер наклонилась и выполнила приказ Пуаро. Я был свободен. Голос Пуаро отдавал приказания:

– Теперь, Гастингс, вы свяжете эту леди. Вот так, хорошо. Надежно скрутили? Так, теперь освободите меня, пожалуйста. Очень удачно, что она отослала своих прихвостней. Если нам немножко повезет, мы сможем удрать отсюда незаметно.

В следующую минуту Пуаро стоял рядом со мной. Он наклонился к леди:

– Эркюль Пуаро не убивает просто так, мадам. Желаю вам доброй ночи.

Поскольку рот мадам Оливер был заткнут кляпом, ответить она не смогла. Но бешеная, убийственная ненависть, исказившая ее лицо, испугала меня. Я искренне понадеялся, что нам никогда больше не придется встретиться с этой особой.

Три минуты спустя мы уже вышли из виллы и торопливо пересекли сад. Снаружи за стеной никого не оказалось, и вскоре мы были уже далеко.

И тут Пуаро взорвался:

– Я заслужил все то, что эта женщина сделала со мной! Я просто тупой имбецил, жалкое животное, тридцать раз идиот! Я решил, что не попаду в их ловушку! А это была не просто ловушка… это была именно такая ловушка, в какую я только и мог угодить! Они знали, что я увижу подвох… и именно на это и рассчитывали! Этим все объясняется… та легкость, с какой они отпустили Холлидея… вообще все. Мадам Оливер – направляющий дух, а Вера Русакова всего лишь исполнитель, простой лейтенант. Мадам нуждалась в идеях Холлидея – а для того, чтобы заполнить смущавшие Холлидея бреши в его расчетах, у нее своего ума хватает. Да, Гастингс, теперь мы знаем, кто таков Номер Третий, – это женщина, являющаяся, возможно, величайшим ученым современного мира! Подумайте об этом. Великий ум на Востоке, наука на Западе… и еще некто, до сих пор нами не опознанный. Но мы должны это выяснить! Завтра мы вернемся в Лондон и займемся этим как следует.

– Вы разве не собираетесь передать мадам Оливер в руки полиции?

– Мне просто не поверят, Гастингс. Эта женщина – идол всей Франции. А мы не можем ничего доказать. Нам крупно повезет, если она не вздумает сдать в полицию нас.

– Что?!

– Подумайте хорошенько. Нас обнаружили ночью во владениях мадам, с ключом, который, как она поклянется, она нам не давала. Она застала нас возле сейфа, а мы связали ее и заткнули ей рот кляпом, после чего сбежали. Не обольщайтесь, Гастингс. Как это говорите вы, англичане… «не на ту ногу ботинок», да?

После нашего приключения на вилле в Пасси мы поспешно вернулись в Лондон. Пуаро ожидали несколько писем. Он прочел одно из них с удивленной улыбкой, а затем протянул мне.

– Прочтите это, mon ami!

Я прежде всего посмотрел на подпись «Эйб Райланд» и вспомнил слова Пуаро: «самый богатый человек в мире». Письмо мистера Райланда было коротким и язвительным. Он выражал глубокое разочарование причинами, по которым Пуаро в последний момент отказался ехать в Южную Америку.

– Это заставляет здорово подумать, а? – сказал Пуаро.

– Ну, полагаю, вполне естественно, что он несколько раздражен.

– Нет-нет, вы не понимаете. Вспомните слова Майерлинга, того человека, который пытался укрыться здесь у нас… но все же пал от руки врага: «Номер Второй изображается латинской буквой S с двумя вертикальными чертами – знаком доллара, а также двумя полосками со звездой. Это может означать, что он американец, а также, что он представляет собой силу денег». Добавьте к этим словам то, что Райланд предложил гигантскую сумму, искушая меня покинуть Англию, и… И что тогда, Гастингс?

– Вы хотите сказать, – изумленно произнес я, – что подозреваете Эйба Райланда, мультимиллионера, в том, что он – Номер Второй в Большой Четверке?

– Ваш блестящий ум ухватил идею, Гастингс. Да, я подозреваю его. Вы весьма выразительно произнесли слово «мультимиллионер»… но позвольте сказать вам вот что. Все это дело затеял человек, стоящий на вершине социальной пирамиды. А мистер Райланд обладает репутацией человека, не всегда чистоплотного в делах. То есть мы имеем в его лице человека даровитого и не слишком обремененного совестью, человека, у которого есть столько денег, сколько ему нужно, и есть вся та власть, которую они дают.

В словах Пуаро, безусловно, что-то было… Я спросил, когда он проникся уверенностью относительно мистера Райланда.