Эндикотт откинулся назад и своими длинными пальцами стал постукивать по подлокотнику. Затем с вежливым почтением он обратился к Мэвис Уэлд.

— Мисс Уэлд, вы хорошо знали Стилгрейва?

— Близко. Во многих отношениях он был весьма очаровательным человеком.

Мне с трудом верится... — она умолкла и пожала плечами.

— Вы готовы показать под присягой, где и когда был сделан этот снимок?

Он показал ей фотографию.

— Минутку, — остановил его Фаррелл. — Это и есть та улика, которую мог утаивать мистер Марлоу?

— Вопросы задаю я, — резко сказал Эндикотт.

Фаррелл улыбнулся:

— Ну что ж, если ответ — да, то могу сказать, что эта фотография не является уликой.

— Вы ответите на мой вопрос, мисс Уэлд? — мягко спросил Эндикотт.

Она ответила легко и непринужденно:

— Нет, мистер Эндикотт, я не могу показать под присягой, где и когда был сделан этот снимок. Я не видела, как он был сделан.

— Все, что вам нужно, — это взглянуть на него.

— Все, что я знаю, — это то, что видно на этом снимке, — сказала она.

Я усмехнулся. Фаррелл с огоньком в глазах поглядел на меня. Эндикотт краем глаза заметил мою усмешку.

— Вам что-то кажется смешным? — рявкнул он.

— Я не спал всю ночь. И не могу справиться со своей мимикой, — ответил я.

Он бросил на меня суровый взгляд и снова повернулся к мисс Уэлд.

— Прошу вас ответить подробнее.

— Меня много фотографировали, мистер Эндикотт. В разных местах, с разными людьми. В ресторане «Танцоры» я обедала и ужинала и с мистером Стилгрейвом, и со многими другими мужчинами. Не знаю, что вы хотите от меня услышать.

— Насколько я понимаю, — вкрадчиво сказал Фаррелл, — вы хотите с помощью показаний мисс Уэлд приобщить эту фотографию к делу в качестве улики. На каком процессе?

— Это мое дело, — сухо ответил Эндикотт. — Вчера вечером кто-то застрелил Стилгрейва. Возможно, женщина. Возможно, даже мисс Уэлд. Мне неприятно говорить подобное, но это более чем вероятно.

Мэвис Уэлд слегка опустила голову. Она вертела в руках белую перчатку.

— Что ж, представим себе процесс, — сказал Фаррелл, — на котором этот снимок будет фигурировать в качестве улики — если, конечно, вам удастся приобщить его к делу. Но вам не удастся этого сделать. Мисс Уэлд вам в этом не поможет. Она знает о фотографии только то, что на ней видно. То, что может увидеть каждый. Вам придется приобщить ее к делу с помощью свидетеля, который сможет показать под присягой, где и когда был сделан этот снимок. В противном случае, если окажусь защитником на процессе, я буду протестовать. Могу даже представить экспертов, которые под присягой покажут, что фотография сфабрикована.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал Эндикотт.

— Единственный, кто мог бы вам помочь, — это человек, сделавший снимок, — неторопливо и спокойно продолжал Фаррелл. — Насколько я понимаю, он мертв. Подозреваю, что именно из-за этого его и убили.

— Фотография, — сказал Эндикотт, — явно свидетельствует о том, что в определенное время Стилгрейв находился не в тюрьме, а в другом месте, и, следовательно, не имеет алиби в отношении убийства Стейна.

— Она станет уликой, — возразил Фаррелл, — только в том случае, если вы докажете, что это улика. Черт возьми, Эндикотт, я не собираюсь объяснять вам закон. Вы его знаете. Забудьте об этом снимке. Он ничего не доказывает. Ни одна газета не решится его напечатать. Ни один судья не примет его к рассмотрению, потому что ни один компетентный свидетель не сможет дать по его поводу никаких показаний. И если Марлоу утаивал эту улику, та в юридическом смысле он не утаивал никаких улик.

— Я не собирался преследовать Стилгрейва за убийство Стейна, — сухо проговорил Эндикотт. — Но меня слегка интересует, кто убил его самого. Как ни странно, управление полиции тоже этим интересуется. Надеюсь, наш интерес вас не оскорбляет.

— Меня ничто не оскорбляет, — заверил его Фаррелл. — Потому-то я и нахожусь здесь. Вы уверены, что Стилгрейв был убит?

Эндикотт молча уставился на него. Фаррелл непринужденно добавил:

— Насколько я понимаю, там было обнаружено два пистолета, и оба принадлежали Стилгрейву.

— Откуда у вас такие сведения? — резко спросил Эндикотт, подался вперед и нахмурился.

Фаррелл бросил сигарету в пепельницу и пожал плечами.

— Черт возьми, такие вещи становятся известными. Из одного пистолета убиты Квест и Стейн. Из другого — Стилгрейв. Притом с близкого расстояния.

Я признаю, что такие люди, как правило, не кончают с собой. И тем не менее, это могло случиться.

— Несомненно, — серьезно сказал Эндикотт. — Спасибо за предположение.

Оно ошибочно.

Фаррелл слегка улыбнулся и промолчал. Эндикотт медленно повернулся к Мэвис Уэлд.

— Мисс Уэлд, это учреждение — или, по крайней мере, его нынешний руководитель — не ищет рекламы за счет людей, для которых определенная реклама может оказаться роковой. Долг требует от меня только решения о том, следует ли привлекать кого-либо к суду за эти убийства. И, если улики дают к тому основания, выступать обвинителем. Долг не требует от меня портить вам карьеру за то, что вы имели несчастье или неосторожность сблизиться с человеком, который, хотя и не судился и даже не был обвинен ни в каком преступлении, когда-то, несомненно, был членом преступной группы. Сомневаюсь, что вы были вполне откровенны со мной относительно данной фотографии. Но возвращаться к этому мы больше не будем. Спрашивать вас, не вы ли убили Стилгрейва, нет смысла. Но я спрашиваю, есть ли у вас сведения, могущие навести правосудие на след возможного убийцы?

— Сведения, мисс Уэлд, — торопливо сказал Фаррелл, — а не просто подозрения.

Она взглянула Эндикотту прямо в лицо.

— Нет.

Эндикотт встал и поклонился.

— В таком случае, у меня все. Спасибо, что приехали.

Фаррелл и Мэвис Уэлд поднялись. Я не шевельнулся. Фаррелл спросил:

— Вы созовете пресс-конференцию?

— Пожалуй, я предоставлю это вам, мистер Фаррелл. Вы всегда мастерски управлялись с прессой.

Фаррелл кивнул и пошел к двери. Они вышли. Мисс Уэлд, выходя, не смотрела на меня, но что-то слегка коснулось моего затылка. Ее рукав.

Может, случайно?

Когда дверь закрылась, Эндикотт перевел взгляд на меня.

— Фаррелл представляет и вас? Я забыл спросить у него.

— Мне он не по карману, так что я беззащитен.

Эндикотт слегка улыбнулся.

— Я позволил им пустить в ход все их уловки, а потом, чтобы спасти свое достоинство, решил отыграться на вас, так-то ли?

— Помешать вам я не могу.

— Вы не особенно гордитесь образом своих действий, а, Марлоу?

— Я оплошал, взявшись за это дело. А потом уже не имел выбора.

— Вы не считаете, что кое-чем обязаны полицейским?

— Считал бы — если б они поступили, как вы.

Эндикотт длинными белыми пальцами провел по взъерошенным волосам.

— На это я бы мог дать много ответов, — сказал он. — Все они сводились бы к одному и тому же. Полиция защищает граждан. В этой стране еще не дожили до понимания этого. Мы смотрим на полицейского как на врага. Мы нация ненавистников полиции.

— Чтобы изменить это, потребуется многое, — произнес я. — С обеих сторон.

Прокурор подался вперед и нажал кнопку звонка.

— Да, — согласился он. — Многое. Но кто-то должен начать. Спасибо, что пришли.

Когда я выходил, в другую дверь с толстой папкой в руке вошла одна из секретарш.

Глава 33

После бритья и второго завтрака ощущение, будто во рту ночевал козел, слегка прошло. Я поднялся к себе в контору, отпер дверь, и в нос мне ударили затхлость и запах пыли. Открыв окно, я вдохнул аромат жареного кофе из соседней кофейни. Сел за стол, ощутив на нем кончиками пальцев соринки. Набил трубку, разжег ее, откинулся назад и огляделся вокруг.

— Привет, — сказал я, обращаясь к обстановке, к трем зеленым ящикам с картотекой, к стоящему напротив креслу для клиентов, старому коврику и светильнику под потолком, в котором, по крайней мере, полгода валялись три дохлых мотылька. Обращаясь к матовому стеклу, грязным деревянным вещицам, к набору ручек на столе, к усталому, усталому телефону. Обращаясь к панцирю на аллигаторе. Имя аллигатора — Марлоу, это частный детектив в нашем маленьком преуспевающем обществе. Не самый мозговитый парень на свете, зато дешевый. Начал дешевым, а кончил еще дешевле.

Я полез в тумбу стола и выставил бутылку «Старого лесничего». Там оставалась примерно треть содержимого. Кто преподнес ее тебе, приятель?

Это высший сорт. Ты такого не покупаешь. Должно быть, кто-то из клиентов.

Когда-то у меня была клиентка.

Так я стал думать об Орфамэй, и... может быть, мысли мои обладают какой-то таинственной силой: зазвонил телефон, и странный четкий голосок прозвучал в точности так же, как и при первом ее звонке.

— Звоню из той самой кабины, — сказала она. — Если вы один, я поднимусь.

— Угу.

— Вы, небось, злитесь на меня.

— Я не злюсь ни на кого. Просто устал.

— Злитесь, злитесь, — сдавленно произнес голосок. — Но я все равно поднимусь. Злы вы или нет, мне безразлично.

Она повесила трубку. Я откупорил и понюхал бутылку. Содрогнулся. Этим все было решено. Когда я не могу нюхать виски без содрогания, я не пью.

Убрав бутылку, я поднялся. Тут послышались шажки по коридору. Четкие, мелкие, я узнал бы их где угодно. Я открыл дверь, Орфамэй вошла и робко посмотрела на меня.

Все исчезло. Раскосые очки, новая прическа, маленькая элегантная шляпка, запах духов и косметика, украшения на костюме и румяна. Исчезло все. Она была точно такой же, как в то первое утро. Тот же коричневый, шитый на заказ костюм, та же квадратная сумочка, те же очки без оправы, та же легкая, чопорная, глуповатая улыбка.