— Насколько мне известно — ничего. Но я не представляю, как можно, зная, что за человек этот ваш Оррин, несколько месяцев не наводить о нем никаких справок. Не представляю, как можно не обратиться в полицию, где есть отдел розыска пропавших. И явиться к работающему в одиночку детективу, о котором вы никогда ничего не слышали, с просьбой порыться в мусорной куче. Не представляю, как ваша добрая старая матушка неделю за неделей сидит в Манхеттене, штат Канзас, штопая зимнее белье священнику.

От Оррина нет писем, нет никаких вестей. А она лишь вздыхает и принимается за очередные кальсоны.

Орфамэй подскочила и бросилась в наступление.

— Вы гадкий, отвратительный человек, — гневно заявила она. — Вы просто мерзавец. Не смейте говорить, что мы с матерью не волновались. Не смейте.

Я еще ближе придвинул к ней лежащие на столе деньги.

— Цена ваших волнений — двадцать долларов, милочка. Но перейдем к тому, о чем вы умалчиваете. Мне, пожалуй, и ни к чему это знать. Суньте эти денежки в свою седельную сумку и забудьте о моем существовании. Завтра можете предложить их взаймы другому детективу.

Орфамэй убрала деньги и злобно щелкнула замком.

— Вряд ли мне удастся забыть ваше хамство. Еще никто на свете со мной так не разговаривал.

Я встал и вышел из-за стола.

— Не придавайте моему хамству особого значения. А то, чего доброго, оно вам понравится.

Протянув руку, я снял с нее очки. Орфамэй сделала полшага назад, пошатнулась, и я машинально подхватил ее. Округлив глаза, она двумя руками уперлась мне в грудь и толкнула. Котенок и то мог бы толкнуть сильнее.

— Без очков эти глаза поистине прекрасны, — произнес я благоговейным тоном.

Орфамэй расслабилась, откинула голову назад и чуть приоткрыла губы.

— Небось, вы поступаете так со всеми клиентками, — негромко сказала она. Руки ее упали. Сумочка ударилась о мою ногу. Орфамэй всей своей тяжестью повисла на моей руке. Если она давала понять, что хочет высвободиться, то перепутала способы выражения желаний.

— Нельзя же было допустить, чтобы вы потеряли равновесие, — сказал я.

— Я знала, что вы предусмотрительны.

Она расслабилась еще больше. Голова ее запрокинулась. Веки опустились и чуть подрагивали, губы приоткрылись еще шире. На них появилась легкая обольстительная улыбка, учиться которой не нужно.

— Небось, подумали, я нарочно.

— Что нарочно?

— Ну, пошатнулась.

— Уф-ф.

Орфамэй быстро обняла меня за шею и притянула к себе. Я поцеловал ее. В противном случае пришлось бы ударить. Она на долгую минуту крепко прижала свои губы к моим, потом спокойно изогнулась в моих объятиях и очень удобно угнездилась в моих руках. Издала легкий, долгий вздох.

— В Манхеттене, штат Канзас, вас могли бы арестовать за это.

— По справедливости, меня нужно было бы арестовать лишь за появление там.

Хихикнув, Орфамэй притронулась пальцем к кончику моего носа.

— Вы, небось, предпочитаете легкомысленных девушек, — сказала она, искоса глядя на меня снизу вверх. — Что ж, зато вам, по крайней мере, не придется стирать помаду. Может, в следующий раз я подкрашу губы.

— Может, сядем на пол, — предложил я. — Рука у меня начинает уставать.

Она снова хихикнула и грациозно высвободилась.

— Небось, думаете, что я много целовалась.

— Как и всякая девушка.

Орфамэй кивнула и, чуть сощурясь, поглядела на меня снизу вверх.

— Девушки целуются даже на церковных собраниях.

— Иначе не было б никаких церковных собраний.

Мы поглядели друг на друга без особого выражения.

— Что ж... — наконец заговорила Орфамэй, но я перебил ее, вернув ей очки. Она их надела, потом открыла сумочку, погляделась в зеркальце, снова порылась и что-то вынула из сумки, зажав в кулак.

— Извините меня за вредность, — сказала она и сунула что-то под лежавший на столе журнал записей. Потом еще раз слегка улыбнулась мне, четким шагом подошла к двери и распахнула ее.

— Я позвоню, — ласково сказала она. Потом вышла и застучала каблучками по коридору.

Я поднял журнал и разгладил лежавшие под ним скомканные купюры. Поцелуй был не бог весть каким, но все же я получил новую возможность заработать двадцать долларов.

Едва я вспомнил о мистере Лестере Б.Клозене, как зазвонил телефон. Я рассеянно поднял трубку. Голос был резким, но глухим, нечетким, словно проходил через штору или длинную седую бороду.

— Марлоу?

— Слушаю.

— У тебя есть сейф, Марлоу?

Мне уже надоело быть вежливым.

— Кончайте спрашивать и начинайте излагать, — ответил я.

— Я задал тебе вопрос, Марлоу.

— А я не ответил. И все тут.

Протянув руку, я нажал рычаг на телефонном аппарате и не отпускал его, пока закуривал сигарету. Я знал, что этот человек позвонит снова.

Некоторым людям необходимо произнести заключительную реплику. Когда звонок раздался опять, я снял трубку и заговорил первым.

— Если у вас есть предложение, скажите, в чем оно состоит. И, пока я не получил от вас никаких денег, обращайтесь ко мне «мистер».

— Не надо так горячиться, дружище. Я попал в переделку. Мне нужна помощь. Необходимо спрятать кое-что в надежном месте. На несколько дней.

Не больше. А ты быстро заработаешь немного денег.

— Как немного? — спросил я. — И как быстро?

— Сотню. Она здесь, дожидается. Я грею ее к твоему приходу.

— Слышу, как она мурчит, — сказал я. — Где это — «здесь»?

Ответ я выслушал дважды: когда я слушал голос и когда он эхом отдавался у меня в голове.

— Отель «Ван Нуйс», номер триста тридцать два. Два частых стука в дверь и два редких. Не особенно громких. И пошевеливайся. Когда сможешь...

— Что нужно прятать в сейф?

— С этим подождем, пока не приедешь. Я сказал, что спешу.

— Как ваша фамилия?

— Номер триста тридцать два, это все.

— Спасибо, что позвонили, — сказал я. — До свидания.

— Эй, эй! Погоди, недотепа. Это не краденое, как ты подумал. Не алмаз, не изумрудные подвески. Просто для меня это стоит больших денег — и ничего не стоит для всех остальных.

— Сейф есть в отеле.

— Хочешь умереть бедняком, Марлоу?

— Почему бы и нет? Умер же Рокфеллер. Еще раз до свидания.

Голос изменился. Мягкость его исчезла. Он произнес быстро и резко:

— Как делишки в Бэй-Сити?

Я не ответил. Молча ждал. Послышалось, как в телефоне-автомате звякнула монета.

— Думаю, это может заинтересовать тебя, Марлоу. Номер триста тридцать два. Кати сюда, дружище. И побыстрее.

Раздался щелчок. Я повесил трубку. Со стола ни с того ни с сего скатился карандаш и сломался, ударившись о ножку стола. Я поднял его и старательно заточил в привинченной к оконной раме точилке. Потом положил его в корзину на столе и отряхнул руки. Мне некуда было девать время. Я поглядел в окно. И ничего не увидел. Ничего не услышал.

А потом и вовсе ни с того ни с сего мне привиделось лицо Орфамэй Квест, в очках, ухоженное, подкрашенное, с белокурыми, взбитыми высоко над перехваченным лентой лбом волосами. И с альковными глазами. Глаза у всех у них непременно должны быть альковными. Я сделал попытку крупным планом представить себе, как в это лицо зубами впивается некий самец из пользующегося дурной славой многолюдного бара «Романофф».

Путь до отеля «Ван Нуйс» занял у меня двадцать минут.

Глава 8

Когда-то этот отель, несомненно, отличался своеобразной изысканностью.

Но она давно уже ушла в прошлое. Застарелый запах сигарного дыма с давних пор стойко держался в вестибюле, как и грязная позолота на потолке и продавленные кожаные кресла. Мраморная доска стала от времени желто-коричневой. Но ковровая дорожка была новой, жесткой с виду, как и портье. Пройдя мимо него, я направился к табачному киоску в углу, выложил двадцать пять центов и попросил пачку «Кэмел». За прилавком стояла соломенная блондинка с усталыми глазами и тонкой шеей. Она положила передо мной сигареты, прибавила к ним спички и бросила сдачу в стоявшую на прилавке коробку с прорезью. На коробке было написано: «Спасибо от благотворительного фонда».

— Вам хотелось, чтобы я это сделала, так ведь? — сказала блондинка, терпеливо улыбаясь. — Вам хотелось отдать свою мелочь несчастным приютским детишкам с рахитичными ножками, правда?

— А что, если нет? — спросил я.

— Я вытащу оттуда семь центов. Но это будет очень мучительно.

В ее слабом протяжном голосе звучала какая-то влажная, напоминающая сырое банное полотенце, нежность. Я вслед за семью центами опустил еще двадцатицентовик. Тут блондинка улыбнулась так широко, что стали видны ее гланды.

— Вы славный человек. Я вижу, что славный. Многие приходят сюда, чтобы заигрывать со мной. Подумать только. Из-за семи центов. Заигрывать.

— Кто сейчас детектив в отеле? — спросил я, не желая пользоваться предлагаемой возможностью.

— Их двое. — Блондинка стала неторопливо поправлять что-то на затылке, старательно демонстрируя при этом свои кроваво-красные ногти. — По ночам дежурит мистер Хэди, а днем — мистер Флэк. Сейчас день, значит, смена мистера Флэка.

— Где его можно найти?

Блондинка перегнулась через прилавок и, дав мне вдохнуть запах своих волос, указала длинным ногтем в сторону лифтов.

— В этом коридоре, сразу же за швейцарской. Швейцарскую вы заметите, там дверь из двух половинок, и на верхней золотыми буквами надпись «Швейцар». Только эта половинка откинута, так что, может, надписи вы и не увидите.

— Увижу, — пообещал я. — Хотя бы для этого пришлось привинтить к шее дверную петлю. Как выглядит этот Флэк?