– Я не спешу, Рик, – тихо повторил он. – Я же сказал, что готов прождать хоть всю ночь. Подожду и пока ты встретишь посетителя.

Меня вызывал в холл непрерывный трезвон: кто-то жал большим пальцем на кнопку дверного звонка. И я решил, что говорить с Олтменом бесполезно. Лучше вернусь в Малибу и проведу ночь в доме Флер Фалез. Если доживу, конечно.

Монахана я уже видел и теперь по описанию отца узнал Майкла Линдермана. Высокий, с непослушной копной рыжих волос, падающей на лоб. Лицо злое, рот кривится в постоянной презрительной усмешке, а тревожно пустой взгляд ускользающих серых глаз словно говорит о том, что ничто на земле не заслуживает внимания, включая и их владельца.

– Вы – Холман? – Голос высокого посетителя звучал отрывисто и высокомерно.

– Да, – сказал я.

– Меня зовут Майкл Линдерман. – Он мотнул головой на маленького чернявого парня рядом. – С Шоном вы уже встречались, правильно?

– Верно, – вежливо кивнул я.

– У вас не такой уж крутой вид, Холман. – Майкл глумливо рассмеялся. – Во всяком случае, для наемного убийцы.

– Возможно, он бывает крут, только имея на руках все козыри, как вчера вечером, – зло бросил Монахан.

Да уж, а ты настоящий храбрец, когда избиваешь до смерти бедного маленького фотографа в очках, подумалось мне.

– Проверим? – усмехнулся тем временем Майкл Линдерман. – Впустите нас, Холман? Или придется пройти по вашему лицу?

– Жду, пока вы кончите ломать комедию, – извинился я. – Похоже, в ее подготовку вложено немало усилий, и прерывать спектакль было бы невежливо.

Они вошли в холл. Линдерман хлопнул входной дверью с такой силой, что она чуть не сорвалась с петель. Оба остановились.

– Старик пытался использовать вас как угрозу против меня, – тихо сказал Майкл Линдерман. – Он жаждет моей смерти, и как можно скорее. После всего, что я ему причинил, понятное желание. На его месте я чувствовал бы, наверное, то же самое; но это все наши семейные распри. Вы же другое дело, Холман, вы делали это за деньги.

– Что? – переспросил я.

– Делали грязную работу. Например, убили Терри Вуда, потому что старику потребовалось убрать его с дороги, а мокруху пришить мне.

Вот опять, с тревогой отметила частичка моего сознания. Та же манера, что вчера у Монахана. Даже не любительство, а старомодное представление о крутизне и устаревшие клише, заимствованные из диалогов ночных фильмов по телевидению.

– Неправда, – отрицал я. – Но вы ведь все равно не поверите.

Монахан нетерпеливо хохотнул.

– Можно тут стоять до скончания века, слушая это дерьмо, Майкл!

– Тогда пойдем в гостиную и выпьем? – предложил я.

Линдерман неуверенно нахмурился.

– Без шуток, Холман. Нам нужен только предлог!

– Какие уж тут шутки, – устало сказал я. – Вам уже все ясно. Но может, я сумею убедить вас в обратном. Не совсем уверен, но постараюсь.

– За кого ты нас принимаешь? – выкрикнул Монахан. – По-твоему, мы идиоты?

– Убеди меня, что ты лично – нет! – огрызнулся я. – Скажи-ка, что я хотел и узнал от тебя.

– Имя Терри Вуда и его адрес.

– Зачем?

– Чтобы найти его и убить, вот зачем!

– Как вы узнали о смерти Вуда?

– Ну-ну! – нетерпеливо прорычал Линдерман. – Прочли в утренней газете.

– Должно быть, прозевали строку, где сказано, что, когда его нашли, он был мертв уже тридцать шесть часов?

Наступила длинная неловкая пауза, затем Монахан снова вскинулся:

– Это еще не доказывает, что ты его не убивал, Холман.

– Да, конечно, – презрительно заметил я. – Я убил его, а через пару дней решил выбить его имя и адрес из тебя и при этом не забыл назваться своим настоящим именем. – С беспечным видом я обратился к Линдерману: – Может, все-таки зайдем и выпьем?

Может, я и убедил Монахана, но по выражению лица Линдермана понял – нужно расстараться куда больше, чтобы заронить в него даже тень сомнения. Внезапно я почувствовал, что катастрофически старею, просто стоя рядом с этими парнями.

– Ладно, – буркнул Линдерман. – Но, как я предупредил, без шуток.

Когда мы вошли в гостиную, Монахан вскрикнул, схватил с крышки бара пустой пистолет и с ликующей ухмылкой оглянулся на меня.

– Потерял бдительность, Холман! Или рассчитывал успеть первым? – Он взглянул на пистолет, и его глаза расширились. – Это… это мой!

– Из него ты вчера прострелил картину, – кивнул я.

– Дай сюда, – коротко сказал Майкл.

– Он же мой, – возразил Монахан.

– Говорю, отдай! – В голосе Линдермана звучала ярость.

Лицо коротышки потемнело, однако в конце концов он нехотя протянул пистолет другу рукояткой вперед. Линдерман выхватил оружие из руки Монахана и спрятал в карман пиджака.

– Не собираешься представить меня своим друзьям, Рик? – вежливо спросил Тео Олтмен.

Друзья молча уставились на него, и через несколько секунд их пристальное разглядывание привело режиссера в замешательство. Тео заерзал в кресле, потом решил, что, возможно, будет лучше, если он встанет.

– Олтмен! – Слово прогремело как выстрел, потому что Линдерман почти выплюнул его.

– Неудобно как-то получается, – мягко сказал Тео. – Мы разве знакомы?

– Майкл! – Глаза Монахана вспыхнули. – Ты ошибался! Настоящий расклад в этой комнате, оба вместе, сразу, как на тарелочке! – Он почти истерически расхохотался.

– Заткнись! – Линдерман не сводил глаз с Олтмена с того самого момента, как его увидел. – Майкл Линдерман. Это мой друг, Шон Монахан.

– Рад, что мы наконец вернулись к началу, – едко заметил Тео. – Но разве мы уже встречались?

– Недооцениваете свою известность, – иронично произнес Линдерман. – Кто не знает блестящего кинорежиссера Тео Олтмена? Самого Бичевателя! Еще на пороге я услышал свист бича!

– Мы сто раз снимали эту сцену, и ты сто раз играл неправильно, так что будем снимать еще сто раз, пока не сыграешь, как надо! – дико захихикал Монахан.

Тео разглядывал их с озадаченным выражением лица. Я посочувствовал ему: он видел, что над ним смеются, но не понимал почему.

– Что будете пить? – спросил я, идя к стойке бара.

– Шотландское, – сказал Линдерман. – Оба. Мистеру Олтмену – мартини, восемь к одному, с привкусом лимона.

– Мистер Олтмен скрупулезен во всем, от спиртного до секса, – подавился смехом Монахан. – Человек, который заставляет жену полчаса мыться, прежде чем пустит в свою постель, поистине скрупулезен, правильно?

На лице режиссера появилось выражение загнанного зверя.

– Как вы узнали?.. – Он судорожно сглотнул. – Я хочу сказать, что это? Если шутка, может, посвятите в нее?

– Вот краткая версия, Тео, – объяснил я. – У Флер Фалез был роман всей жизни с Майклом. Она открывала ему сердце и душу, он задавал наводящие вопросы, а его друг Монахан в это время записывал все на магнитофон.

– Кто тебя просил? – хмуро обернулся ко мне Майкл.

– Кажется, только что прозвучали прямые цитаты с одной из лент, – продолжал я, игнорируя грубость Линдермана. – Послушай и посмейся, Тео. Ребята знают о твоей жизни с Флер все, до самой последней интимной детали.

– До самой последней встречи в Малибу, – тихо добавил Линдерман. – Сколько Терри Вуд просил за фотографии, Бичеватель? – Он стиснул зубы. – Просто хочется знать, во сколько он оценил свою жизнь!

Красные пятна вспыхнули на лице Олтмена, он посмотрел на меня.

– Вуд? Ты только что упоминал это имя, Рик! Я еще сказал, что даже не слышал о нем. Что за чертовщина здесь происходит? – Его рот на миг приоткрылся, и я понял, что сейчас он приходит к какому-то неизбежному идиотскому выводу. – Еще одна часть заговора!

Я не встречал этих двоих, а ты говоришь, что они знают все детали моих отношений с Флер! Чего вам надо? – Теперь его язык заработал вовсю. Тео просто давился словами и брызгал слюной. – Хотите довести меня до безумия?!

– В ту ночь Флер позвонила и назначила встречу на вершине скалы, – сказал Линдерман, все еще очень тихо. – Не отрицайте, Бичеватель, потому что звонил я.

– Он никуда не пошел, если бы сообщение якобы от Флер передал какой-то незнакомец, – возразил я.

– Правильно, – засмеялся Монахан.

Наконец до меня дошло.

– Вы отдали отцу не все записи, – сказал я Линдерману, – некоторые придержали?

– Лучшие, – бесстрастно отозвался он. – Те, что приятно послушать дождливым вечером. Особенно понравился рассказ о том, как Олтмен вставал на колени и просил отхлестать его кожаным ремнем, а когда она отказалась, он разрыдался!

Я увидел, что лицо режиссера приобретает ярко-фиолетовый цвет, и тут же вмешался.

– Вы вырезали из лент нужные слова и монтировали их! А потом позвонили и, как только он ответил, пустили смонтированную ленту, а потом повесили трубку.

– Жизнь скучна; захотелось взбодриться, – равнодушно произнес Майкл. – Добрая старая Флер пригодилась еще раз. Мы послали Терри на скалу, чтобы он спрятался в кустах и запечатлел трогательную сцену для потомства.

– А в последний момент позвонили Флер и предложили встретиться над обрывом?

– Эта баба перерезала бы горло ради меня, – самоуверенно заявил Линдерман. – Только попроси.

– Но ее падение со скалы немного осложнило ситуацию? – продолжал я.

– Когда Терри вернулся, то сказал, что пришла только женщина. Она потеряла равновесие и упала с обрыва. На единственном кадре только она – после того как ее вытащили. Блум предложил за него двести долларов, и, если бы я захотел, негатив был бы мой. Но я сказал, пусть продает.

– Терри, конечно, соврал, – сказал я. – Кто-то все же появился, и он сделал хорошие четкие снимки. Именно поэтому его и убили. Кто бы ни пришел в ту ночь к обрыву, ему не понравилась перспектива платить Терри Вуду всю оставшуюся жизнь.

– Не пытайся меня надуть, как моего старика, Холман! – с нажимом бросил Майкл. – Мы тебя поняли правильно! Только ошиблись в связях. Это не ты и старик, это ты и Бичеватель.