Картер Браун - Бичеватель

– И Флер обвинила себя в этом несчастном случае? – сказал я.

– Она решила, что смерть мужа на ее совести, потому что уговорила его совершить круиз. – Строберг сердито пожал плечами. – С годами, чем больше она сосредоточивалась на этом, тем острее ощущала вину. Конечно, последующие супружеские опыты ей не помогли. Второй брак с таким монстром, как Тео Олтмен, был почти фатален. Затем крушение карьеры… – Строберг вдруг замолчал, глядя на меня со слегка виноватым выражением. – Я что-то не в меру разговорился. Приношу извинения, мистер Холман.

– Вы испытываете сильные чувства к Флер Фалез, – спокойно заметил я.

– Никогда не прощу Майклу его подлости и поэтому никогда не прощу себя! – повысив голос, сказал он. – Но я глубоко восхищаюсь мисс Фалез. То, что она пережила столько трагедий, доказывает, что она – исключительная женщина.

Строберг аккуратно положил окурок сигары в пепельницу и поднялся, давая понять, что беседа закончена. Когда мы дошли до лифта, он нажал кнопку, слегка повернулся ко мне:

– Вы знаете, кто я, мистер Холман?

– Да, мистер Линдерман, – сказал я.

– Был бы разочарован в вас, если бы вы не выяснили этого к настоящему времени. Вам же явный плюс за то, что справились со своим тщеславием, мистер Холман.

Подошел лифт, я шагнул в кабину и повернулся лицом к нему.

– Я буду держать с вами связь, мистер Линдерман.

– Спасибо. – Его лицо не дрогнуло. – Я позвоню сыну в три часа дня.

От гостиницы до административного здания на бульваре Уилшир меньше мили, и на парковку ушло больше времени? – чем на дорогу. Пухлогубая Лолита – теперь я знал, что ей двадцать один год, – выглядела усталой. Верхнюю часть лица закрывали темные очки. Голова девушки повернулась в моем направлении, и я понял, что она смотрит на меня.

– Что случилось? – весело спросил я. – Подвела техника?

– Замолчи! – рявкнула она.

– Почему в очках, Полина?

Она сняла их весьма драматическим жестом и мрачно взглянула на меня. По крайней мере, правым глазом; левый закрылся, окруженный всеми оттенками радуги – от багрового через ярко-фиолетовый к черному.

– Ага! – торжествуя, воскликнул я. – Уже перешла к продвинутому курсу!

Она пожала плечами.

– Я испытала на Джордже кое-какие новшества… подхваченные по пути. В общем, подумала – дай-ка испробую… и у него появились подозрения.

– Какие же новшества? – спросил я, очарованный ее смелостью.

– Не твое дело! – огрызнулась она.

– Не черную кожу?

Она покачала головой:

– Нет.

– Порнографические фильмы?

– Старье!

– Кнуты, перьевые метелки?

– Никогда не узнаешь, Холман, сколько ни гадай!

– Да ладно, Полина, – вразумляюще сказал я. – Старому другу можешь признаться.

– Другу? – фыркнула она. – Вуайеристу, ты хотел сказать.

– Понятно. Он нащупал твои глубинные сексуальные фантазии?

Полина замерла с открытым ртом. Очевидно, я попал в точку.

– Джордж внезапно охладел, – буркнула она после короткой паузы.

– Как-нибудь расскажи мне о своих фантазиях, – сказал я с многозначительной ухмылкой.

– Ты еще слишком молод, чтобы их понять, – парировала она. – Растеряешься, как только дойдем до рояля.

– Фортепьяно?! – Я вытаращил глаза.

Полина мрачно улыбнулась.

– Вот видишь? Уже!

Я поскорее нырнул в кабинет Блума – на случай, если состояние Полины заразно, – и нашел его сидящим без дела с мрачно-задумчивым выражением на жирном лице. Джордж взглянул на меня даже с меньшим, чем обычно, энтузиазмом, что-то промычал и снова углубился в свои мысли. Я плюхнулся перед ним в кресло и закурил сигарету, подождал секунд десять, но ничего не произошло.

– Джордж! – Я резко щелкнул пальцами.

– Сгинь! – зарычал он. – У меня совещание…

– О’кей, – сказал я дружелюбно. – Тебя уже не интересуют планы Олтмена снять лучший фильм всех времен? Который он собирается делать на основе жизни Флер? И начнет снимать, как только ее объявят официально умершей?

– Что?! – Глаза Блума внезапно прояснились. – Вонючий, гнусный, коварный ублюдок! Права на свой следующий фильм Флер передала мне, и он чертовски хорошо это знает!

– Да, знает, – согласился я. – Если она проживет достаточно долго, чтобы сняться в твоей картине, Джордж.

– Что за шутки? – Из глубины защитных валиков жира на меня с тревогой смотрели его глаза. – Объясни, Рик. Я ведь твой клиент, верно?

Я подумал, что для Джорджа надо сочинить какую-нибудь правдоподобную историю. Мне нужно добыть только часть правды, но добыть ее, не задевая его самолюбия. И это было самым трудным.

– Твоя взяла, Джордж. – Мой голос звучал медленно и торжественно. – Возможно, я не принял твои слова слишком серьезно, когда ты впервые предположил, что кто-то мог столкнуть Флер со скалы, но теперь уверен: так оно и было.

– Да? – В волнении он так сильно прищемил один из своих подбородков, что даже вскрикнул. – Кто? Он столкнул ее, Рик?

– Еще не выяснил, – сказал я. – Для окончательной разгадки головоломки мне нужна еще пара составляющих, Джордж. – Я медленно наклонился к нему, глядя прямо в глаза. – Можешь подсказать мне один из отсутствующих фрагментов, если захочешь.

– Если захочу! – Голос продюсера подскочил на октаву. – Конечно! Только спроси – все, что угодно!

– Фотограф, – сказал я. – Коротышка со светлыми волосами, очки без оправы. Помнишь его?

– Разумеется! – нетерпеливо кивнул он.

– Ты читал утренние газеты?

– Только объявления. – Блум недоуменно посмотрел на меня. – А что?

– Фотограф заработал себе некролог на одну колонку. Кто-то забил его до смерти в собственной квартире.

Рот Джорджа пару раз беззвучно открылся и закрылся. Я раздавил окурок сигареты о вогнутый живот венецианской дамы и откинулся на спинку кресла.

– С каждым такое случается, – просто сказал я. – Рассказываешь о каком-то случае из своей жизни, и, конечно, в первый раз – все как было. Пересказывая второй раз, уже меняешь пару незначительных деталей, так что сам выглядишь чуть привлекательнее. Ну а уж в десятый – ты просто герой! По-моему, такое происходит со всеми людьми. Это делается как-то бессознательно.

– Ладно! – рявкнул он. – Конкретно, что тебя интересует?

– Это жизненно важно, Джордж, – сказал я, расставляя силки. – Расскажи, что в ту ночь произошло между тобой и фотографом в Малибу. Но на этот раз всю правду.

– Ну, – глаза продюсера блеснули, – все было почти как я рассказывал, Рик.

– Прекрасно! – воскликнул я. – Скажи мне только одно – то же самое: ты получил всю непроявленную пленку за двести долларов, так? – Я дал ему открыть рот и нанес завершающий удар. – Если это правда, Джордж, – тихо сказал я, – можно обо всем забыть!

– Это важно, да? – Продюсер нервно кивнул пару раз. – Похоже, так. Нет, Рик. Фотограф не мог отдать пленку, сказал, что на ней много других снимков, и они стоят ему денег. Однако он продал негатив за двести долларов.

– Получается, ты поверил ему на слово? – сказал я. – Он ведь не мог проявить негативы тут же, в доме.

– Я думал об этом, – проворчал Блум, – парень показал мне свою карточку профессионального фотографа, а потом сказал, что нам следует больше доверять друг другу. Пришлось поверить, что он не оставит других отпечатков с негатива. Он сказал, что отправит мне негатив и отпечаток на следующий день, и верит на слово, что получит за это две сотни долларов.

– Ты согласился?

– Какой, черт возьми, у меня был выбор? Ничто не могло помешать ему передать историю в газеты, даже если бы удалось вырвать пленку из фотоаппарата!

– Все верно, – сказал я. – Спасибо, Джордж. – Я встал с кресла и двинулся к двери.

– Ну и что все это значит? – поинтересовался он.

– Само по себе ничего, но поможет установить четкое направление, – сказал я, надеясь, что такая загадочная фраза его немного успокоит.

– Ну-ну, сохраняй таинственность, мне-то какое дело! – Лицо Джорджа снова стало задумчивым. – Эй, Рик? – Он с надеждой взглянул на меня. – Возможно, теперь ты мне кое-что объяснишь.

– Только выражайся попроще, – осторожно попросил я.

– А вдруг ты сумеешь разобраться, потому что я, черт возьми, никак не могу, – проворчал он. – Скажи, что ты знаешь… о детских роялях?

– Зависит от того, как это играют, – сказал я. Мой пульс участился.

Блум в удивлении покачал головой.

– Проклятье! – вырвалось у него.

– Расскажи, Джордж, – поторопил я, – подробнее.

Продюсер взглянул на меня с подозрением и досадой.

– Что-то знаешь? – с надеждой взглянул он на меня.

– Ни капельки, Джордж! – быстро ответил я. – Абсолютно ничего.

Глаза продюсера сверкнули, и он снова ошарашенно покачал головой.

– Удивительно, – вздохнул он. – И еще в ре миноре.

Было ясно, что он больше ничего не скажет, и тогда мне пришлось капитулировать.

Когда я вышел в приемную, темные очки с надеждой обратились ко мне. Пальцы девушки отстукали возбужденный ритм на крышке стола, и в конце концов она не выдержала.

– Как там Джордж? – Голос Полины звучал чересчур невозмутимо.

– Размышляет, – сказал я. – О музыке.

– Так я и думала. – Голова девушки поникла. – Полагаю, мои шансы на исполнительное вице-президентство испарились. – Она храбро улыбнулась. – Следовало предвидеть, что он не поймет.

– Детка! Джордж – не единственный, – сочувственно заметил я.

Полина пожала плечами:

– Не важно. Вероятно, ничего бы и так не получилось.

Я равнодушно сжевал завтрак и вернулся в свой маленький символ Беверли-Хиллз, свидетельствующий о должном статусе. Одно мне не нравится – дом функционирует автоматически, словно мое присутствие здесь не обязательно. Трава свежескошена, кусты обрезаны, бассейн искрится легким оттенком голубого, безмятежно уверенный, что его кислотно-щелочной баланс находится в терпимых пределах. Беда в том, горько подумал я, заходя в семьдесят градусов кондиционированного воздуха, что дом отказывается признать – без моих денежных вливаний он быстро превратится в развалину.