Я не мог ее как следует разглядеть. Комнату освещала только маленькая масляная лампа, зеленый абажур которой был наклонен так, чтобы свет не падал на глаза больной женщины. В камине горел огонь, но очень слабо. Тем не менее, было видно, что голова и лицо больной обмотаны белыми бинтами. Я протянул руку и нащупал выключатель, но женщина воскликнула: «Пожалуйста, не включайте — моим глазам больно от света».

— Но как она могла увидеть, что вы протянули руку к выключателю?

— Да, — согласился мистер Тригг, — это было довольно странно. Вообще-то нужно отметить, что она сказала это уже после того, как я действительно щелкнул выключателем. Но ничего не произошло. Свет не зажегся.

— Правда?

— Да. Предполагаю, лампочку вывернули или она перегорела. Однако я промолчал и подошел к кушетке. Тогда женщина полушепотом спросила: «Это адвокат?» Я сказал: «Да», — и спросил, что я могу для нее сделать. Она прошептала: «Я попала в ужасную аварию. Я не выживу. Я хочу как можно скорее составить завещание». Я попробовал узнать, есть ли при ней кто-нибудь. «Да, да», — простонала она, — «моя служанка вернется через минуту. Она пошла за доктором». «Но разве нельзя было позвонить?» — удивился я. — «Вас нельзя оставлять одну». «Нам не удалось дозвониться», — ответила женщина. — «Все в порядке. Они скоро будут здесь. Не теряйте времени. Я должна оставить завещание». Было невыносимо слышать, как она говорит, тяжело задыхаясь на каждом слове. Я понял, что лучше всего сделать то, что она хочет, чтобы ее не возбуждать. Я пододвинул стул к столу, на котором стояла лампа, вынул свою авторучку и типографский бланк завещания, который взял с собой, и выразил больной свою готовность выслушать ее распоряжения.

Прежде чем начать, она попросила налить ей немного бренди разбавив его водой из графина, который стоял на столе. Я выполнил ее просьбу. Женщина сделала маленький глоток; казалось, он придал ей сил. Я поставил стакан так, чтобы она могла без усилий достать его рукой, а затем по предложению больной развел еще один стакан бренди для себя. Я был от души рад этому, потому что, как я уже говорил, ночь выдалась ужасная, и в комнате было холодно. Я поискал, нет ли где в комнате угля, чтобы подбросить в огонь, но ничего не обнаружил.

— Это очень интересно и наводит на размышления, — произнес Паркер.

— Тогда мне это показалось подозрительным. Но все это с самого начала было подозрительно. Итак, я сказал, что готов и могу приступить к делу. Женщина прошептала: «Вы можете подумать, что я немножко помешалась, потому что у меня так сильно разбита голова. Но я в своем уме. Но он не получит ни пенни из моих денег». Я спросил, не напал ли на нее кто-нибудь. Она ответила: «Это был мой муж. Он думает, что убил меня. Но моей жизни еще хватит на то, чтобы подписать завещание и оставить без денег». Затем она сказала, что ее зовут миссис Марион Мид, и попросила меня составить завещание, по которому ее состояние, приблизительно 10 000 фунтов стерлингов, распределялось между несколькими лицами. В числе наследников были ее дочь, а также то ли три, то ли четыре сестры. Это был очень сложный документ, поскольку он включал в себя ограничения относительно использования денег, отходящих дочери. Целью их было воспрепятствовать тому, чтобы дочь когда-либо могла передать их отцу.

— Вы запомнили имена и адреса людей, которые упоминались в завещании?

— О да, но, как вы сейчас поймете, это оказалось ни к чему. Хотя женщина проявляла ясность мысли во всем, что относилось к завещанию, ей, казалось, владела ужасная слабость. Говорила она только шепотом; за все время я услышал голос больной лишь один раз — когда она попросила меня не включать свет.

Наконец я закончил подготовительные записи и принялся набрасывать завещание на бланке. Возвращения служанки по-прежнему ничто не предвещало, и я уже начал испытывать серьезную тревогу. Однако ледяной холод, а может быть, и еще кое-что, в сочетании с тем обстоятельством, что в этот час я должен был уже давно лежать в постели, делали свое дело: меня ужасно клонило в сон. Не разбавляя, я налил себе еще немножко бренди, чтобы согреться, и продолжил работу над завещанием. Закончив писать, я спросил: «Как же нам быть с подписью? Чтобы она считалась действительной, нам понадобится еще один свидетель».

«Моя служанка будет здесь с минуты на минуту», — прошептала больная. — «Понять не могу, что с ней случилось». «Наверное, сбилась с дороги из-за тумана», — предположил я. — «Не беспокойтесь, я подожду еще. Я же не могу оставить вас здесь одну в таком состоянии».

Женщина слабым шепотом поблагодарила меня, и некоторое время мы сидели в молчании. Чем дольше это продолжалось, тем более жуткой мне казалась ситуация. Больная тяжело дышала и время от времени начинала стонать. Сонливость одолевала меня, становясь все сильнее. Я не мог понять, что со мной творится.

Как ни затуманен был мой мозг, мне все-таки пришло в голову, что разумнее всего будет позвать в свидетели таксиста, если он еще ждет на дороге, а потом самому сходить за доктором. Я сидел, медленно и вяло обдумывая эту мысль и собираясь с силами, чтобы заговорить; казалось, мне не давала встать с места огромная сила тяжести. Любое усилие представлялось теперь почти невозможным.

Внезапно случилось нечто такое, что немедленно привело меня в чувство. В тусклом свете лампы я увидел, что миссис Мид слегка повернулась на кушетке и пристально уставилась на меня. При этом она оперлась обеими руками на край стола. С полуосознанным удивлением я заметил, что на левой руке у нее не было обручального кольца. А потом я заметил кое-что еще.

С тыльной стороны на пальцах правой руки у женщины был любопытный шрам — как будто ей по пальцам прошлись стамеской или чем-то подобным.

Паркер просто подскочил в своем кресле.

— Вижу, вас заинтересовала эта деталь, — усмехнулся мистер Тригг. — Меня это глубоко потрясло. Вернее, потрясло — это даже не то слово. В моем подавленном состоянии это подействовало на меня как ночной кошмар. Усилием воли я выпрямился в кресле, и женщина снова опустилась на подушки. И в этот момент кто-то яростно заколотил в дверь.

— Служанка?

— Нет, благодарение Богу, это был мой таксист, который устал ждать. Я подумал… не помню точно, что я подумал, но я был на грани срыва. Я издал подобие крика или стона, и мой водитель прошел прямо в комнату. К счастью, я не стал запирать входную дверь, оставив ее, как была.

Я взял себя в руки, насколько это было возможно, чтобы попросить его засвидетельствовать подписание завещания. Наверное, я выглядел и говорил довольно странно, потому что таксист все время переводил взгляд с меня на бутылку бренди и обратно. Как бы то ни было, он подписал завещание после миссис Мид. Женщина поставила подпись слабой, нетвердой рукой и снова откинулась на спину. «Что теперь, начальник?» — спросил таксист, сделав свое дело.

Я чувствовал слабость и дурноту. Единственное, что я мог произнести, была фраза: «Отвезите меня домой».

Таксист посмотрел сначала на миссис Мид, потом на меня и спросил: «А что, сэр, эта леди останется здесь совсем одна?»

«Приведите доктора, но сначала отвезите меня домой».

На подгибающихся ногах я вышел из дома, опираясь на руку таксиста. Я слышал, как он бормочет что-то про «чудные дела», которые вокруг творятся. Не помню, как мы доехали до моего дома. Очнувшись, я обнаружил, что лежу в собственной постели, а надо мной стоит один из докторов, которые практикуют в этом квартале.

Боюсь, я утомил вас своим затянувшимся рассказом. Не стану вдаваться в подробности; скажу только, что таксист, который оказался очень умным и порядочным малым, к концу поездки обнаружил, что я полностью потерял сознание. Он не знал, кто я и где живу, но, пошарив в моих карманах, нашел там визитную карточку и ключ от квартиры. Он довез меня до дома и доставил на верхний этаж. Затем он решил, что если я и пьян, то такого глубокого опьянения ему еще видеть не приходилось. Движимый этой мыслью, водитель проявил человечность и отправился за доктором.

По мнению врача, меня сильно опоили вероналом или другим подобным веществом. К счастью, доза оказалась сильно заниженной для того, чтобы убить меня (если злоумышленники вообще ставили перед собой такую цель). Основательно обсудив этот вопрос, мы сделали заключение, что я принял около 30 гран наркотического вещества. Судя по всему, этот препарат очень трудно выявить на анализе; к такому выводу пришел доктор, рассмотрев вопрос со всех сторон. Нет никакого сомнения, что в бренди был подмешан наркотик.

На следующий день мы поехали осмотреть тот дом. Все двери и окна в нем были закрыты, и местный молочник сообщил нам, что жильцы уехали неделю назад и вернутся не раньше, чем через десять дней. Мы с ними связались, но оказалось, что это совершенно обыкновенные, простоватые люди. Они заявили, что знать ни о чем не знают. Они регулярно бывали в отъезде, причем оставляли дом без всякого присмотра, просто заперев на ключ. Естественно, глава семьи с энтузиазмом взялся за поиск следов преступления, но оказалось, что все вещи на месте, и в доме все в полном порядке. Исключение составляли лишь пара простыней и несколько подушек со следами употребления, да еще ведро угля, которое пошло на обогрев гостиной. Прежде чем уехать, обитатели дома, у которых, видимо, все-таки осталась крупица здравого смысла, заперли погреб с углем и отключили электричество. Это объясняет, почему в доме стояла кромешная тьма, когда я вошел в него. Очевидно, таинственный посетитель отодвинул ножом задвижку на окне, ведущем в буфетную (один из обычных приемов грабителей), а лампу, сифон и бренди принес с собой. Предприятие дерзкое, но не особенно трудное.

Мне не нужно объяснять вам, что ни о миссис Мид, ни о мисс Грант никто в тех местах не слышал. Арендаторы дома не горели желанием начинать дорогостоящее расследование. В конце концов, у них пропало всего лишь на шиллинг угля. Поскольку меня все-таки не убили и не причинили серьезного вреда, то, поразмыслив, я счел за лучшее оставить все как есть. Это было весьма неприятное приключение.