— Десятки — это вам, Клавдия, за безупречную службу,— сказал он.

Клавдия посмотрела на деньги и вернула чек.

— На этой неделе, мистер Стакхаус, я работала всего четыре дня. Я возьму только то, что мне причитается, и ничего больше. Я возьму только эти тридцать долларов.

— Но этого мало,— возразил Уолтер.

— По мне хватит,— ответила Клавдия, отходя.— А сейчас мне пора. По-моему, я ничего не забыла.

Рекомендации и той он ей дать не может, подумал Уолтер. От него она рекомендации не захочет. В руках у нее был плотно набитый бумажный мешок. Уолтер открыл ей дверь. Она про­скользнула как-то боком, чтобы не коснуться его,— он внушал ей самый настоящий страх. Бесполезно предлагать подбросить ее в машине до автобусной остановки в конце Марлборо-Роуд, бесполезно что-нибудь ей говорить. Он смотрел ей вслед, пока она спускалась по пологому склону лужайки к дороге; провожал ее взглядом, когда она свернула и пошла восвояси под сенью ив. Он все еще не до конца осознал, что скорее всего видит Клав­дию в последний раз. Поразительно, как сильно уязвил его ее уход.

Уолтер прикрыл дверь на кухню. Он сразу почувствовал себя одиноким и всеми оставленным. А ведь это всего лишь служанка. Чего в таком случае ждать от других? От Элли? И Джона? И Клиффа с отцом? И Дика? Уолтер машинально принялся варить кофе. Интересно, придет сегодня миссис Филпот или позвонит и откажется под каким-нибудь предлогом, а то и вовсе не позво­нит?

Телефон зазвонил без нескольких минут девять. Междугород-

ный звонок. Уолтер подождал, пока на том конце четвертаки[10] про­валятся в щель. Он был уверен, что это звонит из Корнинга Элли, но в трубке раздался голос Джона.

— Уолтер?

— Да, Джон.

— Я прочел.

Уолтер ждал.

— Сколько во всем этом правды? — спросил Джон.

— Насчет посещений правда — большей частью. А что я, по его словам, говорил — это ложь.

Даже голос у него звучал устало и безнадежно, совсем не убе­дительно. Джон долгое время молчал, словно и в самом деле ему не поверил.

— Что тебе грозит?

— Ничего! — взорвался Уолтер.— За решетку они меня не посадят, последовательности от них ждать не приходится. В любом случае фактов-то у них нет. Они не пытаются ничего доказать. Первый встречный может встать и заявить что угодно — вот их метод!

— Слушай, Уолтер, когда поостынешь, сядь-ка да изложи для полиции все письменно с начала и до конца,— посоветовал Джон; его глубокий голос звучал невозмутимо.— Сообщи все, о чем умолчал, и...

— Я ни о чем не умалчивал.

— Эти посещения...

— Их было всего-навсего три, причем второе вместе с Корби, который знает о двух других!

— Уолтер, у меня складывается впечатление, что каждую не­делю вскрывается что-то новое. Я предлагаю тебе все изложить письменно, поклясться, что это правда, и привести доказательства.

Теперь в раскатистых фразах Джона Уолтер улавливал холод­ность, нетерпение и отстраненность.

— Если ты невиновен,— небрежно добавил Джон.

— Ты, видимо, сомневаешься в этом,— сказал Уолтер.

— Слушай, Уолтер, я всего лишь предлагаю тебе изложить все целиком, а не выкладывать по частям...

Уолтер положил трубку.

Он думал о комментарии в одной из газет: если рассказанное Киммелем не соответствует действительности, то весьма странно, зачем Стакхаус предпочел искать нужную ему книгу в безвестной ньюаркской лавке, когда много проще было бы обратиться в книж­ные магазины Нью-Йорка?

Уолтер налил себе бренди.

К чему теперь это все поведет? Он может сделать заявление для печати, это несложно; он скажет правду, но кто захочет ему поверить? Пр авда -- это ведь так неинтересно, а вот рассказ Ким- меля захватывает.

Он вывел Джеффа погулять в лесок, что в конце Марлборо- Роуд. Песик уже не ждал Клару, но утратил часть присущей ему веселости. Он уже не так радостно играл с Уолтером в свою лю­бимую игру — повиснуть на старой тряпке и в конце концов растерзать ее зубами в лоскутья. На мордочке у Джеффа больше не появлялось того глупо-самоуверенного выражения, которое не сходило с нее, когда Клара была жива. Элли заметила перемену и предложила взять собаку к себе, если Уолтеру не хочется ее дер­жать. Но Уолтер хотел держать Джеффа: он пытался заботиться о нем так же хорошо, как это делала Клара, раз в день основа­тельно его выгуливал и, как правило, сам кормил его по утрам, даже когда Клавдия бывала в доме. Если, однако, с ним что-нибудь случится, подумал Уолтер, следует позаботиться, чтобы Джефф попал к Элли или к Филпотам.

Он дал Джеффу на завтрак ломоть поджаренного хлеба с мас­лом, залив его теплым молоком, стоял и смотрел, как пес расправ­ляется с пищей. От усталости у него дрожали ноги, каблук выбивал дробь по линолеуму. Джефф поднял голову, услыхав непонятный звук, и Уолтер с силой вдавил каблуки в пол.

Зазвонил телефон.

Миссис Филпот спросила, можно ли мистеру Каммерману, оценщику, подойти прямо сейчас. Уолтер ответил, что будет на месте. Его озадачило, что голос у миссис Филпот был, как обычно, безмятежен и вежлив. Но тут она сообщила:

— Надеюсь, Уолтер, вы меня простите — как выяснилось, сама я прийти не смогу. Только что всплыло одно дело, которым мне сейчас нужно заняться.

Глава 35

В полицейский участок в Ньюарке Уолтер позвонил из Нью-Йорка. Ему ответили, что Корби в Ньюарке, но никто не знает, где именно. Уолтер поехал в Ньюарк.

Было четверть второго. Пошел мелкий дождь.

Когда Уолтер добрался до участка, Корби все еще не прихо­дил. Дежурный предложил Уолтеру назвать свое имя, но Уолтер отказался. Он вернулся в машину и поехал к лавке Киммеля. Лавка была закрыта. Одну из витрин украшала длинная тре­щина — кристальный срез посредине, где в стекло угодило что- то тяжелое. При виде этого в Уолтере взыграла кровь, он поискал глазами на тротуаре кирпич, не нашел и поехал на заправочную станцию.

Пока машинy заправляли бензином, он поискал в телефонной книге адрес Мельхиора Киммеля, вспомнил, что он не значится, и посмотрел на Хелен Киммель. Улица Боудон. Заправщик о такой улице и не слышал. Постовой полисмен представлял, где она при­мерно находится, но, когда Уолтер, следуя его указаниям, приехал на место, он ее не нашел. Он так разозлился, что с большим трудом овладел голосом, чтобы обратиться за помощью к прохожей на тротуаре. Та знала точно: за четыре квартала.

Это была улица каркасных домов. Номер 245а оказался не­большим красно-бурым двухэтажным домом, отделенным от троту­ара тонюсенькой полоской запущенного газона, который был об­несен несуразным заборчиком из низких чугунных столбиков. Што­ры во всех окнах были опущены. Уолтер посмотрел вперед, посмот­рел назад, вылез из машины и поднялся по деревянным ступень­кам на узкое крыльцо. Дверной звонок пронзительно взлаял; из дома, однако, не донеслось ни звука. Уолтер представил, как Киммель следит за ним из-за опущенной шторы. Им овладел страх, он напрягся, изготовившись к драке, но все было тихо. Он снова позвонил, на этот раз дольше. Попробовал открыть дверь. Уголки квадратной металлической ручки впились ему в ладонь. Дверь была на замке.

Уолтер вернулся к машине и с минуту постоял, ощущая, как страх переходит в бесплодный гнев. Может, все они опять собра­лись в редакции ньюаркской «Сан». Может, туда ему и следует отправиться, чтобы выступить с заявлением в свою защиту. Впро­чем, они его, вероятно, даже не напечатают, подумал Уолтер. Ему больше нет веры. Понадобится поддержка Корби — этот за­мечательный честный молодой работник полицейского сыска дол­жен подтвердить каждое его слово. Он развернулся и поехал назад в участок.

Уолтеру сказали, что Корби здесь, но сейчас занят.

— Передайте, что с ним хочет встретиться Уолтер Стакхаус.

Сержант полиции внимательно на него посмотрел, открыл дверь в коридор и спустился по ступенькам. Уолтер пошел следом. Они миновали еще один коридор и остановились перед дверью. Сержант громко постучал.

— Что такое? — послышался из-за двери приглушенный голос Корби.

— Уолтер Стакхаус! — гаркнул сержант.

Звякнула задвижка. Корби распахнул дверь.

— Привет! Я так и знал, что вы сегодня приедете! — сказал он с улыбкой.

Уолтер вошел, не вынимая рук из карманов пальто, и заметил, что Корби смотрел на них так, словно Уолтер держал там револь­вер. Но тут Уолтер встал как вкопанный: на стуле с прямой спинкой перед ним сидел Киммель, извернувшись, будто от боли, всем своим огромным телом. Киммель глядел на него, как на совершен­но незнакомого человека, а на лице у Киммеля был написан лишь слепой, ничем не прикрытый ужас.

— Сегодня у нас день признаний, добродушно изрек Кор­би.— Тони уже признался, Киммель идет вторым, а затем и ваша очередь.

Уолтер ничего не сказал. Он посмотрел на испуганного темно­волосого юношу, который сидел на другом стуле с прямой спин­кой. Холодную белую комнату с облицованными кафелем стен­ками заливал ослепительный свет. Огромное лицо Киммеля было мокрым то ли от слез, то ли от пота. Воротничок рубашки у него был разорван, галстук приспущен.

— Хотите присесть, Стакхаус? Садитесь на стол, больше не­куда.

Уолтер заметил, что дверь закрыта изнутри на массивный засов, какими запирают — тоже изнутри — холодильные камеры, в которых работают мясники.

— Я пришел вас спросить, что будет дальше. Я хочу играть в открытую. Я готов в любую минуту предстать перед судом, но не намерен мириться с потоками лжи ни от вас, ни от кого дру­гого...

— Вы все ускорите, Стакхаус, стоит вам только сознаться в своем деянии! — прервал Корби.

Уолтер окинул взглядом его самодовольную позу, его хмурое малюсенькое личико — демагог-недомерок под надежной защитой своего звания. Внезапно Уолтер вцепился Корби в предплечье одной рукой, развернул его и попробовал заехать ему в челюсть кулаком другой, но Корби успел перехватить удар и дернул Уолтера на себя. Уолтер поскользнулся на кафеле и упал бы, не удержи его Корби, который не выпускал его запястья из своей хватки.