Уолтер переменил позу, запустил пятерню в густые светлые во­лосы, попробовал расслабиться и почитать газету. Господи, поду­мал он, и это называется отпуск.

Он пробежал глазами колонку о положении американских во­оруженных сил во Франции, но продолжал думать о Кларе. Он вспоминал про то утро в среду после предрассветной прогулки на рыбачьей лодке (поездка на ранний лов с Мануэлем хоть достави­ла ей удовольствие, потому что была познавательной), когда они вернулись к себе и решили соснуть. Клара была в на редкость от­личном настроении. Они посмеялись по какому-то поводу, она об­няла его за шею, медленно привлекла к себе...

Одно-единственное утро в среду, три дня назад, но уже в чет­верг в ее голосе появились знакомые кислые нотки, это привычное наказание за дарованные накануне милости.

Было десять минут девятого. Уолтер высунулся из машины и по­смотрел на гостиничный фасад, который находился чуть-чуть поза­ди. Клара все еще не появилась. Он глянул в газету и прочитал: «Мертвая женщина обнаружена в окрестностях Территауна, штат Нью-Йорк».

Женщину зверски избили и порезали, но не ограбили. Поли­ции не за что было зацепиться. Женщина ехала автобусом из Нью­арка в Олбани, пропала на остановке по пути следования, дальше автобус отправился без нее.

Уолтер прикинул, не удастся ли из этой заметки извлечь чего- нибудь для своих очерков: вдруг женщину и убийцу связывали ка­кие-то странные отношения? Он припомнил, что как-то прочел в га­зете о беспочвенном, по всей видимости, убийстве, которое впослед­ствии нашло объяснение в неравноправной дружбе между убийцей и жертвой, дружбе, напоминающей отношения между Чадом Овер­тоном и Майком Дыовином. Уолтер сумел, рассмотрев исто­рию убийства, выявить некоторые потенциально опасные стороны в дружбе Чада и Майка. Он вырвал из газеты заметку о женщи­не из Ньюарка и положил в карман. Заметку в любом случае сто­ило сохранить несколько дней — вдруг появятся сведения об убийце.

Писанием очерков Уолтер развлекался последние два года. Всего их должно было быть одиннадцать, под общим названием «Неравноценные друзья». Пока что он написал только один, по­священный Чаду и Майку, но составил конспекты еще несколь­ких, и все они опирались на его наблюдения над друзьями и знако­мыми. Он исходил из посылки, что большинство людей водят дружбу, по меньшей мере, с одним человеком, во многом им усту­пающим, из-за того, что находят в нем отражение или же вопло­щение определенных недостатков и качеств, которые имеют или, напротив, которых лишены они сами. Взять тех же Чада и Майка: оба из зажиточных семей, оба избалованные, но Чад решил за­няться делом, тогда как Майк все еще ходит в повесах, хотя особо повесничать ему не на что — семейство перестало выдавать ему на расходы. Майк пьяница и бездельник, без зазрения совести обирает друзей; впрочем, теперь, кроме Чада, у него и друзей-то не осталось. Чад, судя по всему, решил: «Кабы не милость Божия, был бы я на его месте» — и регулярно подбрасывает Майку день­ги и дает приют. От Майка же как от друга всем мало поль­зы. Уолтер не собирался предлагать свои очерки издателям. Он писал книгу исключительно для собственного удовольствия, и плевать ему было на то, допишет он ее или нет.

Уолтер уселся поглубже и закрыл глаза. Он подумал о по­местье у Залива Устриц, которое Клара пыталась продать за пять­десят тысяч долларов, и тихо помолился, чтобы один из двух ве­роятных покупателей его приобрел — ради Клары и ради него, Уолтера. Вчера она просидела несколько часов, изучая расположе­ние дома и земельного участка. Планировала наступательную опе­рацию на следующую неделю, как она объяснила. Он-то знал, что она фурией налетит на клиентов. Удивительно, что она не внушала им ужаса и даже умудрялась что-то продавать. И они-таки покупа­ли. В маклерской фирме «Найтсбридж» ее считали первоклас­сным комиссионером.

Если бы только удалось ее смягчить. Дать ей все необходи­мое, чтобы она обрела чувство уверенности,— так он думал в свое время. Но разве он не дал? Любовь, привязанность, да и деньги тоже. Все впустую.

Он услышал дробный стук — цок-цок-цок — она бежала в сво­их туфлях на высоком каблуке, сразу подобрался и подумал: черт побери, нужно было подогнать машину ко входу, ведь на улице дождь. Потянулся через сиденье и открыл ей дверцу.

— Почему не подъехал прямо ко входу? — спросила она.

— Прости, мне это только что пришло в голову,— он рискнул улыбнуться.

— Мог бы, кажется, заметить, что идет дождь,— сказала она, с безнадежным видом покачав головой.— На пол, миленький, ты весь мокрый.

Она согнала Джеффа, своего фокстерьера, с сиденья, но он вспрыгнул обратно.

— Фи, Джефф!

Джефф радостно взлаял, решив, что с ним играют, и, как пру­жиной подброшенный, в третий раз взлетел на сиденье. Клара позволила ему остаться и нежно обняла одной рукой.

Уолтер повел машину в центр городка.

— Может, заедем в «Мелвилл» выпьем перед ужином? Это наш последний вечер.

— Мне пить не хочется, но я посижу с тобой, если ты не мо­жешь без рюмки.

— Идет.

Может, ее удастся уговорить на коктейль. Или хотя бы на слад­кий вермут с содовой. Но, вероятней всего, не удастся, да и стоит ли в самом деле заставлять ее сидеть, пока сам он будет пить? К тому же, как правило, ему требовалась не рюмка, а две. На Уолтера нашло раздвоение чувств, одно из тех помрачений воли, когда он никак не мог решить — пить или не пить? Он мино­вал гостиницу.

— Мне казалось, мы едем в «Мелвилл»,— заметила Клара.

— Я передумал, ты ведь не захотела составить мне компа­нию.— Уолтер опустил ладонь ей на руку и пожал.— Едем в «Вершу».

В конце улицы он повернул налево. «Верша» была расположена на маленьком мысе. В окно влетел крепкий бриз, прохладный и соленый. Уолтер вдруг оказался в кромешной тьме; он поискал взглядом цепочку голубых фонарей у «Верши», но ничего не уви­дел.

— Лучше вернуться на шоссе и подъехать со стороны запра­вочной станции, как я всегда делаю,— заметил он.

Клара рассмеялась:

— Еще бы, ты бывал здесь раз пять, если не больше!

— Какое это имеет значение? — подчеркнуто небрежно возра­зил Уолтер. — Мы же не торопимся, правда?

— Правда, но бессмысленно тратить время и силы, когда, чуть- чуть подумав, можно было с самого начала выехать на правильную дорогу!

Уолтер удержался от замечания, что она тратит больше сил, чем он. Напряженная линия ее тела, лицо, подавшееся к ветро­вому стеклу,— от этого щемило сердце, возникало чувство, что не­деля отпуска канула зря и чудесное утро после вылазки на рыбал­ку — тоже зря. Забыто уже на другой день, как все остальные чу­десные ночи и утра, за последний год они выдавались так редко, он мог пересчитать по пальцам эти маленькие оазисы, затерявшиеся в огромной пустыне. Он пытался придумать, что бы сказать ей такое приятное, пока они еще едут.

— Ты мне нравишься в этой шали, — произнес он с улыбкой. Шаль свободно лежала на ее обнаженных плечах, образуя петлю вокруг предплечий. Он всегда ценил ее умение носить вещи и вкус, с каким она выбирала наряды.

— Это боа, — заметила она.

— Боа. Я люблю тебя, милая. — Он потянулся ее поцеловать, она подставила губы, и он едва их коснулся, чтобы не размазать помады.

Клара заказала холодного омара под майонезом — она его обо­жала; Уолтер заказал рыбу на вертеле и бутылку рислинга.

— Я думала, Уолтер, ты сегодня будешь есть мясо. Если у тебя опять будет рыба, Джеффу снова ничегошеньки не достанется.

— Хорошо, — согласился Уолтер, — закажу бифштекс. Пусть Джефф поживится.

— Голос у тебя, как у мученика!

Бифштексы в «Верше» были не лучшие. В прошлый раз Уолтер тоже заказал бифштекс из-за Джеффа — тот отказывался от рыбы.

— Меня это вполне устраивает, Клара. Не будем пререкаться в наш последний вечер.

— Кто пререкается? Это ты начинаешь!

В конце концов был заказан бифштекс. Настояв на своем, Кла­ра вздохнула и уставилась в пространство, уйдя в мысли о чем- то другом. Странно, подумал Уолтер, Клара экономит даже на жратве для собаки, хотя потакает Джеффу во всем остальном. Откуда это? Что именно в ее прежней жизни превратило Клару в крохоборку? Семья у нее была не богатая, но и не бедная. Вот и еще одна связанная с Кларой загадка, на которую ему, по всей вероятности, никогда не найти ответа.

— Киска,— ласково обратился он к ней, назвав интимным прозвищем, которое употреблял крайне редко, чтобы не затрепа­лось,— давай сегодня повеселимся. Нам, вероятно, теперь не скоро доведется отдохнуть вместе. Может, после обеда отправимся по­танцевать в «Мелвилл»?

— Хорошо,— согласилась Клара,— только не забудь, что завтра вставать в семь утра.

— Не забуду.

До дома езды шесть часов, но Клара хотела поспеть к четырем, чтобы пойти на чай к Филпотам, ее боссам в «Найтсбридже». Уолтер накрыл ладонью ее руку, лежащую на скатерти. Он любил ее руки. Маленькие, но не миниатюрные, красивые и довольно силь­ные. Ее рука как раз помещалась в его.

Клара на него не глядела. Она смотрела в пространство, но не отрешенно, а сосредоточенно. Лицо у нее было маленькое, однако красивое, а выражение — невозмутимое и какое-то отстра­ненное. Когда она расслаблялась, то скорбно поджимала губы. Черты ее лица, были неуловимы, его было трудно запомнить с одного взгляда.

Он оглянулся посмотреть, что делает Джефф. Клара спустила его с поводка, и пес семенил по залу, обнюхивая ноги сидевших за столиками, брал кусочки, что ему давали посетители. Из чужих рук он всегда ест рыбу, подумал Уолтер. Уолтеру поведение пса доставляло мало радости: в прошлый раз официант попросил их посадить собаку на поводок.

— О песике не волнуйся,— заметила Клара, угадав его мысли.

Уолтер пригубил вино и кивнул официанту, что все в порядке. Он подождал, пока Клара взяла бокал, и поднял свой.