— Будьте добры, пройдите в соседнюю комнату, где находятся ваши компаньоны, миссис Энсон. Я приду через несколько минут.

Мейсон кивнул остальным, они одновременно с миссис Энсон вышли во внешний офис.

— Как я держалась? — сразу же спросила она у Мейсона.

— Внешне хорошо. Голос у вас звучал ровно, руки не дрожали, вы не бледнели и не краснели.

— В таком случае, если показания приборов будут хороши, мистер Монроу подтвердит, что я не лгала?

Мейсон кивнул.

Репортер повернулся к фотографу, который снова что-то снимал, явно намереваясь ему что-то сказать, но в этот момент отворилась дверь и в офис вошел Монроу, держа в руке сложенную ленту.

Фотограф и это запечатлел на пленке.

— Ну? — спросил Мейсон.

— По моему мнению, — твердо заявил Монроу, — эта женщина говорит правду.

Репортер и фотокорреспондент, не прощаясь, бросились к выходу.

Мейсон пожал руку Монроу, заплатил за тестирование и сказал Селме Энсон:

— Поезжайте домой и постарайтесь обо всем позабыть, миссис Энсон. Не отвечайте, напоминаю, ни на какие вопросы, кто бы вам их ни задавал. Пошли, Делла. Мне думается, сейчас нам было бы неплохо позавтракать.

Глава 14

Делла Стрит положила газету на письменный стол Мейсона как раз в ту минуту, когда адвокат появился в офисе.

Крупный заголовок на первой странице сообщал: ВДОВА РЕАБИЛИТИРОВАНА

А ниже, чуть помельче* говорилось о том, что клиентка Перри Мейсона согласилась подвергнуться тестированию с помощью детектора.

— Как все это представил наш репортер, Делла?

— Господи, да как он мог все это представить! — воскликнула девушка. — Разве не вы ему преподнесли весь готовый материал? Правда, надо отдать ему справедливость, он его кое-чем дополнил. Например, сообщил историю полиграфа; когда он был изобретен и для чего, все о покойном Леонарде Килере, об Американской полиграфической ассоциации и о беседе по телефону с ее президентом… Вообще-то статья получилась весьма солидной.

— Какая-нибудь реакция последовала?

— Пока никакой, но ведь еще рано. Надо набраться тер…

Зазвонил телефон.

Делла Стрит произнесла, подняв трубку, обычную формулу:

— Да, Герти?

Выслушав ответ, она с улыбкой повернулась к Мейсону:

— На линии собственной персоной Гамильтон Бюргер, окружной прокурор. Желает с вами лично побеседовать.

— Скажи Герти, пусть соединит.

•Он поднял трубку и произнес:

— Да, Гамильтон. Доброе утро. Ну, как у вас дела?

— Какого черта вы предполагаете добиться, подняв такую шумиху вокруг Энсон? — сразу же приступил к делу прокурор.

— Противодействовать шумихе, поднятой полицией по поводу того, что якобы Селма Энсон уехала из города, чтобы полиция не могла ее допросить.

— Вы могли бы просто разрешить полиции это сделать.

— Но пожелала бы полиция заявить в печати, что они считают ее невиновной?

— Ни они, ни прокуратура не считают ее невиновной, сколько бы тестов на детекторе лжи вы ни предпринимали. Мне…

— Постойте, постойте, Гамильтон, — прервал его Мейсон. — Не называйте это тестом детектора лжи. Это же не соответствует истине. На самом деле это научный допрос, проводимый специалистом высокого класса, с использованием полиграфа.

— Ладно, ладно, пусть так. Звучит умно и эффектно, но я считаю необходимым обратить ваше внимание на то обстоятельство, что суд не одобряет подобное вмешательство прессы.

— Какое подобное?

— Где обсуждаются результаты тестирования детектором лжи.

— Дался вам этот детектор лжи… Я не помню, чтобы кто-то до сих пор прибегал к помощи полиграфа для установления невиновности, — сказал Мейсон. — Если его и использовали в полиции, то обычно для того, чтобы уличить человека во лжи и тем самым доказать его вину. Когда они не добиваются признания, они называют этот тест неубедительным и на этом успокаиваются. Я начал нечто новое. Когда возникают всякие зловредные сплетни и кривотолки по поводу того или иного дела, я считаю целесообразным подвергнуть подозреваемого научному допросу с помощью полиграфа и сообщить результаты в печати, какими бы они ни были. После этого все станет на свои места, а клеветники прикусят языки.

— Суды не пойдут на это, — сказал Бюргер.

— Какой суд осмелится мне помешать? — спросил Мейсон.

— Сами увидите. Считайте, что вам повезло, если вас не обвинят в попытке оскорбить суд.

— Иными словами, суды пойдут на все, лишь бы не дать возможности человеку заявить во всеуслышание о своей невиновности?

— Таким способом — да.

— Почему?

— Суды никогда не согласятся разрешить использовать тесты полиграфом для доказательства вины подозреваемого.

— Хорошо, с этим я могу согласиться… Естественное волнение, страх, недоверие — все это может повлиять на показания датчиков. А как в отношении добровольного признания, они разрешают опубликовать его?

— Ни Боже мой! — закричал Бюргер. — После того как подозреваемый был арестован и сознался в содеянном, полиция не разрешит, чтобы о его признании была сделана публикация.

— Та-ак… А теперь возьмем противоположный аспект этой проблемы. Допустим, что подозреваемый упорно твердит о своей непричастности к преступлению. Неужели суды могут запретить ему открыто заявить широкой публике о своей невиновности? О том, что на него напрасно клевещут?

— Нет, конечно.

— Именно таково положение вещей в данном деле, — сказал Мейсон. — Человек, репутация которого запятнана косвенными намеками, а то и прямыми обвинениями, имеет право добиваться того, чтобы его репутация была восстановлена.

— Вы еще не дослушали меня до конца, Мейсон, — начал выходить из себя Бюргер, — я могу сказать, что в надлежащее время и в надлежащем месте я намереваюсь просить суд принять меры.

— Какой суд и какие меры?

— Тот, который будет судить Селму Энсон.

— Вы полагаете, что ее будут судить?

— У нас имеются кое-какие вещественные доказательства, которые в настоящее время мы оцениваем. И мне представляется вполне вероятным, что миссис Энсон будут судить, невзирая на поднятую вами шумиху, которой вы рассчитывали запутать дело. Мы не боимся газетного ажиотажа, мистер Мейсон!

— И вы намерены по этому поводу сделать заключение в печати?

— Я уже обрисовал прессе позицию прокуратуры в достойной манере, приличествующей представителям Закона.

— Иными словами, вы пытаетесь нейтрализовать предпринятые мною шаги?

— Ничего подобного. Меня попросили изложить позицию прокуратуры, и я это сделал.

— Когда мы окажемся в суде, — сказад адвокат, — я непременно взгляну на ваше достойное заявление и проверю, нет ли в нем чего-то такого, что предназначено для целенаправленного, отнюдь не объективного воздействия на общественное мнение.

— Вам будет не до этого! Я вам не завидую! Представляю, как вы будете выглядеть, потерпев фиаско после такого громкого выступления в газете от имени вашей подзащитной.

Мейсон рассмеялся:

— Сколько лет я вас знаю, Бюргер, а до сих пор не могу понять, то ли вы необычайно забывчивый человек, то ли жуткий упрямец. До сих пор ведь не я, а именно вы неоднократно попадали впросак. Человек всегда считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет неопровержимо доказана.

Голос Бюргера звучал насмешливо:

— Благодарю вас за то, что вы предоставили мне возможность вспомнить основной правовой принцип.

— Не стоит благодарности, для меня это не составляет труда. Обращайтесь ко мне всякий раз, когда захотите вспомнить что-то такое, что исчезло у вас из памяти.

Бюргер в сердцах бросил трубку на рычаг.

Мейсон улыбнулся Делле Стрит.

— Бюргер сказал, что сделал заявление в печати.

— Оно еще не было опубликовано.

— Появится в вечернем выпуске…

Снова раздался телефонный звонок.

Делла Стрит произнесла обычное:

— Да, Герти?

И тут же повернулась к Перри Мейсону:

— В приемной находится Джордж Финдлей. Он выглядит разъяренным и требует немедленного свидания с вами.

— Требует?

— Так выразилась Герти. Требует.

— Пожалуйста. Если ему так приспичило со мной увидеться, надо уважить его просьбу… Скажи ему, чтобы проходил сюда.

Делла Стрит встревожилась:

— Шеф, он же разъярен. Не думаете ли вы, что разумнее было бы пригласить сюда Пола Дрейка и…

— Ну что ты такое говоришь, Делла? Да если только он попробует поднять на меня, руку, я сверну ему шею, и это доставит мне огромное удовольствие.

Делла Стрит с минуту поколебалась, затем нехотя подошла к двери, распахнула ее и ровным голосом произнесла:

— Можете войти, мистер Финдлей.

Джордж Финдлей, рослый широкоплечий тип лет двадцати восьми, буквально ворвался в кабинет.

— Какого черта вы собираетесь сделать? — заорал он, глядя на Мейсона.

Адвокат холодно взглянул на посетителя.

— Вы неверно осведомлены. Никаких чертей я никогда не делал и не собираюсь делать в дальнейшем, мистер Финдлей. В данный момент я пытаюсь установить, чего вы хотите. Обычно я не принимаю посетителей без предварительной договоренности, а для вас сделано исключение только потому, что вы выглядите расстроенным… Так что же вам угодно?

— Вы вмешиваетесь в семейные дела! — все еще запальчиво выкрикнул Финдлей.

— Прошу прощения, в чьи семейные дела?

— Дела семьи Арлингтонов.