Примерно в десять минут третьего со стороны городской ратуши показалась машина. Это был старый черный "линкольн", длинный и тяжелый, как катафалк. Серые занавески на заднем стекле довершали схожесть. За рулем сидел мужчина в черной фетровой шляпе. Он ехал со скоростью примерно пятьдесят миль на участке, где скорость была ограничена двадцатью пятью милями. Подъезжая к кварталу, где стояла моя машина, он снизил скорость.

С заднего сиденья я достал вчерашнюю газету и прислонил ее перед собой к рулю, чтобы прикрыть лицо. Казалось, что "линкольн" очень долго проезжал мимо меня. Наконец, проехал. Лицо водителя с маленькими глазками, курносым носом и мясистыми губами нельзя было забыть, настолько оно было мерзким.

Он повернул на въездную дорогу дома номер 14, его машина оказалась видна в мое зеркало заднего обзора. Он запарковался рядом с "ягуаром" и вылез. Двигался быстро и мягко, не размахивая руками. В своем темно-сером пальто-реглане, усиливавшем покатость и ширину плеч, он походил на торпеду, скользящую на своей хвостовой части.

Дверь отворилась до того, как он постучал. Мне не было видно, кто ее открыл. На какое-то время дверь захлопнулась, минуты на две или три, а потом распахнулась снова.

Из дома вышел Лэнс Леонард. Он сбежал со ступенек мелкими быстрыми шажками, походкой марионетки, пересек лужайку в направлении "ягуара", не обратив внимания на распылитель, хотя брызги воды замочили его белую шелковую рубашку и светло-бежевые брюки.

"Ягуар" с ревом дал задний ход. Когда он проносился мимо меня на скрежещущих покрышках, мне удалось мельком увидеть его лицо, взволнованное, пожелтевшее. Нос и подбородок резко выделялись. Глаза сверкали. Меня он не заметил.

Машина унеслась, и наступила тишина. Я достал пистолет 38-го калибра, который хранил в бардачке, и перешел через улицу. "Линкольн" был зарегистрирован на Теодора Марфельда, который жил на прибрежной автостраде южного Малибу. Обшарпанная кожаная обивка на сиденьях автомобиля почему-то пахла кошками. Заднее сиденье и пол были укрыты листами толстой оберточной бумаги. Часы на приборном щитке машины остановились в двадцать минут двенадцатого.

Я подошел к двери дома и поднял кулак, чтобы постучать, когда увидел, что дверь осталась слегка открытой. Я раскрыл ее пошире и пошел в полутемный зал с куполообразным арабским потолком. Впереди, с левой стороны, на второй этаж поднималась неуклюжая лесенка из красных ступеней. С правой стороны, через внутреннюю дверь, на пол и на гладкую боковую штукатурку лестницы падала полоска света. Силуэт в шляпе показался в двери и почти полностью закрыл собой эту полосу. Из двери высунулись голова и плечо курносого.

- Мистер Марфельд? - спросил я.

- Да кто вы такой, черт возьми? Вы не имеете права вторгаться в чужой дом. Убирайтесь отсюда к черту.

- Я бы хотел поговорить с мисс Кэмпбелл.

- О чем? Кто вас послал? - спросил он нахраписто.

- Между прочим, меня послала ее мать. Я - друг их семьи. А вы тоже являетесь другом их семьи?

- Да, я друг их семьи.

Марфельд коснулся правой рукой своего лица. Левая рука была скрыта дверным косяком. Пистолет я держал в кармане, нащупав пальцем предохранитель. Он закрыл ладонью всю нижнюю часть лица и потянул свою челюсть то в одну, то в другую сторону. На кончике его указательного пальца было вязкое красное пятно. Он оставил красный отпечаток на своем выгнутом носу.

- Вы порезались?

Он повернул руку, посмотрел на большой палец и спрятал его в зажатом кулаке.

- Да, порезался.

- Я умею оказывать первую медицинскую помощь. Если вы испытываете боль, могу принести из машины раствор салицилки. Есть также йод, - я говорил спокойно, как домашний врач. - Может ведь начаться заражение крови…

Правой рукой он как бы отбросил от себя мои слова. Он здорово нервничал.

- Заткнитесь! Черт бы вас подрал! Не люблю брехунов. - Но он взял себя в руки и опять стал вести себя почти как нормальный человек. - Вы слышали, я велел вам убираться отсюда? Чего вы ждете?

- Друг семьи не разговаривает так с другим другом семьи.

Его широкие плечи высунулись из-за двери, в левой руке сверкнул железный прут. Это была бронзовая кочерга. Он переложил ее в правую руку и бросился ко мне. Он оказался так близко, что я мог почувствовать запах его дыхания. От него исходил кислый запах скандала.

- Проклятый трепач!

Марфельд замахнулся кочергой. Темная капля отлетела от ее загнутой части и запятнала штукатурку стены как шлепок жидкой красной краски. Мои глаза задержались на этом на сотую долю секунды дольше, чем надо. Кочерга просвистела в воздухе и обожгла мне голову. Это был скользящий удар, иначе он укокошил бы меня. Пол встал дыбом и ударил по моим коленям, локтям и голове. Пистолет полетел куда-то в дыру гаснущего света.

Я пополз к нему по полу. Нога Марфельда опустилась возле моих пальцев. Я схватил руками его щиколотку и перебросил его тушу назад через себя. Он грузно шмякнулся и остался лежать, прерывисто дыша.

Среди клочьев гаснувшего в моем сознании света я начал шарить вокруг в поисках отлетевшего пистолета. Боковым зрением я успел увидеть яркую комнату за порогом, как отчетливую галлюцинацию. Все было в белых, черных и красных тонах. Блондинка в полотняном платье лежала на белом ковре перед невысоким черным камином. Ее лицо было повернуто в сторону. Вокруг нее расплылась темно-красная лужа.

Позади меня послышались шаги, и когда я обернулся, что-то тяжелое ахнуло мне по голове, сбив меня с катушек и погрузив в глубокий красный туман.

Когда я пришел в себя, то почувствовал движение и какое-то громыхание в животе, которое постепенно отделилось от меня и превратилось в шум мотора. Я сидел, прижатый к задней спинке переднего сиденья. Плечи были зажаты с обеих сторон. Я открыл глаза и узнал приборную панель и часы, которые остановились в двадцать минут двенадцатого.

- Люди изо всех сил стараются поселиться здесь, - сказал Марфельд, сидевший справа.

Мои глаза еле поворачивались в глазницах. Марфельд на своем колене держал мой пистолет. Сидевший с левой стороны шофер сказал:

- Братишка, ты просто убиваешь меня. Ты выкидываешь одну и ту же старую хохму всякий раз, когда мы проезжаем это место.

Мы проезжали Форест Лоун. Елисейские поля этого местечка искажались от движения машины, жары и ряби не то в воздухе, не то в моих глазах. У меня возникло непреодолимое желание покоя. Я думал о том, как приятно было бы улечься на красивом кладбище и слушать органную музыку. Потом я увидел руки водителя на рулевом колесе. Это были большие", грязные руки с черными ногтями, и это взбесило меня.

Я попытался схватить пистолет с колен Марфельда. Он отвел его в сторону, как делают, когда ребенку не дают конфетку. Мои движения были настолько слабы и вялы, что это меня испугало. Дулом пистолета он ударил по суставам моей руки.

- Как вам это нравится? Соня пробудился.

Мой одеревеневший язык, с трудом поворачиваясь в пересохшем рту, выдавил несколько слов:

- Вы, клоуны, знаете, что бывает за насильственное похищение?

- Похищение? - У водителя была небольшая скрюченная мордашка, которая странно торчала из массивного туловища. Он косо взглянул на меня. - В последнее время я не слышал ни о каких насильственных похищениях. Вам, наверное, это приснилось.

- Точно, - поддержал его Марфельд. - И не думайте разыграть меня, остряк. Я пятнадцать лет работал окружным полицейским. Я чту законы и знаю, что можно делать, а чего нельзя. У нас не позволяется врываться в частный дом, имея при себе смертоносное оружие. Вы нарушили закон, и у меня было полное право одернуть вас. Господи, да я мог бы пристукнуть вас, и меня бы даже не обвинили за это.

- Читайте свои молитвы, - посоветовал водитель.

- Вы - остряки. Некоторые из вас ведут себя так, будто думают, что и убийство им может сойти с рук.

- Некоторые так и поступают.

Марфельд резко повернулся на сиденье и ткнул дулом пистолета мне в живот.

- Что такое? Ну-ка повторите. Я что-то не понял.

Мои мысли все еще были разбросаны вокруг Лос-Анджелеса. Но у меня все же хватило ума, чтобы подумать о паре вещей. Они не могут быть уверены, если я этого сам им не скажу, что я увидел девушку в освещенной комнате. Если она мертва и они узнают, что я видел ее труп, то я окажусь на верном пути к собственным похоронам в закрытом гробу.

- Что вы там говорили об убийстве?

Марфельд сильно надавил пистолетом. Я напряг мышцы живота, чтобы блокировать это давление. У меня во рту появился привкус тминных зерен, которые добавляют в ржаной хлеб. Я сосредоточился на том, чтобы этот привкус не пропадал.

Через некоторое время Марфельд устал приставать ко мне с вопросами и выпрямился, положив пистолет на колено.

- Ладно, вам придется объясниться с мистером Фростом.

Он произнес это таким тоном, как будто со мной не могло случиться ничего страшнее.


Глава 12


Лерой Фрост не только возглавлял частную полицию студии Гелио-Графф. У него были и другие обязанности - важные и в то же время темные. В отдельных случаях он мог снять обвинение за вождение в нетрезвом виде или за употребление наркотиков. Он знал, как оказать давление, чтобы добиться развода или снять с рассмотрения суда обвинение в изнасиловании. Самоубийство путем отравления барбитуратами превращалось в его ловких руках в случайный перебор дозы лекарства. Проработав некоторое время заместителем начальника охраны вашингтонского агентства, он теперь консультировал сценарный отдел по вопросам приобретения рукописей и режиссерский отдел по вопросам найма и увольнения артистов. Я его немного знал, примерно столько, сколько мне было надобно.