Артур Конан Дойл - Белый отряд

– Мне часто говорил Джон Чандос, что рыцарю никогда не следует снимать свои доспехи; теперь только я понимаю, как справедливы его слова, – сказал сэр Найджел, занимая свою боевую позицию, так как противник готовился к атаке.

Действительно, толпа неудержимо устремилась к темному проходу, чтобы овладеть лестницей.

Впереди всех шел коренастый человек с грубым загорелым лицом, а рядом с ним другой, громадного роста, с большой дубиной, конец которой был утыкан гвоздями. Быстрая стрела Эльварда молниеносно поразила одного из них, в то время как другой крестьянин бросился между Бертраном и сэром Найджелом и размозжил голову богемцу. Несмотря на то что рыцари успели ранить его трижды, он продолжал наступать, но, наконец, истекая кровью, упал у подножия лестницы. Толпа бродяг, подобно стремительному потоку, вырвавшемуся из горного ущелья, напирала на осажденных. Кровь лилась рекой под звон оружия, а стоны раненых делали невыносимой эту ужасающую картину смерти. Вход уже преграждала груда тел, когда яростная толпа наконец отступила. Мятежники почувствовали, что не могут одолеть защитников крепости, и огласили воздух неистовыми ругательствами.

– Надеюсь, с них хватит этого урока, – сказал Дюгесклен, оправляясь после страшного боя.

– Знаете ли, Бертран, я никогда не предполагал, что среди них могут быть такие мужественные воины. Но что это они несут? Клянусь святым Георгом, этого я больше всего опасался! – воскликнул сэр Найджел.

Толпа крестьян показалась с большими охапками хвороста и дров. Они сложили всё у дверей и подожгли факелами. Вскоре огненные языки подступили к лестнице, так что пятерым храбрым защитникам пришлось отступить к вершине башни. Здесь их глазам представилось ужасное зрелище: величественный замок, еще недавно гордо возвышавшийся над лощиной, теперь превратился в пылающие развалины. Дикая толпа пришла в исступление от выпитого вина. Оборванцы, почуяв запах крови, неистовствовали во дворе и извергали страшные проклятия. Некоторые из них подожгли самое основание башни и, взявшись за руки, стали плясать вокруг пылающего костра, жутко кривляясь и распевая песню, надолго осевшую в памяти осажденных:

Перестаньте, воины и стражники,

Обдирать простого мужика!

Жан-простак с давних времен

Его звать.

– Плохо дело, дружище Джон, – сказал Эльвард, натягивая тетиву, – не видать нам, кажется, на этот раз Испании. Великолепно! Вот теперь попробую достать того, что держит на пике отрезанную голову. Так! Туда ему и дорога. Однако и ты, Джон, не зеваешь, только отучись, любезный, дергать так сильно тетиву. Это довольно трудно, но, кто хочет хорошо стрелять, непременно должен отказаться от этой дурной привычки.

Пока Эльвард и Джон пускали стрелы и приводили в ужас толпу, ибо каждая стрела находила свою жертву, сэр Найджел ломал голову над тем, как им всем не сгореть здесь заживо.

– Я ничего не имею против такой смерти, – сказал Бертран, – но меня мучает мысль, что бедная миледи должна разделить ее с нами.

– Какие пустяки! Я ничего так не желаю, как умереть вместе с вами, дорогой мой Бертран, – ответила миледи.

– Ответ вполне достойный такой уважаемой особы. Я уверен, что и моя жена ответила бы так же, как и вы, миледи, – сказал Найджел. – Но что случилось, Аллен? Зачем вы меня дергаете за рукав?

– Взгляните сюда, милорд, видите ли вы эти огромные трубы и кучу ядер? Не могут ли они нам пригодиться?

– О, это бомбарды, – вскричал Дюгесклен, – я сейчас пущу залп по этой черни, и вы увидите, как это подействует на шакалов, предающихся вакханалии на трупах наших братьев!

– Не понимаю, как можно возиться с подобными вещами, когда есть лук и стрелы, – недовольно сказал Эльвард.

– Принесите же скорее сюда этот ящик с порохом! Вы не представляете, что произойдет там, в толпе, после выстрела, – произнес в ответ Бертран. – Откройте крышку, Джон, и кидайте прямо в огонь!

Вслед за этим раздался оглушительный грохот, который потряс башню до самого основания. Осажденные с любопытством взглянули вниз и увидели, как в воздухе закружились камни, бревна и разорванные тела людей. Башня покосилась набок. Когда дым рассеялся, защитники крепости смогли разглядеть, что делалось внизу. На земле на протяжении сорока ярдов лежали изуродованные тела; многие были ранены и сотрясали воздух оглушительными стонами. Остальные стояли позади этой колеи смерти, тесно прижавшись друг к другу, и с ужасом взирали на зловещую черную башню, распространявшую вокруг себя погибель.

– Теперь можно сделать вылазку, – вскричал сэр Найджел, – пока эти изверги еще не оправились от ужаса! – С этими словами маленький рыцарь бросился вниз по винтовой лестнице; за ним последовали Дюгесклен и остальные защитники башни. Вдруг сэр Найджел, увидев что-то, остановился и воскликнул:

– Мы вели себя как и подобает истинным рыцарям, но теперь нам остается только умереть. Взрыв разрушил стену, а с ней и лестницу. Вернемся же, Бертран, и совершим молитву тому, кто призывает нас к себе.

Рыцари вернулись назад, где на верхней ступеньке их встретила леди Тифен, едва переводя дыхание от волнения.

– Прислушайтесь, Бертран, я слышу звуки песни на незнакомом языке!

Все затаили дыхание и молча вслушивались, но безрезультатно. Отчаяние уже готово было охватить этих мужественных людей, ведь последняя надежда, так приветливо блеснувшая среди стольких потрясений этой злополучной ночи, оставила их. Но вдруг Эльвард, вскочив, радостно закричал, размахивая руками:

– О, теперь мы спасены, я ясно слышу боевую песню Белого отряда.

– Слушайте же, господа!

Все тут же застыли на своих местах. До слуха их теперь отчетливо доносились слова старой саксонской песни, которую хором пели английские лучники, приближаясь к замку. Никакая музыка не могла быть приятнее этой простой военной песни. Песня с каждой минутой становилась все отчетливее, так что вскоре можно было разобрать даже ее немудреные слова.

Поднимем же бокал

За честь гусиного пера

И край, где гусь летал!

– Славно поют! Клянусь эфесом, сюда идут двести храбрецов, которые и поют лихо, и не менее лихо сражаются! – прокричал Эльвард.

Все ближе слышались звуки походного марша:

Что вам сказать о луке?

Он в Англии был сделан

Проворными руками

Из тисовых стволов.

Стрелки, мы в сердце чистом

Храним наш лук из тиса

И Англию, взрастившую его…

А что сказать о людях?

Мы в доброй Англии росли

И землю нашу любим.

Стрелки мы, нрав наш крут…

Так наполняйте чаши —

Мы пьем за землю нашу,

Край, где стрелки живут!

– Как же весело они поют! – воскликнул Дюгесклен.

– Таков обычай, когда воины идут на бой. Но они, кажется, пришли слишком поздно, – сказал сэр Найджел, – вряд ли у нас есть возможность выбраться отсюда. Огонь сделал свое дело.

– Смотрите, вон они, мои дорогие друзья! – все более и более воодушевлялся Эльвард. – Я вижу их ясно, теперь они идут через равнину. Сюда, mes amis! Эй, Джонстон, Кук, Харвард, Блай! Не позволите же вы, чтобы такая прекрасная миледи и два знаменитых рыцаря изжарились здесь, подобно цыплятам на вертеле!

В это время снизу послышался голос.

– Кто там говорит по-английски? Да это, братцы, голос старины Сэмкина Эльварда!

– Скорее сюда, здесь сам сэр Найджел Лоринг, ваш командир! – закричал Эльвард, перегибаясь через перила.

– Но что делают здесь эти разбойники? – вскричал один из лучников. – За мной, братцы, и руби их вовсю, чтобы эти подлецы не смели более глазеть на порядочных людей! Вперед, друзья!

Толпа крестьян, еще не успевшая оправиться после взрыва, не могла сопротивляться дружному натиску регулярного войска. Нескольких мгновений было достаточно, чтобы обратить этот сброд в бегство и заставить его попрятаться в густых зарослях.

На небосклоне занималась утренняя заря, когда лучники, собравшись у подножия башни, стали совещаться, как спасти от огня людей, оказавшихся на ее вершине.

– Достать бы веревку, – сказал Аллен, – с этой стороны нет огня, мы могли бы спуститься по стене.

– Это мы сейчас устроим, мой мальчик! Эй, Джонстон, вспомни-ка осаду Мопертью! – закричал Эльвард.

Старина Джонстон, собрав у товарищей веревки, крепко связал их концы. Затем он разложил получившуюся длинную веревку по земле вдоль черной тени, что отбрасывала зловещая башня, озаренная бледными лучами восходящего солнца. Потом воткнул в землю копье и измерил тень от него, после чего стал громко рассуждать вслух:

– Если шестифутовое копье дает тень в двенадцать футов, a тень от башни – в шестьдесят футов, то веревки в тридцать футов будет достаточно.

С этими словами он вынул из кармана длинную тонкую бечевку и привязал ее конец к стреле.

– Ну, дядя Сэм, держи, я целю прямо в руки.

– Я готов, дружище! – ответил Эльвард.

Стрела просвистела в воздухе и упала у ног Эльварда. Другой конец бечевки был привязан к веревке, и через минуту на уцелевшей стене висел прочный канат, по которому под громкие приветствия лучников спустились на землю пять мужественных защитников крепости и леди Тифен.

– Где сэр Клод Латур? – спросил сэр Найджел, лишь только ноги его коснулись земли.

– Он в лагере близ Монпеза, часа два езды отсюда, – отрапортовал Джонстон, бравый старшина лучников.

– Надо поспешить туда, потому что я сейчас же поведу вас в Дакс, где вы составите авангард принца.

– Милорд! – радостно воскликнул Аллен. – Я вижу на поле наших лошадей! Смотрите, эти негодяи от страха побросали и свою добычу. Здесь и ваши доспехи, если мне не изменяет зрение.

– Клянусь святым Иовом, вы правы, юный оруженосец, – пробасил Дюгесклен. – Там и мой конь, и лошадь миледи. Вывести из конюшни наших лошадок эти бездельники сумели, а взять-то побоялись. Ну, сэр Найджел, я очень рад, что встретился с рыцарем, о котором слышал так много хорошего. Жалко, что нам придется теперь расстаться, потому что мне необходимо присоединиться к испанскому королю, прежде чем ваши войска переправятся через горы.