X. Ясновидящая

Сэр Тристрам де Рошфор, сенешал Оверни и владелец Вильфранш, был свирепым и доблестным воином, поседевшим в битвах с англичанами. Как начальник пограничной стражи и защитник родного края, он не знал покоя даже в мирное время, и жизнь его проходила в бесконечных стычках со всякими разбойниками, беспокоившими и грабившими его округ. Порой он возвращался из таких походов с триумфом, и тогда дюжины трупов, раскачивающихся на зубчатых стенах замка, предупреждали бродяг, что правосудие не дремлет. Но иногда эти стычки заканчивались неудачно. И тогда отряд во весь опор влетал в замок по подъемному мосту, уходя от жестокой погони врагов и их быстрых стрел. Сурового де Рошфора, грозу врагов, не любили и те, кого он защищал. Лучшим доказательством этому может служить то обстоятельство, что когда он два раза попадал в плен, то крестьян и фермеров нагайками заставляли платить за него выкуп. Трудно решить, кто был ужаснее для бедных овец – волки или сторожевые псы.

Не менее суров был и замок Вильфранш, в котором жил сенешал. В лунном свете были видны широкий ров, наполненный водой, высокая наружная стена с башенками по углам и возвышавшаяся над всем этим мрачная крепость – таким впервые предстал перед путешественниками Вильфранш. У ворот, освещенных красноватым пламенем двух факелов, стояли, бряцая оружием, грозные часовые. Двуглавый орел Дюгесклена служил надежнейшим пропуском во все рыцарские замки Франции. Старый рыцарь, владелец Вильфранша, встретил с распростертыми объятиями своего знаменитого соотечественника и не менее обрадовался приезду сэра Найджела, особенно когда маленький англичанин объявил причину своего визита. Уж больно надоели сенешалу отчаянные головорезы Белого отряда, к тому же он два раза потерпел от них поражение и теперь не мог дождаться того счастливого дня, когда последний стрелок покинет пределы Оверни.

Замок Вильфранш, где царили довольство и роскошь, сильно отличался от обнищавших деревень и поселков, его окружавших. Столы ломились от яств на серебряных блюдах и дымившихся паштетов с трюфелями, которыми и по сию пору так славится Франция. Не прошло и часа после приезда рыцарей, как всех пригласили к столу. Во главе расположился сам воинственный хозяин, по правую руку разместилась его супруга леди Рошфор, живая и веселая дама, а по левую – леди Тифен. Далее сидели Дюгесклен, сэр Найджел, сэр Амори Монтикур, рыцарь какого-то монашествующего ордена, и Отто Харнит, странствующий рыцарь из Богемии. Аллен, Форд, четыре оруженосца и капеллан замка дополняли компанию, беззаботно угощавшуюся в тот вечер в замке Вильфранш. У каждого стола стояли маленькие проворные пажи в лиловых курточках с позументами. В большом камине за блестящей медной решеткой потрескивал огонь, соколы дремали на своих шестах, а умные гончие спали на каменном полу, растянувшись во всю длину. Веселый разговор, смех и шутки смешались со стуком ножей по блюдам и звоном бокалов. Никто не думал о тех голодных, одетых в рубище людях, что притаились на лесной опушке и мрачно взирали на приветливый огонь, проникавший сквозь решетчатые окна замка и пронизывавший темноту длинными потоками золотистого света.

Наконец трапеза была окончена, проворные слуги мигом убрали все со столов и пододвинули скамейки к пылающему камину, так как на дворе было морозно и в комнате становилось свежо. Леди Тифен удобно устроилась в кресле и, откинувшись на его мягкую спинку, прикрыла свои лучистые, с длинными темными ресницами, глаза. Аллен давно уже наблюдал за ней, а теперь и вовсе не мог оторвать своего взора, обратив внимание на ее быстрое и неровное дыхание. Дюгесклен тоже встревоженно поглядывал на жену.

– Отчего здешний народ выглядит таким изнуренным? – спросил богемский рыцарь.

– Ах, канальи! – вскричал вильфраншский лорд. – И вы им верите! А между тем у каждого из них спрятано золото в чулках или кубышках. Сколько трудов стоило моей жене содрать с них деньги на выкуп, когда я попал в плен! Эти подлые собаки предпочитают целыми часами выдерживать пытки, чем дать один денье за своего господина.

– Но почему же они не покупают себе еду? – спросил сэр Найджел. – Клянусь святым Павлом, от них остались одна кожа да кости.

– Они исхудали от злобы и жадности, – нашелся сенешал.

– Mon Dieu! – вмешалась леди Рошфор. – Вы не поверите, до чего безобразен наш мужик: неопрятный, беззубый, худой. Не понимаю, как Господь бог мог создать таких людей! Я видеть их не могу без содрогания, и потому мой верный Рауль всегда идет впереди меня и разгоняет их дубиной.

– Но и у них есть душа, миледи, – сказал с горечью седовласый капеллан.

– Я слышал, как вы им это проповедовали, – вмешался в разговор сенешал. – Лучше бы вы учили детей моих воинов да смотрели за церковью, а не набивали пустые головы этих болванов всякими вздорными идеями. Читайте свои молитвы, отец, и зубрите псалтырь, но не становитесь между мною и теми, кого даровал мне король.

– Мне даровал их король более великий, чем ваш, – ответил смиренно капеллан. – Заявляю вам, сэр Тристрам Рошфор, в вашем собственном замке, что настанет день, когда десница Господня поразит вас ужасной карой за то, что вы с ними сделали.

С этими словами он встал и вышел из комнаты.

– Чтоб его чума взяла! – послал ему вдогонку французский рыцарь. – Эти попы невыносимы. С ними нельзя сражаться как с мужчиной, не убедишь их и словами, как женщину. Что прикажете с ним делать, сэр Бертран?

– Да, сэр Бертран-то должен знать! – игриво воскликнула леди Рошфор. – По слухам, он удачно съездил в Авиньон взяв с папы пятьдесят тысяч крон.

– Ma foi! – заметил сэр Найджел, глядя с ужасом и восхищением на Дюгесклена. – Неужели вы не побоялись вечного проклятия?

– А право, я не думал об этом, – ответил добродушно Бертран Дюгесклен. – Но, клянусь святым Иовом, этот ваш капеллан, Тристрам, кажется, очень достойный человек. Хотя я и не боюсь проклятий папы, однако советую вам серьезно задуматься над словами этого священника.

– Да-да! – подтвердила леди Рошфор. – Пожалуй, действительно, надо быть с ним поосторожнее. В прошлый раз, когда мы поссорились с отцом Стефаном, моя камеристка говорила, что у меня выпало за одну неделю больше волос, чем за целый месяц.

– Сколько же тогда у меня на душе грехов? – заметил сэр Найджел, проводя рукой по лысой голове. Все засмеялись.

– Право, сэр Тристрам, – продолжил сэр Найджел серьезно, – вам следует примириться с этим добрым человеком.

– Получит от меня серебряный подсвечник! – ответил угрюмо сенешал. – Еще недавно он получил от меня четыре подсвечника. Никогда ему не прощу, что он портит этих безмозглых крестьян. Мулы и свиньи в сравнении с ними мудрецы. Одному богу известно, сколько я страдаю от них. Еще на прошлой неделе, страшно нуждаясь в деньгах, я позвал к себе Жана Губера, у которого, как сказывают, спрятана где-то в лесу шкатулка с золотом. Даю вам слово, что я всего только один раз вытянул этого болвана нагайкой по спине, потом объяснил ему, что мне до зарезу нужны деньги, и для острастки посадил его на ночь в темницу, чтобы тот на досуге обдумал мои слова. И что же, вы думаете, сделала эта собака? Повесился на решетке окна на собственном поясе.

– Такая злость для меня просто не понятна! – вставила свое замечание хозяйка.

– Приведу вам еще один пример. Здесь жила одна очень красивая девушка, Гертруда ле Бэф, такая же злая и своенравная, как все эти собаки. К нам приехал погостить молодой Амори де Валанс. Девушка ему сразу приглянулась, и он хотел взять ее к себе в служанки. Что же, вы думаете, сделали она и этот старый пес, ее отец? Они привязали себя друг к другу поясами и бросились в озеро, где и утонули. Конечно, бедному Амори де Валансу это было очень неприятно. Что же вы сделаете с народом, который так глуп и неблагодарен!

Пока сенешал Вильфранша извергал брань на своих подданных, Аллен не сводил глаз с лица леди Тифен. Она продолжала спокойно сидеть в кресле, откинувшись на спинку. Лицо ее было так бледно, что юноша начинал опасаться за нее. Но вдруг с дамой произошла резкая перемена: на щеках появился румянец, ресницы медленно приподнялись, и глаза засверкали небывалым блеском. Теперь она пристально смотрела на противоположную стену. Взглянув на Дюгесклена, Аллен понял, что тот тоже следит за своей женой и, видимо, сильно встревожен происшедшей с ней переменой.

– Что с вами, леди? – наконец спросил он слегка дрогнувшим голосом.

Леди Тифен ответила не сразу и таким глухим, низким голосом, как будто он доносился откуда-то издалека.

– Я чувствую себя прекрасно, Бертран, – сказала она. – Наступил блаженный час ясновидения.

– Так я и знал! Так и знал, – нервно пробормотал Дюгесклен, проводя рукой по волосам.

– Я должен извиниться перед вами, сэр Тристрам, – начал Дюгесклен, – но у меня такой неповоротливый язык, что, право, я не знаю, как объяснить вам то, чего сам до конца не понимаю. Одно только могу сказать, что моя жена происходит из очень набожной католической семьи, которую Господь в своей неисчерпаемой премудрости наделил высшей силой. Тифен Ракенель была известна по всей Бретани еще прежде, чем я познакомился с ней в Динане. Но эти силы направлены только к добру, а не ко злу, так как они дарованы богом, а не дьяволом. В этом-то и заключается разница между белой и черной магией.

– Не послать ли за отцом Стефаном? – предложил сэр Тристрам, боязливо озираясь.

– Да-да, хорошо бы за ним послать, – поспешил прибавить сэр Амори Монтикур.

– И принести святой воды, – заметил богемский рыцарь.

– Не надо посылать за священником, джентльмены! – возразил сэр Бертран, сдвинув брови. – Требуя священника, вы бросаете тень на доброе имя моей жены. Вы сомневаетесь, что эта власть дарована ей Небом? Кто не верит этому, прошу сказать, и я сейчас же разрешу с ним спор при помощи оружия!

– Разве я позволю себе бросить тень на мою гостью и, кроме того, моего старого товарища по оружию? – поспешил успокоить Дюгесклена сенешал. – Я вижу на ее мантилье серебряный крест – ясное доказательство того, что таинственная сила, которой она обладает, не заключает в себе ничего святотатственного.