– Пусть они думают что хотят, но для рыцаря унизительно опускать свое знамя. Держитесь прежнего направления, – с достоинством ответил сэр Найджел. – Однако они несутся на нас, как сокол на цыпленка. Посмотрите, не видно ли какого-нибудь символа или девиза на их парусах?

– На правом парусе голова эфиопа – это знак нормандца, Черной Головы! Я уже с ним встречался, когда он гнался за нами в Уинчелси. Это отчаянный головорез, у него силы хватит на шестерых. О господи! Взгляните, сколько несчастных болтается на реях! – воскликнул шкипер.

– Клянусь всеми святыми, что не пройдет нескольких часов, как этот разбойник сам будет раскачиваться из стороны в сторону, подобно этим беднягам! – воскликнул сэр Найджел. – Но скажите, что там, на другой галере?

– Это красный генуэзский крест Бороды Лопатой. Он отличнейший стрелок, так что нелишне будет поднять фальшборты, чтобы предохранить себя от его стрел, – ответил шкипер, отдав соответствующее приказание матросам.

Сэр Найджел отдал последние приказания. Восемь человек в кожаных доспехах встали с водой на случай горящих стрел. Часть матросов устроилась на рее, чтобы бросать сверху камни и стрелять из луков при необходимости.

– Я думаю, – сказал маленький рыцарь, – следует дать им все, что есть тяжелого на корабле.

– В таком случае надо поднять им сэра Оливера, – усмехнулся Форд.

Сэр Найджел грозно взглянул на оруженосца, так что кровь застыла в его жилах; но при виде смущения юноши он сменил выражение лица на более мягкое и сказал:

– Я догадываюсь, что ты не имел дурного намерения, сказав эту глупость, но я окажу плохую услугу твоему отцу, если не выражу порицания за столь дерзкий поступок по отношению к достойнейшему рыцарю.

– Смотрите, они собираются нас атаковать с обеих сторон! Они разъединяются, и у них есть катапульты! – вскричал шкипер.

Сэр Найджел окинул взором приближающиеся галеры и сказал:

– Позовите сюда трех лучших стрелков, Эльвард, мне кажется, уже настало время показать этим разбойникам, что английские лучники стреляют ничуть не хуже их. Думаю, у нас получится достать их с такого расстояния.

– Клянусь моими суставами, – вскричал Эльвард, – до них семнадцать раз по двадцать шагов, не более! Пора приняться за дело! Уоткин! Арнольд! Уильям! Пускайте стрелы, на таком расстоянии стыдно не попасть! Скорее, а то будет поздно!

В это время на неприятельских галерах шли деятельные приготовления к атаке. Около катапульты возились двое: один, в красной шапке, укреплял большой зазубренный камень на деревянном рычаге, другой держал веревочную петлю, с помощью которой снаряд приводили в движение. Еще секунда, и снаряд был бы отправлен прямиком в желтое судно, но тот, что был в красной шапке, вдруг повалился на орудие, пронзенный меткой стрелой. Его товарища постигла та же участь, но, падая, он выпустил из рук конец веревки, и деревянный рычаг, поднявшись с неимоверной быстротой, подбросил его тело в воздух с такой силой, что оно перелетело на английский корабль; камень же упал в воду. Лучники громким криком приветствовали первую удачу, а с неприятельской галеры раздался вопль ярости.

– Ложитесь, mes enfants, и берегите свои макушки от камней, – вскричал Эльвард, – смотрите, они хотят нам отомстить!

XVI. Боевое крещение

Все три судна продолжали быстро двигаться на запад. Желтый корабль англичан по-прежнему опережал, неуклюже рассекая волны, две разбойничьи галеры, которые, словно две ищейки, гнались за ним по пятам. Аллен стоял у румпеля[59]. Свежий морозный ветер пощипывал его уши и развевал золотистые кудри. Щеки его раскраснелись, и глаза горели ярким огнем: видно было, что в нем заговорила кровь воинственных саксонских предков.

– Что это? – вдруг удивился он, когда услышал шипение около себя. Рулевой улыбнулся и указал ногой на то место, где еще трепетала вонзившаяся в дощатую палубу стрела. В тот же миг он упал на колени и бездыханный свалился на пол. Из его спины торчала окровавленная стрела. Аллен наклонился, чтобы поднять несчастного, а воздух над его головой наполнился шипением и свистом стрел, которые со стуком падали на палубу, как яблоки с яблони, которую трясут.

– Поднимите еще два фальшборта на корме, – раздалась спокойная команда сэра Найджела.

– И другого бойца к румпелю! – закричал в свою очередь шкипер.

– Действуйте здесь, Эльвард, с вашими десятью людьми, – продолжал храбрый рыцарь, – а десять стрелков сэра Оливера займутся генуэзцами. Нельзя этим разбойникам показывать сразу всю нашу силу.

Десять стрелков выстроились в ряд под командой Эльварда, между тем как два молодых оруженосца, первый раз вкусившие прелести войны, с любопытством смотрели, как четко отдавались команды и как слаженно и спокойно они выполнялись этими закаленными в боях войнами, действующими как один человек. Лежавшие за фальшбортами и скрытые от неприятеля товарищи отпускали им соленые остроты и давали советы. Никто не думал о смерти – лишь об исполнении своего долга.

Теперь на каждой галере действовали катапульты, но так искусно прикрытые и защищенные, что лишь в момент выстрела можно было догадаться об их местонахождении. Вот, со свистом рассекая воздух, пролетел над головами огромный остроконечный камень и шлепнулся в воду; другой, с нормандской галеры, попал в одну из лошадей. Следующие два, прилетевшие почти одновременно, причинили больше вреда – пробили развевающееся знамя святого Христофора и сразили трех храбрых копьеносцев сэра Оливера. Шкипер с тревогой посмотрел на сэра Найджела.

– Эти черти боятся к нам приблизиться. Видно, не по вкусу пришлись им наши стрелы, – сказал он. – Однако как мы защитимся от их камней?

– Постойте, я сыграю с ними шутку, – весело ответил рыцарь и отдал стрелкам какое-то приказание.

Тут же пятеро из них вскинули кверху руки и упали навзничь. Один из них действительно был задет вражеской стрелой, но остальные четверо упали нарочно.

– Они расхрабрятся и подойдут ближе, – усмехнулся сэр Найджел, следя за галерами, которые, вздымая целые столбы пены, быстро двигались в прежнем направлении.

– Пока они держатся вдали, – снова заметил шкипер Хаутейн.

– Повторим эту шутку! Пусть упадут остальные два стрелка, – скомандовал полководец. – Ma foi! Они попались на удочку! К оружию! Знамя вперед! Оруженосцы по бокам! Трубите в трубы, и да благословит Господь честных воинов!

В то же время на обеих галерах поднялся неистовый крик, загрохотал барабанный бой, сильнее заработали сотни весел, и под их сильными ударами широко вокруг запенилось море. Они летели на беспомощный, по их мнению, корабль с обеих сторон, и черневшая кучка бандитов, поблескивая доспехами и оружием, уже предвкушала легкую победу и богатую добычу. Кого только не было на этих галерах: смуглые итальянцы, белокурые северяне, свирепые левантинские разбойники, черные мавры из варварских стран – люди всех цветов, связанные между собой лишь силой кровожадных инстинктов.

Но еще ужаснее они завыли, когда из-под тени фальшбортов желтого судна поднялись стройные ряды английских лучников и, как пчелы, зажужжали смертоносные стрелы, градом сыпавшие на обезумевшую и неподготовленную толпу пиратов.

Корабль был гораздо выше легких разбойничьих галер, и потому воины пускали стрелы сверху вниз, легко пробивая кольчуги неприятеля. Не сводивший с разбойников глаз Аллен заметил, как пираты растерянно кидались в разные стороны, беспомощно размахивали руками, их души были объяты смертельным ужасом. Через какое-то время все они превратились в сплошную груду окровавленных тел, валившихся друг на друга рядами, живые под трупами. Между тем стоявшие наготове матросы зацепили крюками борты галер, и все три судна, словно в железных объятиях, мерно покачивались на волнах.

Началась кровавая резня из тех, о которых обычно умалчивают летописцы и не воспевают в своих стихах поэты. На протяжении многих столетий по всему побережью умирали безвестные герои на безвестных полях битв, и единственный им памятник – тихий спокойный берег и страна, которую больше не беспокоят пираты.

Меткие стрелки с высокого борта корабля очистили палубы галер, но теперь пираты заполонили английское судно и схватились врукопашную с матросами, так что лучники вынуждены были прекратить стрельбу, чтобы не задеть своих товарищей. Начался дикий хаос, в котором беспрестанно взлетали в воздух и опускались секиры и мечи, где англичанин, нормандец и итальянец боролись не на жизнь, а на смерть и падали, скользя в крови или спотыкаясь о тела убитых. Великан Черная Голова, закованный с ног до головы в латы, отчаянно вел вперед свою команду, размахивая тяжелой дубиной и сокрушая всех и вся на своем пути. Между тем на другой галере предводитель пиратов по прозвищу Борода Лопатой, карлик по росту, но великан по ширине плеч и длине сильных рук, прижал к мачте матросов, так что они очутились между шестьюдесятью генуэзцами и горстью рассвирепевших нормандцев.

Но к ним на выручку пришел сэр Оливер со своими копьеносцами, между тем как сэр Найджел с не отступавшими от него ни на шаг оруженосцами, Симоном Черным, Эльвардом, Джоном и двадцатью воинами ринулся с кормы в самую середину сражения. Много рассказов слышал Аллен об умении своего господина владеть оружием, но то, чему он оказался сейчас свидетелем, не поддается никакому описанию. В сэра Найджела словно вселился черт. Он диким коршуном перелетал с места на место, появлялся в самый критический момент и колол, рубил, отражал удары тяжелым щитом и наносил их не менее увесистым мечом. Вот он уложил на месте трех пиратов, ранил в плечо самого Бороду Лопатой, как вдруг на него налетел сбоку нормандский гигант и уже занес над головой тяжелую палицу. Только сэр Найджел успел отразить удар генуэзца и отскочить в сторону в тот самый момент, когда тяжелая дубина готова была размозжить ему голову, – как вдруг поскользнулся в луже крови и тяжело рухнул на палубу.

Аллен ахнул, но не потерял присутствия духа и тут же устремился на пирата, но меч его как щепка разлетелся от удара о крепкую дубину разбойника, а сам он от сильного сотрясения полетел на палубу. Плохо пришлось бы сэру Найджелу, если бы на выручку не явился Большой Джон. Он схватил пирата за руку повыше кисти в тот самый момент, когда тот собрался размозжить голову славному рыцарю, и стиснул своими стальными пальцами. Однако пират продолжал отчаянно сопротивляться, но Джон медленно отгибал назад его руку, пока она не затрещала, как сломанное древко, и палица не выпала из обессиленных пальцев. Затем Джон ловким ударом по ногам свалил на палубу заревевшего от ярости и боли гиганта, а острый нож, блеснувший перед его забралом, завершил его земной путь. Потерявшие предводителя нормандцы отступили и беспорядочной толпой обратились в бегство.