– «Benedictus dominus, deus meus, qui docet manus meas ad proelium, et digitos meos ad bellum»[58]. Эту молитву выучил меня читать благороднейший рыцарь Чандос.

По окончании молитвы сэр Найджел снова надел берет на голову и обратился к нищему:

– Ты слеп ко многому хорошему, но и избавлен от созерцания низкого. Аллен, брось ему мой кошелек!

Затем сэр Найджел воскликнул:

– А теперь, друзья мои, поспешим, а то отряд может подумать, что еще до битвы лишился полководца.

Аллен хорошо помнил наставление леди Лоринг, а потому вручил старцу один пенни, который был принят им с большой радостью. Исполнив поручение, юноша, напутствуемый благословлениями доброго слепца, дал шпоры коню и поскакал догонять своего господина, который уже въезжал в деревню Гордль. Отряд уже миновал деревушку к тому времени, когда сэр Найджел, сопровождаемый своими оруженосцами, приблизился к арьергарду.

Издалека слышался пронзительный женский крик, и когда всадники поравнялись со стрелками, глазам их явилось следующее зрелище.

Огромный рыжеволосый Джон шагал по дороге, отмахиваясь от маленькой женщины со сморщенным лицом, похожим на печеное яблоко, что бежала вслед за ним, обрушивая на его голову целые потоки брани и сопровождая их ударами палкой по широкой спине могучего, невозмутимого Джона. Он отчаянно размахивал руками, не обращая внимания на громкий смех товарищей, маршировавших рядом.

– Распутный! – вопила старуха, подкрепляя свои слова ударами палки. – Я тебя научу трудиться, ленивое животное, вот тебе, вот! Я тебя проучу!

– Ну, будет, надоела, – ворчал нетерпеливо Джон, – разве ты не знаешь, мать, что я иду во Францию, где и сам буду раздавать удары, и немало их получу?

– Незачем идти во Францию, если дело стало за колотушками, я могу тебя снабдить ими в изобилии, глупая дубина! – кричала старуха, все более и более ожесточаясь.

– Клянусь эфесом, старуха правду говорит, – пробубнил Эльвард.

– Попридержи свой болтливый язык, любезный, когда мать прощается с сыном! – взвизгнула женщина, награждая Джона все новыми ударами. – Называется солдатом, а на подбородке ни единого волоска. Видали мы таких воинов! Молоко на губах не обсохло! Я тебе покажу!

– Не спорь с ней, дружище, – сказал Джон, – а то она может по ошибке принять тебя за меня.

Толпа вновь разразилась дружным хохотом.

– Однако, матушка, нам пора проститься, а то я боюсь, что эта дорога будет для вас чересчур утомительна. Да хранит вас бог, прощайте, я привезу вам из Франции шелковое платье. – С этими словами он поднял в воздух старушку, бережно поцеловал ее, опустил на землю и еще более невозмутимо стал маршировать к общему удовольствию толпы.

– Что это значит, Эльвард? – спросил, подъезжая к отряду, сэр Найджел. – Надеюсь, никто не осмелился оскорбить эту почтенную даму? В противном случае, будь он лучший стрелок в мире, я прикажу его повесить.

Не успел Эльвард ответить рыцарю, как старуха запричитала:

– И всегда-то он такой, сэр, чего только я ни делала, чтобы исправить его, – ничего не помогает. Пошел в монастырь, когда девка не согласилась выйти за такого лентяя! Теперь пристал к этим разбойникам, а меня бросает на произвол судьбы на старости лет. Не знаю, что мне делать, я по три палки в день изводила об его спину, ничего не помогло.

– Я вам ручаюсь, – ответил рыцарь, – что он вернется и вы будете на старости лет иметь в нем хорошую поддержку. Сожалею, что отдал свой кошелек нищему…

– У меня еще немного осталось, милорд, – вставил Аллен, – не беспокойтесь насчет этого.

– В таком случае отдайте все, что у вас осталось, этой достойнейшей женщине.

С этими словами рыцарь поскакал вперед, а Аллен, вынув из кошелька два пенса, вручил их старухе, которая долго еще стояла в задумчивости на окраине деревушки, благословляя доброго рыцаря и его спутников.

Итак, небольшой отряд понемногу продвигался вперед по направлению к Лимингтонскому форту. Сэр Найджел на каждом из двух встретившихся по пути перекрестков заставлял своего коня делать невообразимые прыжки, поднимал на дыбы и грозным взором обводил окрестность, как бы искушая судьбу послать ему противника, с которым он мог бы сразиться в честь своей дамы. Под Лимингтоном войско стало на привал, чтобы подкрепить свои силы, а затем опять двинулось в путь. Подъезжая к деревушке Питс-Дип, на перекрестке дорог всадники увидели двух человек, вид которых до того поразил наших путешественников, что они невольно придержали своих коней. Впереди шел безобразный человек с лисьей физиономией и копной рыжих волос. Высоко над головой он держал деревянное распятие. Лицо его было искажено страхом, он весь дрожал, как в лихорадке. Казалось, он только что избежал смертельной опасности. Сзади за ним по пятам шел суровый на вид чернобородый незнакомец. На плече у него лежала огромная сучковатая палка с тремя зазубренными гвоздями на конце. Он несколько раз замахивался ею на идущего впереди человека, и видно было, что ему немалого труда стоит удержаться, чтобы не раздробить череп своему спутнику.

– Что это значит, Эдриксон? – вскричал сэр Найджел. – Поезжайте и узнайте, в чем тут дело.

Через некоторое время странная пара подошла почти вплотную к группе всадников, не замечая их, и тот, что держал крест, опустился на землю, а его спутник встал возле и занес над его головой дубину.

– Почему вы преследуете этого несчастного, приятель? – спросил сэр Найджел у чернобородого.

– У меня нет никакого желания давать объяснения всякому встречному и поперечному – я нахожусь под защитой короля, – ответил тот.

– Ну, ваша логика хромает, почтеннейший, ибо я на том же основании могу пригрозить вам мечом, как вы грозите ему своей палицей.

В это время незнакомец, сидевший на земле, упал на колени и воскликнул:

– Ради всего святого, спасите меня, милорд. У меня в поясе сто ноблей, я их с радостью отдам вам, если вы избавите меня от этого мучителя.

– Мошенник! – гневно прикрикнул на него сэр Найджел. – Ты думаешь, что удар рыцаря – то же, что товар коробейника? Нисколько не удивляюсь, что у этого человека есть причины наказать тебя.

– Вы верно заметили, милорд, – вмешался обладатель палицы. – Этот человек – Питер Петерсон, известный вор и убийца. Он убил моего младшего брата Уильяма в Бир-Форесте, и за это, клянусь всеми святыми, я сверну ему шею, хотя бы мне пришлось идти за ним в преисподнюю!

– Но как же вы очутились в этом лесу? – удивился сэр Найджел.

– Дело в том, милорд, что этот гнусный убийца, совершив злодеяние, скрылся в церкви под защиту святого Креста, и приор дал приказ: пока негодяй держит в руках крест, никто не имеет право прикасаться к нему. Но если он хоть на минуту выпустит его из рук или опоздает в Питс-Дип, где он должен сесть на корабль, чтобы отправиться в изгнание, то, клянусь всеми святыми, я размозжу ему череп, – проговорил человек, грозно потрясая палицей в воздухе.

Сэр Найджел и оруженосцы, не говоря ни слова, тронули своих лошадей и вскоре скрылись из виду, оставив этих двух на прежнем месте, сжигаемых ненавистью друг к другу.

XV. Желтое судно трогается в путь

К ночи отряд незаметно подошел к монастырю Сан-Леонардо, недалеко от аббатства Болье, и расположился на ночлег в огромных монастырских амбарах и спикариях. Увидев издалека белые одеяния монахов, услышав мерный вечерний звон колоколов аббатства, Аллен не мог скрыть своего волнения. Утром следующего дня отряд, переправившись через реку на паромах, минуя Эксбери, направился к Липу, подойдя к которому воины невольно залюбовались открывшейся панорамой старого портового города. Недалеко от пристани плавно покачивались на синих волнах суда различной величины. Среди них выделялся на общем фоне большой купеческий корабль, окрашенный в светло-желтый цвет и возвышавшийся над остальными судами, словно лебедь над утками.

– А вот, верно, и наш корабль, на котором нам предстоит переплыть в Гасконь! – вскричал радостно маленький рыцарь. – Клянусь святым Павлом, это превосходнейшее судно, и, если мои глаза не обманывают меня, оно окрашено в желтый цвет!

– Да, милорд, – сказал Аллен, – я хорошо помню, что купец из Саутгемптона говорил нам, будто судно должно быть окрашено в желтый цвет. Я думаю, мы прибыли вовремя, ибо, если мне не изменяет зрение, не мы одни жаждем отправиться в Гасконь.

– Мне кажется, нашего прихода ждали, посмотрите, сколько народу пришло нас встретить, – сказал Терлейк.

Действительно, множество рыбаков, горожане, женщины с детьми шли от северных ворот. Впереди ехал высокий человек со строгим выражением лица, на нем была меховая пелерина, а поверх нее тяжелая золотая цепь с медальоном. Это был мэр города Липа.

– Добро пожаловать, могущественнейший и благороднейший рыцарь! – воскликнул он, обнажая голову перед Симоном Черным. – Я много слыхал о доблести знаменитого воина, и, если ваше сиятельство позволит мне быть чем-либо полезным вам и вашим воинам, я буду счастлив!

– Уж если вы так любезны, – ответил копьеносец, – то я был бы рад, если бы вы отдали мне несколько колечек из цепи, что висит у вас на шее.

– Из моей цепи? – вскричал в ужасе мэр. – Древней цепи города Липа? Я не понимаю, сэр Найджел, как можно шутить подобными вещами.

– Если вы желаете поговорить с сэром Найджелом, так вот он – едет позади на вороном коне, – невозмутимо ответил копьеносец.

Мэр города Липа смущенно посмотрел на тщедушную фигурку сэра Найджела и наконец, едва оправившись от робости, заговорил:

– Приветствую вас от всего сердца и тысячу раз прошу прощения за свою неловкость. Я глава древнего города Липа и считаю своим долгом выразить вам почтение, тем более что вы явились в критический для нашего бедного города момент. Два знаменитых пирата, один – кровожадный нормандец по прозвищу Черная Голова, а другой – генуэзец Тито Караччи, известный под кличкой Борода Лопатой, наводят ужас на жителей побережья. Мы уже окончательно пришли в отчаяние, ибо эти злодеи – свирепые люди, и если они заявились в наш могущественный древний город Лип…