– Я поручаю лорда вашим заботам. Помните, что мой супруг пьет вино подогретым – мальвазию или вернэдж, пряности добавляйте, сколько поместится на ногте большого пальца. После боя необходимо переменить белье. В ящике есть мазь из гусиного жира, которую надо прикладывать к старым ранам, если они в ненастную погоду у него начнут ныть.

– Довольно, моя радость, не думай больше о таких пустяках, все будет сделано и улажено. Почему ты так бледен и печален, Эдриксон? Разве не должно взыграть сердце истинного мужа при виде отряда столь отважных копьеносцев и веселых стрелков? Клянусь святым Павлом, было бы дурно для вас, если бы меня не радовало, что впереди моих храбрых ратников реют пять алых роз.

– Ах, да, Эдриксон, – продолжила леди Лоринг, – не забудьте про кошелек, который я вам уже отдала; в нем лежат двадцать три марки, один нобль, три шиллинга и четыре пенса. Это солидная сумма. Совсем забыла сказать, что у милорда есть две пары башмаков: одна из красной кожи, для ежедневной носки, а другая с золотыми носками – для торжественных случаев, например, при встрече с принцем или Чандосом.

– Голубка моя, – сказал сэр Найджел, – вот мы и на опушке леса, и как ни жалко расставаться с вами, но я не смею увозить хозяйку столь далеко от ее замка.

– О, нет, дорогой мой, – ее губы задрожали, – можно мне еще немного проехать с вами? Подумайте, сколько времени я буду лишена вашего милого общества!

– Что ж, будь по-вашему, моя бесценная. Воспользуюсь этим временем и скажу вам, что у меня уже вошло в обычай отстаивать честь моей дамы с тех пор, как я узнал вас. Где бы я ни оказался, я объявляю через глашатая о том, что дама моего сердца – прекраснейшая и добрейшая из всех женщин и для меня честь сразиться с тем, кто заявит то же о своей даме. Голубка моя, подарите мне одну из ваших перчаток, я буду носить ее как знак расположения той единственной, за честь которой буду сражаться.

– Увы, увы, зачем вы называете меня прекраснейшей! – горестно воскликнула она. – Как бы я хотела стать такой ради вас, милый супруг. На самом деле я стара и безобразна, и рыцари будут смеяться, если вы поднимете копье за мою честь.

– Эдриксон, у тебя глаза молодые, а мое зрение притупилось с возрастом. Если ты заметишь, что какой-нибудь рыцарь засмеялся, или даже только улыбнулся, или хотя бы приподнял брови, скривил губы или иначе как-то выразил свое удивление, когда я буду провозглашать, что леди Мэри – прекраснейшая и добрейшая женщина в мире, ты должен запомнить имя того дерзкого негодяя, его герб и узнать место его жительства. Итак, прошу вас, моя ненаглядная, дайте же мне перчатку.

Леди Мэри стянула с руки перчатку из желтой кожи, а сэр Найджел благоговейно поднес ее к губам и прикрепил к своему бархатному берету.

– Она будет неподалеку от другого моего защитника, – сказал он, показывая рукой на изображение святого, проколотое рядом. – Теперь, сердце мое, до свидания, да хранит вас Пречистая Дева. Только один поцелуй!

Сэр Найджел перегнулся в седле, затем выпрямился во весь свой маленький рост и, дав шпоры коню, быстро поскакал по твердой дороге, сопровождаемый тремя оруженосцами.

Леди Лоринг, сидя на своей белой лошади, в задумчивости провожала взглядом удаляющихся всадников. Сэр Найджел оглянулся на повороте, махнул белым платком и скрылся из виду. Леди Мэри, постояв еще несколько мгновений, точно медное изваяние, медленно поехала по направлению к замку, и лишь плотно сжатые губы указывали на ту внутреннюю борьбу, которую переживала эта женщина. За свою жизнь она испытала немало горьких минут, выучивших ее подавлять страсти и оставивших на ее строго-спокойном лице неизгладимые следы.

XIV. Сэр Найджел ищет приключений

Расставшись с супругой, сэр Найджел долгое время ехал молча, со сдвинутыми бровями, глаза его были устремлены в одну неведомую никому точку. По всему было видно, что и он переживал тяжелые минуты. Его дурное настроение невольно отразилось на Аллене и Терлейке, которые упорно хранили молчание, следуя позади рыцаря, как подобает оруженосцам. Один только беззаботный Форд не поддавался мрачному настроению окружающих и, строя забавные гримасы, рассекал во все стороны огромным мечом сэра Найджела, точно сражался с целой толпой неверных. Два его товарища невольно улыбались, до того комичны были гримасы, жесты и выпады Форда, в особенности когда он, видя, что сэр Найджел поворачивает голову в их сторону, замирал как истукан.

Уже слышны были шаги марширующих стрелков и звон оружия копьеносцев, когда сэр Найджел очнулся от своей задумчивости. Придержав коня, он сказал:

– Хочу поговорить с вами, друзья мои, а потому поезжайте рядом: думаю, для вас будет интересно и полезно послушать, как должен вести себя достойный оруженосец. Впрочем, я нисколько не сомневаюсь, что вы с честью поддержите имена ваших предков. В первую очередь хорошенько запомните: мы идем воевать, но не грабить, хотя я и не имею ничего против выкупов. Нам предстоит длинный путь – сначала во Францию, a затем в Испанию, где нас ждет слава; однако и во время путешествия не следует упускать случая, чтобы сразиться с благородным рыцарем, наказать недостойного или защитить даму. Путешествие тем и приятно, что богато приключениями. И если меня не обманывает зрение, через эту рощу едет какой-то рыцарь. Посмотрите, Эдриксон, не ошибся ли я? Может, он захочет вступить со мной в схватку?

Аллен приподнялся в седле, чтобы получше рассмотреть приближавшуюся фигуру, и, едва заметно улыбнувшись, воскликнул:

– Увы, милорд, это всего лишь толстый мильтонский мельник Хоб Дэвидсон.

– Да-да! Но не следует огорчаться первой неудаче, – продолжил сэр Найджел, – нам представится еще немало случаев сразиться с рыцарями. Я отлично помню, как был ранен в плечо де Монкуром, с которым повстречался на большой дороге между Либурном и Бордо. Не меньшее уважение питаю я к кавалеру Ле Бурже, который, наверно, затмил бы собой все французское рыцарство, если бы судьбе было угодно продлить его жизнь. Однако, я вижу, судьба посылает нам не менее приятную встречу в лице этой благовоспитаннейшей и прелестнейшей девицы.

Сэр Найджел остановил своего коня и, сняв с головы берет, сказал:

– Здравствуй, красавица, да поможет тебе бог во всех твоих начинаниях. Не стесняйся же и смело скажи, не обидел ли тебя кто, сочту за честь, если мне удастся наказать этого наглеца!

– Благодарю вас, милорд, – смущенно ответила высокая, здоровая поселянка с западно-саксонским акцентом, делая неуклюжий реверанс, щеки ее покрылись густой краской. Она бережно поставила на землю большую корзину со шпинатом и покрепче прижала к себе кусок копченой грудинки. – Мой хозяин, – продолжила деревенская красавица, – очень добр ко мне, не могу пожаловаться на дурное обращение. Я скотница у фермера Арнольда. Не знаю, слышали ли вы про такого, милорд. Да благословит вас Бог за доброту!

Сэр Найджел тронул шпорами коня и поскакал дальше, напевая какую-то старинную балладу. Встреча с деревенской девушкой привела его в заметно лучшее настроение.

– Хочу обратить ваше внимание, друзья мои, – продолжил маленький рыцарь, обращаясь к своим оруженосцам, – что для истинного рыцаря все женщины, даже самого низкого происхождения, заслуживают того, чтобы обнажить меч в их защиту. Но что это? Я вижу, кто-то скачет к нам быстрым галопом, необходимо узнать, куда он мчится. Быть может, он ищет случая совершить рыцарский подвиг!

По дороге навстречу нашим воинам мчался на взмыленной лошади во весь опор какой-то всадник, он уже спускался с холма, и можно было различить его оружие. У всадника было суровое лицо и грозный взор; тяжелый меч был прикреплен сбоку к седлу; с другой стороны седла был привязан сверток, обернутый грубым холстом. Приблизившись к путникам, всадник закричал, не замедляя аллюра:

– Дорогу королевскому послу! Дайте дорогу!

– Попридержи свою лошадь, любезный, и язык! – крикнул ему сэр Найджел, поворачивая коня поперек дороги. – Я тридцать лет служил королю и не кричал подобным образом на мирной дороге.

– Вы рискуете своей головой, – воскликнул всадник, – осмелившись встать поперек дороги. Я везу королевский приказ!

– Ваши слова, любезный, еще ничего не значат – всякий бродяга может прикрываться королевским именем, но не всякий рыцарь удовлетворится подобными ответами. Дайте мне доказательство ваших слов.

– Вот мое доказательство! – закричал всадник, хватаясь за меч. – Думаю, с вас этого будет достаточно!

– К сожалению, мое достоинство не позволяет мне вступать в поединок со всяким проходимцем, я не вижу на вас ни лат, ни герба. Так что вам придется иметь дело с одним из моих оруженосцев, ручаюсь, что они с честью докажут вам, что имеют право называться королевскими слугами.

Всадник подозрительно окинул взором трех оруженосцев и смиренно произнес, опуская меч:

– Если уж вам так необходимо получить доказательства – вот они. – Он быстро сдернул холстину, обнажив отрубленную человеческую ногу.

При этом он грубо усмехнулся.

– Я помощник дворцового лесничего в Линдхерсте, – продолжил он, – и нога этого мошенника будет болтаться в Мильтоне, а другая уже висит в Брокенхерсте в назидание тем, кто любит поохотиться за королевской дичью.

– Убирайся с наших глаз! – презрительно вскрикнул сэр Найджел. – Друзья мои, направим наших коней вон в ту прелестную долину – быть может, среди благоухания природы скорее исчезнет впечатление от этого зрелища. Мы рассчитывали поймать сокола, а попалась черная ворона. Ma foi! Я с молодых ногтей наблюдал ужасы войны, но не могу переваривать одного вида этих мясников. Однако что это виднеется среди деревьев?

– Это часовня Пресвятой Богородицы, уважаемый милорд, – ответил Терлейк, – а у дверей сидит слепец, живущий подаянием.

– О, в таком случае нам следует, друзья мои, помолиться, – воскликнул маленький рыцарь.

С этими словами он остановил своего коня и, обнажив голову, запел пронзительным голосом: