– Бери их назад, друг, зачем мне твои деньги, – ответил Джон, – мне лишь хотелось примерить на себя эти славные вещицы.

– Ma foi! – вскричал Эльвард. – Он, право, рожден для товарищества. Итак, я беру назад все свое оружие. Вы себе представить не можете, как я себя плохо чувствовал без лука за спиной и меча у бедра. Однако посмотрите, mes garsons: за церковью возвышается мрачная четырехугольная башня – это и есть замок герцога Солсберийского; мне кажется, я даже различаю отсюда красную косулю Монтекьютов на развевающемся знамени.

– Красное на белом, – подтвердил Аллен, всматриваясь в даль и прикрывая глаза рукой от солнца. – Какой мрачной кажется отсюда эта большая башня, и как ярко горит под гербом на стене чей-то шлем!

– Это стальной шлем часового, – ответил лучник, – надо поспешить, а то после вечерней зори могут поднять мост. Сэр Найджел, прославленный воин, придерживается самой строгой дисциплины и никого не впустит в ворота замка после заката солнца.

Друзья ускорили шаг и довольно быстро очутились у стены, окружавшей старинный город, не менее старинную церковь и мрачный на вид замок.

Между тем сэр Найджел Лоринг после ужина, лично убедившись, что слуги задали корм двум его боевым коням, Поммеру и Хасану, тридцати тяжеловозам, пяти испанским жеребцам, трем верховым лошадям миледи и огромному, серому в яблоках жеребцу, созвал всех своих собак и отправился на прогулку. Собак было штук семьдесят самых разнообразных мастей: больших и малых, гладких и лохматых, борзых, гончих, мастиффов, терьеров, спаниелей. Вся стая, визжа и лая, высунув языки и виляя хвостами, ринулась вперед, как поток, по узкому каналу, который вел от туингемской псарни к берегу Авона.

Порядок этого дикого на вид шествия поддерживался лишь двумя просто одетыми егерями, которые время от времени покрикивали на непослушного пса или взмахивали длинными плетьми. Сзади, под руку с леди Лоринг, шел сам сэр Найджел. Они медленно и степенно подошли к мосту, взошли на него и, облокотившись о его каменные перила, долго стояли, любуясь чистой, зеркальной водой и мелькавшими в глубине пестрыми форелями.

Сэр Найджел по наружности своей был хилым и невзрачным, со слабым голосом и мягкими, вкрадчивыми манерами. Он был настолько мал ростом, что жена его, среднего роста женщина, была выше его по крайней мере на три пальца. Еще во время первых походов, когда он, очертя голову, вел на штурм бравую дружину герцога Дербийского, со стен осажденного города маленького рыцаря облили горячей известью и на всю жизнь обезобразили его лицо и тело. С тех пор он производил впечатление подслеповатого, сутулого человека, всегда смотрел, прищурив один глаз. Хотя сэру Найджелу пошел уже пятый десяток, но его нравственная чистота и нескончаемая походная жизнь сохранили в нем бодрость и молодцеватость, благодаря которым издалека его можно было принять за бравого, энергичного юношу. Но его желтоватое лицо красноречиво свидетельствовало о суровых лишениях войны, а небольшая остроконечная бородка, которую он носил следуя господствовашей в то время моде, посеребрилась легкой сединой. Одежда его была простой, но щеголеватой. Большая фламандская шляпа с изображением Эмбрунской Богоматери на широкой ленте была надета сильно набекрень, чтобы закрыть ухо, наполовину отсеченное ловким ударом одного фламандского воина во время восстания при Турне. Плащ и штаны были цвета спелой сливы, от каждого рукава висели до колен длинные манжеты с прорезями. Башмаки были из красной кожи с узкими носками, но без той округлости, которую требовала тогдашняя мода. Через плечо была перекинута шитая золотом роскошная рыцарская перевязь, а на застежке красовался его искусно вырезанный герб – пять алых роз на серебряном поле. Таков был рыцарь Найджел, стоявший на Авонском мосту и беседовавший со своей леди.

Но, если бы кому-нибудь в ту минуту пришло в голову спросить чужестранца, впервые видевшего перед собою эти два лица, какое из них принадлежит славному воину, имя которого прогремело на всю Европу, – он наверняка указал бы на леди. И действительно, своим квадратным красным лицом, густыми бровями и повелительным взором она казалась куда мужественнее супруга. Это немудрено: ведь то был век воинственных женщин: в памяти людей еще были свежи подвиги Черной Агнесы Дунбарской, леди Солсбери и герцогини Монфортской. Монтекьюты смело могли покидать Туингем и оставлять свои семьи, пока замок находился в надежных руках леди Мэри Лоринг.

Однако и тогда уже находились люди, которые, отдавая должное храбрости и неустрашимости этих воинственных женщин, все-таки высказывали мнение, что не следует забывать и о женственности. Злые языки говорили, что из всех подвигов, которыми прославил себя сэр Найджел, едва ли не самый большой – его победа над такой внушительной особой прекрасного пола, как леди Мэри.

– Знаете, что я вам скажу, мой дорогой супруг, – говорила леди, – по-моему, все эти соколы и гончие, бренчание на цистре, пение легкомысленных французских песен и чтение – совсем неподходящие занятия для девушки. О какой книге ее ни спроси, ответ один: «Это мне одолжил отец Христофор из аббатства». Что могут дать ей эти глупости, когда ей придется хозяйничать в замке и кормить сотню душ голодной челяди?

– Девушка – что молодая кобылица, моя милая пташка, – ответил сэр Найджел, вынимая из золотой коробочки конфету, – скачет и брыкается от избытка сил. Дай ей время…

– Мой отец вместо времени дал бы мне хороших розог… Куда катится мир! Молодые совсем перестали слушать старших! Удивляюсь, как вы не проучите ее, милорд.

– Нет, душа моя, я еще ни разу не поднимал руку на женщину, тем более грешно начинать с собственной дочери. Рука женщины обезобразила мое лицо и испортила зрение, но даже тогда я счел недостойным рыцаря ударить ее.

– Мерзавка! – крикнула леди, сжимая крепкий кулак. – Жалко, что меня там не было!

– Я бы ничего не имел против этого. Однако вы правы, надо немного обрезать крылышки нашей Мод, я вполне доверяю вам это занятие, тем более что вскоре я уезжаю, эта мирная, спокойная жизнь не по мне. Если бы не вы и ваша добрая забота, я и недели бы здесь не прожил. Говорят, в Бордо будет военный смотр. Неужели алые розы Лоринга не появятся возле британских длинногривых львов и алого клина Чандоса?

– Я предчувствовала и все время боялась этого, – искренне огорчилась леди Лоринг. – Недаром вы последнее время стали часто уходить в себя и с горящим взором поглядывать на кольчугу. Неужели вам не хватает той славы, которую вы уже приобрели? Неужели опять расставаться? Вам мало двадцати с лишним ран, полученных в самых кровавых и знаменитых битвах?

– Миледи, если его королевское величество в шестьдесят лет и наш герцог Чандос в семьдесят готовы поднять оружие на защиту милой Англии, то неужели я имею право довольствоваться какими-то прошлыми заслугами? Правда, я получил двадцать семь ран, но остался жив-невредим и, мало того, могу даже дышать и свободно двигаться. Я участвовал в шести больших сухопутных боях и четырех морских сражениях, кроме того, в пятидесяти семи стычках, внезапных атаках и засадах; я удерживал двадцать два города и взял приступом тридцать один. Великий позор ляжет на мою голову, а также и на вашу, если я откажусь от похода сейчас, когда каждый мужчина должен выказать полнейшую готовность идти на защиту родины. Кроме всего этого, вы сами знаете, в каком плачевном состоянии находятся наши финансы. Неужели вам приятно выслушивать жалобы челяди на нехватку то одного, то другого? Хорошо, что герцог Солсберийский дал мне место коннетабля. Без этого, право, я не знаю, как бы нам удалось вести тот образ жизни, что подобает нашему положению. Вот еще один повод отправиться воевать туда, где можно получить хороший выкуп.

– Ах, мой супруг, – леди Лоринг совсем приуныла, – мое сердце разрывается на куски, когда я думаю, что вы едете на войну простым рыцарем, между тем как во всей стране нет человека доблестнее вас. Всем известно, что ваша смелость нуждается, скорее, в узде, чем в шпорах. Вы давно заслужили право воевать под квадратным знаменем, но увы, все потому, что бедность не позволяет нам поддерживать блеск нашего имени.

– Стоит ли об этом горевать, моя пташка, – возразил беспечно сэр Найджел, – когда сам сэр Джон Чандос – краса и гордость всего английского рыцарства – тоже считается простым рыцарем. К тому же я не понимаю, о чем ты так преждевременно волнуешься? Ведь ничего неизвестно достоверно, может быть, никакой войны и не будет? Однако кто эти три незнакомца? Один из них, кажется, воин из действующей армии. Вот и прекрасно, он расскажет нам свежие новости о том, что творится на свете за синим морем.

Леди Лоринг взглянула в указанном направлении и действительно увидела трех путников, приближающихся к мостику, из которых больше всего выделялся один воин с суровым лицом, в видавшем виды шлеме и с выцветшим красным львом святого Георгия на белом поле. Его облик яснее слов говорил, что рыцарь пришел сюда прямо с поля брани. Приблизившись, он прямо посмотрел на сэра Найджела, вытащил из-за пазухи пакет и, сделав шаг вперед, отвесил в сторону леди неуклюже-церемонный поклон.

– Прошу прощения, уважаемый господин, – начал он, – я узнал вас тотчас же, хотя, правду сказать, мне чаще приходилось видеть вас закованным в кольчугу, чем в бархат. Немало стрел выпустил я, стоя рядом с вами: при Ла-Рош, под Роморантином, Мопертюи, Ножаном, Ореем и в других местах.

– Очень рад приветствовать вас в Туингемском замке, славный стрелок. Надеюсь, мой повар сумеет угодить вам и вашим спутникам. Мне знакомо ваше лицо, хотя мои глаза подчас выкидывают такие штуки, что я не узнаю даже своего оруженосца. Отдохните немного, а потом милости просим к нам в зал. Надеюсь, вы расскажете нам немало интересного, что творится теперь во Франции. Говорят, не пройдет и года, как наши знамена будут развеваться южнее испанских гор.

– Да, об этом давно уже поговаривают в Бордо, – ответил лучник, – я сам видел, как оруженосцы и кузнецы принялись за работу, словно стая голодных крыс на пшеничном поле. Я привез вам письмо от храброго гасконского рыцаря, сэра Клода Латура, – он передал конверт. – А вам, леди, – продолжил он после минутной паузы, – я привез от него шкатулку с розовым сахаром из Нарбонны. Вместе с этим он шлет вам самые лучшие пожелания и приветствия, какие только может принести галантный рыцарь столь прекрасной и благородной даме.