Эд Макбейн - Белая леди

— Почему вы думаете, что это Дейв убил ее? — спросил Мэттью.

— Потому что он сказал что-то…

— Что он сказал?

— Он сказал… он действительно мог быть таким грубым.

— Так что же он сказал, Мария?

— Он сказал, что испытывает желание пойти в трейлер и придушить ее.

— Когда он сказал это?

— Когда мы сидели за столом. Когда мы все еще ссорились из-за того, что я провела эту ночь дома.

— Дома, — повторил Мэттью.

— С мамой.

— Вы упоминали об этом на следствии?

— Нет.

— Почему?

— Потому что это не было настоящей угрозой. Он был просто… сексуален, я полагаю.

— Хм… сексуален.

— Он говорил мне, как сильно он был возбужден, вы понимаете.

— Да.

— Мог придушить маму за это.

— Хм…

— Я не говорю, что я нашла его очень напряженным; я говорю: он думал, что был очень напряжен сексуально.

— Я понимаю.

— Кроме того, я не была уверена во времени.

— Что вы имеете в виду? Какого времени?

— Когда он ушел.

— Ушел?

— Ушел из-за стола.

— Вы говорили мне, что были с ним от пяти до…

— Да.

— …пяти тридцати, когда вы пошли обратно…

— За исключением пяти минут, когда он выходил.

— Он не был с вами все это время?

— Это верно, не был.

— Они вас об этом спрашивали при расследовании?

— Следователь уже имел отчет медицинской экспертизы. Они искали подтверждение самоубийства. А я не была уверена относительно времени, вы понимаете. Он мог уйти после…

— Как долго он отсутствовал?

— Около десяти минут. Сказал, что должен воспользоваться донникером.

— Донникером?

— Это портативный туалет. Которым мы…

— В котором часу он вышел?

— Я не уверена. В этом все дело. Вот почему я не упомянула об этом на следствии.

— Постарайтесь сейчас вспомнить. Часы вашей матери были остановлены в…

— Я знаю. В десять минут шестого. Но я не уверена, что он выходил из-за стола до этого или после.

— Вы говорили, что он выходил на десять минут…

— Не больше.

— Где находился туалет?

— Сразу за палаткой. Он мог зайти в свой трейлер, я полагаю, но шел дождь.

— Он выходил на десять минут…

— Да.

— …а затем снова вернулся за стол?

— Да. И выпил еще одну чашку кофе.

— Он все еще злился?

— Конечно. Дейв всегда злился.

— Но я имею в виду…

— Да, он все еще был раздражен тем, что я не провела с ним ночь.

— Ваша мать знала, что вы с ним спите?

— Да.

— Она что-нибудь говорила по этому поводу?

— Только, чтобы я была осторожной.

— Были какие-то основания для такого совета?

— Я полагаю, она хорошо знала его.

— Имея в виду?

— Ну… вы знаете.

— Нет, не знаю.

— Дейви мог быть грубым, когда он хотел…

— Хм…

— Вы понимаете… Мужчины…

— После того, как он вернулся за стол… как долго вы еще сидели вместе?

— Еще пятнадцать минут, я полагаю.

— И вы говорите, что ушли в пять тридцать?

— Он не ушел раньше вас?

— Нет. Только тот один раз.

— Я имею в виду после того, как он вернулся.

— Нет, снова он не уходил. Не раньше, чем я ушла.

— Вы находились там за столом с ним еще пятнадцать минут, прежде чем покинули палатку?

— Это верно.

— …в пять тридцать.

— Да.

— Это означает, что он вернулся обратно к столу в пять пятнадцать. Он мог находиться в трейлере вашей матери в десять минут шестого. Расскажите мне, что произошло, когда вы вернулись обратно в трейлер.

Первое, что она увидела, была кровь. Именно кровь бросилась ей в глаза в тот момент, когда она закрыла за собой дверь. Дождь лил очень сильно, она должна была обернуться, чтобы закрыть за собой дверь, с силой захлопнуть ее под напором дождя и ветра. Только после этого она, наконец, вошла в трейлер, стряхивая воду со своего желтого дождевика. Повернулась к кровати и увидела кровь, все в комнате было залито красным: завязки белой рубашки ее матери были пропитаны красным, алюминиевая стена трейлера за ней заляпана красным. Она начала кричать.

Первым человеком, вбежавшим в трейлер, был Джордж Стедман. Мокрый и грубоватый, с криком «Какого черта?..» он застыл на месте, когда увидел тело на полу, дырку во лбу и кровь, залившую всю стену. Затем трейлер наполнился другими людьми, рабочими, сбежавшимися Бог весть откуда, Маккалоу смешались со всей семьей Чен, которые тогда были в цирке первый год. Человек по имени Берни Хэйл из Лондона протолкался среди других к кровати, где окровавленная и мертвая лежала ее мать. Он был воздушным гимнастом, который работал в труппе так долго, сколько Мария помнила себя. Когда она была маленькой девочкой, он проделывал такой трюк — свисал с каната на своих волосах, вращаясь в воздухе на длинном черном локоне. Дейви Шид, выглядевший очень изумленным, тоже прибежал и пробился к постели. Он встал рядом с Берни и положил руку ему на плечо. Берни же опустился на колено и плакал рядом с кроватью, на которой лежала ее мать. Кто-то крикнул, что явилась полиция. Вошел коп в промокшем черном плаще и фуражке, на которую был натянут капюшон. Он пробирался сквозь толпу, крича: «Назад, ребята, нечего вам здесь глазеть, пропустите меня». Подойдя к той стороне кровати, где стоял и глядел на нее Дейв и где все еще всхлипывал Берни, коп замер на месте. Он побледнел, когда увидел женщину на кровати; он почти отвернулся, пытаясь взять себя в руки. Мария продолжала кричать и не могла остановиться.

Мэттью оторвал взгляд от жареного морского окуня на своей тарелке.

— Как, вы сказали, его имя? — спросил он.

— Чье?

— Этого воздушного гимнаста с длинными черными волосами.

Однорукий дрессировщик медведей был во дворе и тренировал оставшуюся руку. Мэттью появился у них двадцать четвертого марта, в четверг. Мужчина и сам напоминал медведя — ширококостный, с мощными мышцами, Герри Донован балансировал на единственной руке. Под ярко-синим облегающим костюмом у него прекрасно вырисовывались мощные плечи, волосатая грудь, ноги и тугие ягодицы.

Мэттью звонил им заранее, и жена Герри предупредила его, чтобы он не показывал удивления при виде увечья ее мужа. Она объяснила Мэттью, что левую руку восемь лет назад ему оторвал медведь и что Герри до сих пор тяжело переживает собственную инвалидность. Мэттью сразу подумал, что предупреждать кого-то об отсутствующей руке собеседника — все равно как предупреждать вас не видеть носа Сирано де Бержерака. Как только Мэттью подошел к бассейну, блондинка, которая там плавала, приложила палец к губам, чтобы напомнить ему о предупреждении. Мэттью решил, что это была Эгги Маккалоу Донован, бывшая акробатка на летающей трапеции, мать Сэма и свекровь Марни, и к тому же сбежавшая подружка Питера Торренса.

Блондинка вылезла из бассейна, как только его увидела. Она снова в качестве предупреждения покачала головой, а ее муж на одной руке прыгал по газону. Мэттью подумал, не собирается ли он подготовить номер для цирка «Стедман энд Роджер»? Он решил, что Эгги было лет сорок; столько сейчас было бы Уилле…

Эгги, как и ее муж, была в облегающем ярко-синем костюме. Так как она ожидала прихода Мэттью, она не снимала верх костюма. Он был желтого цвета и почти ничего не скрывал. У женщины было тренированное и сильно загорелое тело. Она шла к нему улыбаясь, с протянутой для приветствия рукой. У нее были движения балерины; казалось, что женщина не спешила, но тем не менее гибкой походкой быстро пересекла газон.

— Мистер Хоуп?

— Миссис Донован?

В этот миг Герри подпрыгнул на руке и встал на ноги.

— Эй, привет!

Человек-медведь буквально исходил потом, и Мэттью не хотелось пожимать ему руку, но Герри, широко улыбаясь, направлялся к нему. Рука была липкой и мокрой. Пот катился по лицу, шее и волосатому телу Донована. Мэттью показалось, что он стоит под душем.

— Пора пить пиво! — объявил Донован, хотя было всего лишь десять утра. — Вам захватить?

— Спасибо, нет, — ответил Мэттью.

— Дорогой, захвати пива для меня. Прошу вас, садитесь, — пригласила Эгги, предлагая сесть на складной стульчик из алюминия с ярко-желтым плетеным сиденьем. Сама она опустилась на газон почти у его ног.

Сиденье и спинка стула были такого же цвета, как и ее костюм. Мэттью подумал, обратила ли внимание Эгги, что он может заглянуть в вырез ее костюма и увидеть сосок ее левой груди. Он твердо решил не смотреть туда.

Донован вышел из дома, неся в одной руке четыре бутылки пива. Открывалку для бутылок он засунул под резинку трусов.

Эгги не стала помогать, когда ее муж расставлял бутылки на столе. Донован сел на стул рядом с Мэттью, взял бутылку, зажал ее между ног, открыл и передал жене. Потом то же самое проделал со второй бутылкой, отложил открывалку, чокнулся с бутылкой Эгги и произнес:

— Да здравствуют золотые денечки и темные ночки!

— Я благодарен, что вы согласились принять меня, — начал Мэттью.

— Всегда рады помочь, — ответила Эгги, — Уилла была моей хорошей подругой. Только если ваши вопросы будут касаться ее смерти…

— Вы абсолютно правы.

— Понимаете, я перестала работать в цирке после того, как Герри… решил оставить работу, — плавно закончила Эгги. — Все случилось восемь лет назад. Как вы знаете, Уилла…

— Да.

— …умерла три года назад, а Герри и я уже жили здесь, в Брэдентоне; но не в этом доме. Этот дом мы купили год назад. Здесь есть бассейн и большой газон. Герри нравится плавать.