— Я в подобные дела не суюсь, мистер Дрейк. Состою только в нашем железнодорожном профсоюзе, а так — сам по себе.

— Я ездил к доктору Уэнлесу в Мичиганский университет. Он посоветовал мне поговорить с образованным негром.

— Профессор Уэнлес? Я слышал, как он выступал на митинге в Чикаго. Хорошо говорит.

Эдвардс перешел на безукоризненный английский Среднего Запада, естественный для негра, родившегося в тех местах и учившегося в тамошних школах. Мне показалось, я отчасти сломил его сопротивление.

— Я знаю, что «Черный Израиль» — негритянская организация. У меня есть подозрение, что образованные негры относятся к подобного рода деятельности неодобрительно. Не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о ее целях и методах?

— Простите, мистер Дрейк, но зачем вам это?

— Честно сказать — не знаю. Мне известно, что «Черным Израилем» занимается ФБР. Если я выясню что-то, чего не знают там, то передам им информацию. Понимаете, это я обнаружил тело убитой женщины. Вечером накануне убийства я слышал, как она упомянула о «Черном Израиле» и как один мужчина, тоже негр, велел ей молчать. У меня создалось впечатление, что «Черный Израиль» организация подрывная.

— Значит, ФБР взялось за них? — спросил Эдвардс. — Давно пора.

— Выходит, вы слышали о «Черном Израиле»?

— Они ко мне обращались. Но вот что я вам скажу, мистер Дрейк, я бы не приблизился к «Черному Израилю» на пушечный выстрел. Начинали они прилично, но быстро докатились до черт знает чего. Это мое личное мнение, но, по-моему, к ним пробрался кто-то, кто преследовал собственные корыстные цели. Одно время мне казалось, что это нацисты. «Черный Израиль» начал разлагаться в году сороковом — сорок первом.

— Нацисты? Почему вы так думаете?

— Мы проводили собственные расследования, мистер Дрейк. Выясняли определенные… определенные вещи, которые могли навредить нам. Некоторые движения, якобы выступавшие за права негров в Америке, проповедовали фашизм, и больше всего их оказалось в Детройте. Наш профсоюз всегда внимательно за ними следил.

— Но вы сказали, что больше не считаете «Черный Израиль» фашистской организацией. Почему вы изменили свое мнение?

— Главным образом из-за пропаганды, которую они используют. Вы знаете, к какой пропаганде прибегают некоторые политики, как только в Конгрессе начинают обсуждать Федеральный билль о запрещении подушного налога? Черные — низшая раса, политическое равенство — не для нас, мы ближе к обезьянам, короче, безответственные дети, вынуждающие белых приглядывать за нами и обучать самой простой работе.

Мне показалось, Эдвардс нарочно цитирует одну из передовиц расистских газет, но его низкий голос звучал искренне. Он отлично знал все, о чем говорил, недаром же лет сорок ему пришлось испытывать это на собственной шкуре.

— Я понимаю, о чем вы. Но ведь «Черный Израиль» не использует подобного пропагандистского набора?

— О нет, мистер Дрейк. Но тут-то и зарыта собака. «Черный Израиль» звонит о том же, но со своей колокольни. Они столь же яростно борются за превосходство черных, что и политики-южане за превосходство белых. Они утверждают, что дни белой расы сочтены и что ей на смену придут цветные. Подобные заявления часто совпадают с подсознательными желаниями многих моих соплеменников, а вот привести все эти разговоры могут только к беде. Хотя, конечно, это и в интересах нацистов, только я не могу себе представить гитлеровцев, поддерживающих идею превосходства черных.

— Но их лозунг — «разделяй и властвуй», а принципы им безразличны.

— Мне точно известно, что в некоторых очень жестоких антинегритянских организациях Детройта были фашистские агенты. Доктор Уэнлес подтвердил это в своем докладе о расовых волнениях.

— Они вполне могли вести двойную игру. Хотя, должен заметить, то, что вы рассказали о пропаганде, которой занимается «Черный Израиль», скорее напоминает идеи, пользовавшиеся популярностью в Восточной Азии у японцев.

— Я думаю точно так же, мистер Дрейк. Я читал немного о линии, которую проводили японцы в Бирме, и подумал — два сапога пара.

— А вам известно что-нибудь о главарях «Черного Израиля»?

— Они остаются в тени. «Черный Израиль» — организация тайная. Меня хотели вовлечь — я вам уже говорил. Я выслушал агитационную речь и прочитал несколько воззваний. Больше я ничего не знаю.

— А кто пытался вас вовлечь?

Пока мы беседовали, Эдвардс смотрел мне в лицо, и его задумчивые черные глаза приковали мое внимание. Теперь он отвернулся и выглянул в приоткрытую дверь вагона. Правой рукой он теребил шапку седеющих волос. Наконец он произнес:

— Я не скажу вам, мистер Дрейк. И если вы захотите воспользоваться сведениями, которые я вам сообщил, пожалуйста, не упоминайте моего имени.

— «Черный Израиль» опасен?

— Вы же сказали, что вашу знакомую убили.

— Я не стану упоминать вашего имени. Я очень благодарен вам за то, что вы мне рассказали. Было чрезвычайно приятно с вами побеседовать, мистер Эдвардс.

— Спасибо. — Улыбка вспыхнула на его морщинистом угрюмом лице. — Мне пора приниматься за работу.

Прежде чем Эдвардс вошел в спальный вагон, в нем произошли заметные перемены. Широкая прямая спина согнулась. Мудрый взгляд исчез со скоростью юркнувшей в норку змеи. Повадка сделалась робкой и заискивающей, словно все помыслы были подчинены чьим-то возможным прихотям. Эдвардс загнал себя в гладкий черный футляр, в котором, с точки зрения соорудивших его белых, как раз и надлежало обитать негру. Я впервые стал свидетелем подобной перемены, потому что прежде замечал лишь футляр, и из глубин моего сознания разом поднялись злость и жалость. Мне показалось, я присутствую при кончине.

И все же я был рад тому, что некая, хоть и неполная картина понемногу вырисовывалась. Меньше чем за три недели я наткнулся на три трупа, каждый из которых возникал на моем пути внезапно, будто из непроглядного мрака. Малая толика всей этой жути стала понемногу обретать черты людского порока, который я мог распознать. А распознав, постараться победить. Причину, повлекшую за собой три страшные смерти, я ненавидел так яростно, будто Хэтчер был мне братом, а еврейская девушка и черная женщина — сестрами.

Мери, открыв дверь, встала возле меня в тамбуре.

— М-м-м, — протянула она, — в воздухе пахнет весной.

— Тебе не наскучила вечная весна после стольких месяцев на Гавайях?

— Когда я уезжала, казалось, что наскучила, но за несколько дней, пока дул северный ветер, я снова по ней затосковала. Может, я больше никогда не поеду на север.

— Разве твои родные не в Кливленде?

— Да. Но ведь они могут приехать на юг. Я думаю, так и будет. О чем ты беседовал с проводником?

— Я вчера испачкал свою синюю форму. Он обещал почистить ее и погладить.

— Ты мне нравишься и в серой. Тебе пришлось долго его упрашивать?

— Нет, мы просто разговорились. Меня давно интересовал профсоюз проводников спальных вагонов.

В тот же день, попозже, когда Мери забыла о моей беседе с проводником, я заговорил о смерти Сью Шолто.

— Не верю, что Сью Шолто совершила самоубийство, — сказал я. — Я навел кое-какие справки в Детройте перед отъездом и выяснил, что «Черный Израиль» — подрывная организация. Я думаю, Гектор Ленд принадлежал к ней, а его жене, Бесси Ленд, было многое о ней известно, возможно, она могла даже указать на кого-то из главарей. Сам Гектор тоже может оказаться одним из главарей. Во всяком случае, я твердо убежден, что Бесси Ленд прикончили, чтоб не проболталась. Едва ли ее подтолкнули к самоубийству угрозами. А если так, то запугал ее кто-то, кто связан с «Черным Израилем».

— Ты упомянул о бедной Сью? — переспросила Мери. Она произнесла это с такой грустью, будто ей становилось больно от одной мысли о покойной подруге, и я вспомнил, как у нее сдали нервы после смерти Сью. — Какое отношение имеет Бесси Ленд к Сью?

— Я все больше и больше убеждаюсь, что обе они были убиты по одной причине, а может, одним человеком или организацией. Не забывай, что Гектор Ленд имеет отношение к двум убийствам, а он наверняка «черный израильтянин».

— Это верно, — задумчиво согласилась Мери. — Может, он и убил Сью. Но почему?

— Конечно, не из-за того, о чем говорила миссис Мерривел. Ее обвинение лишь ввело всех в заблуждение и на самом деле помогло Ленду защитить себя. У тебя нет никаких предположений? Я знаю, тебе дорога память о Сью, но, может, ты вспомнишь, что могло связывать ее с Гектором Лендом? Ты же виделась с ней каждый день.

— Сью жила простой, ничем не примечательной жизнью. У нее случались увлечения, об этом ты знаешь. Связи эти не назовешь беспорядочными. Она не изменяла партнеру, пока длился роман. Сью была коммунисткой, но я не понимаю, какое это могло иметь отношение к случившемуся?

— Коммунисткой?

— О, я не хочу сказать, что у нее был партийный билет. Ничего такого, насколько мне известно. Просто по некоторым вопросам она придерживалась коммунистических взглядов, только и всего. Вероятно, ее можно было бы назвать попутчицей.

— А по каким вопросам?

— Государственная собственность в тяжелой промышленности, расовые проблемы, примерно так.

— Вот оно что. Почему же ты не сказала мне раньше?

— Не видела необходимости. Не предполагала, что это важно. И потом, знаешь, для многих людей одно упоминание о коммунизме — все равно что красная тряпка для быка. Мне и до сих пор кажется, что это не имеет значения.

— Может, и не имеет, но сперва я хотел бы в этом убедиться. Я попрошу ФБР заняться Сью Шолто.

— Ты уже был в ФБР?

— Вообще-то я не собирался тебе об этом рассказывать. Да, был.

— Вот пусть они этим и занимаются. Неужели мы не можем хоть ненадолго обо всем забыть?