— Не может быть, чтобы вы действительно надеялись и впредь все от всех скрывать!

Большие голубые глаза захлестнула волна ненависти и печали.

— Вы, очевидно, хотите, чтобы меня тоже убили? Это из-за вас погиб мой отец! Его убили, потому что он шел к вам! И без вас он был бы сейчас жив!..

Она так повысила голос, что Линч повернулся и пошел обратно к машине. А девушка вдруг разрыдалась.

— Быстро, Дики, быстро, — жалобно забормотала она, — уедем отсюда…

Кинув на Мэннеринга свирепый взгляд, Клайтон завел мотор и рванул с места.

Джон посмотрел на суперинтенданта.

— Пожалуй, на сегодня с меня хватит. Одолжите мне машину и шофера, старина, сил нет идти искать такси — эта юная пантера меня доконала.

— А что она вам сказала? — с живейшим интересом осведомился Линч.

— Что она меня обожает, черт возьми! До скорого…

9

Лорна откинула непокорную прядь каштановых волос и быстро перевернула яйца, подрумянивавшиеся в духовке. Известный портретист и, что производило гораздо большее впечатление на Джона, действительно талантливый художник, Лорна всегда работала, а частенько и ночевала в своей мастерской в Челси, хотя официально считалось, что она живет у родителей, в их роскошном особняке на Портленд-плейс. Мастерская представляла довольно своеобразное обиталище, обставленное удобными мягкими диванами ярчайших расцветок, деревянными статуями французского средневековья и увешанное дорогими коврами. Кроме того, здесь были вполне современная кухня и ванная, достойная восточного вельможи. Лорд и леди Фаунтли лишь однажды переступили порог этого приюта муз, но в конце концов, как сказал его сиятельство своей почтенной супруге:

— Лучше уж этот конек, чем какой-нибудь другой. Лишь бы она не якшалась с коммунистами и не попадала на страницы газет.

Лорна вытащила из духовки аппетитно подрумянившиеся яйца и поставила перед Джоном.

— Только не смейтесь надо мной, я вовсе не ревную, но, по-моему, эта крошка уж слишком занимает ваши мысли.

— Как вы считаете, она действительно это думает?

— Что вы повинны в смерти ее отца? О, она вполне на это способна. Ну и что? Неужели только из-за того, что какая-то истеричная девчонка наговорила вам гадостей, надо рисковать жизнью? Ради удовольствия, которое вы получите, доставив ей убийцу отца связанным по рукам и ногам? Ваш завтрак остынет, милый!

— Я скажу вам одну вещь, Лорна, о которой я не говорил еще никому — ни Флику, ни Линчу. Оба они только лишний раз обозвали бы меня Дон Кихотом. Мои противники — не просто банда гангстеров. Я почти уверен, что они торгуют наркотиками. Минкс — наркоманка, и, готов прозакладывать руку, Грюнфельд тоже. Его внезапные смены настроения и дикие приступы бешенства невозможно объяснить иначе. А вы знаете, дорогая моя, какой ужас внушает мне этот род людей — и наркоманы, и их поставщики. Именно из-за этого, а вовсе не ради прекрасных глаз Мари-Франсуазы я хочу положить конец их гнусной деятельности. Грюнфельд возглавляет мощную организацию, ее штаб-квартира, видимо, на материке, и оттуда в Англию текут наркотики. Я бы очень гордился собой, если бы сумел подарить Ярду склад «коки», как сказал бы Лаба. И я это сделаю! Только не говорите опять, что мой завтрак остынет, я хочу еще кое-что добавить. Вы упоминали, что ваша матушка собирается сегодня в Хемпшир. Так вот, вы доставите мне громадное удовольствие, согласившись сопровождать ее. Хороший курс деревнетерапии вдали от убийц мистера Грюнфельда принесет вам неимоверное благо. И не вздумайте возражать — я даже слушать не стану.

Лорна упрямо нахмурила брови.

— Конечно, как только в окрестностях замаячили две красотки, вам очень захотелось отправить меня на травку!

— Замолчите! Завтрак остынет! Ах, черт, телефон…

Лорна, ни слова не говоря, встала и снова понесла яйца на кухню. Джон взял трубку.

— А, да это Флик!

— Друг мой, я узнал то, что вам нужно. Галлифе хорошо знает Лаба, но не слыхал о Грюнфельде. Французская полиция разыскивает Лаба по обвинению в трех убийствах: в одном случае он стрелял, в другом действовал ножом, а в третьем жертва была задушена.

— Черт возьми! Парень не любит однообразия!

— О, это только убийства, так сказать, официальные. Галлифе думает, что у него на совести еще много других.

Именно поэтому он сомневается, что Бидо когда-либо работал с Лаба. Бидо — честный вор, — уточнил Леверсон, для которого это сочетание не содержало ни малейшего парадокса, — и он ни разу не связывался с убийцами. Должен добавить, что и на меня он вчера произвел очень хорошее впечатление.

— Поглядим. Я приду в половине первого. Главное, не отпускайте его раньше. Покажите свою коллекцию тарелок или слоновой кости, угостите вином, но обязательно задержите.

— Договорились. Я попрошу Джанет смотреть в окно и предупредить меня, как только вы появитесь.

— А вы не могли бы подыскать мне кухарку вроде нее? Здесь кухня оставляет желать лучшего.

— Как вы будете одеты? — спросил скупщик, хорошо знавший обычаи Джона.

— О, с помощью Лорны, которая сейчас, кажется, окончательно сожгла яйца, после того как дала им остынуть, я надеюсь воскресить мистера Мура… Я несколько утратил навык, но, думаю, быстро наверстаю упущенное. А теперь, Флик, последний совет: умоляю вас, бросьте это дело! Грюнфельд слишком хорошо осведомлен, а я никогда не прощу себе, что впутал вас в эту историю, если с вами случится беда.

Леверсон весело рассмеялся и опустил трубку.

— Так вы принесете мне угли, любовь моя, или приготовите новую порцию?

Лорна сердито посмотрела на Джона.

— Почему бы вам не найти прислугу вроде Джанет? Она к тому же караулит у окон…

— И делает восхитительные булочки, совершенно верно. Вот только целовать ее не доставляет удовольствия!

В одиннадцать часов Джон принялся за работу. Устроившись перед зеркалом в ванной, он поставил перед собой коробку грима и начал с того, что состарил себя на добрых пятнадцать лет. Лорна, присев на край ванны, помогала ему советами и одновременно подпиливала ногти. Ярко-розовая крем-пудра, несколько линий, проведенных жирным карандашом, — все это в мгновение ока обрабатывается губкой, пропитанной лосьоном, — и Мэннеринг приобрел вид седеющего шестидесятилетнего брюзги. Засунув за щеки резиновые тампоны, он изменил овал лица. И наконец, картину завершила тонкая желтоватая пленка, скрывшая ослепительно ровные зубы. Теперь можно было предположить, что этот господин ни разу в жизни не переступал порога дантиста.

— Вы похожи на старого бродягу! И хоть бы догадались поцеловать меня, до того как сотворили эту кошмарную рожу! Неужели выдумаете, что в таком виде очень привлекательны?

— Я вовсе не говорил, что собираюсь целовать вас, душа моя! Мистер Мур — человек серьезный и никогда не целует молодых женщин, одетых в пижаму.

— Это не пижама! — возмутилась Лорна. — Это мой рабочий костюм!

— Мистер Мур против того, чтобы женщина работала… это мужчина, не лишенный принципов… Дайте, пожалуйста, его полосатые штаны и узкий пиджак.

— Видел бы вас ваш портной!

— Можете смеяться сколько угодно, но именно это я и подумал вчера вечером, надевая свой благословенный красный жилет. Похоже, я просто не в состоянии заниматься делами, не вызывая осуждения портного. А теперь вам остается лишь самым любезным образом распрощаться со мной и пообещать, что сегодня лее вечером вы уедете из Лондона.

— Это действительно необходимо?

— Лорна, я дорожу вами больше всего на свете и не желаю подвергать вас даже самому ничтожному риску. Неужели вы этого не знаете?

Молодая женщина улыбнулась.

«Когда Лорна улыбается, — говорили ее подруги, — она становится настоящей красавицей. Но вот несчастье — она почти никогда не улыбается».

При Джоне Лорна улыбалась очень часто.

— Знаю, конечно, но люблю слышать это из ваших уст. Хорошо, обещаю вам уехать, а вы поклянитесь звонить каждый вечер, как бы ни было поздно. Имейте в виду, не пожелав вам спокойной ночи, я даже не стану ложиться спать!

— Клянусь! Кстати, дорогая, чуть не забыл. Ваша матушка — настоящий «who is who». Спросите у нее, слышала ли она что-нибудь о некоем Клайтоне, Ричарде Клайтоне.

Через пять минут Джон уже спускался по лестнице. Необъяснимое предчувствие беды сжало ему сердце, и он едва не вернулся обратно, но посмотрел на часы и передумал: надо торопиться, иначе можно упустить Бидо.

В двадцать пять минут первого мистер Мур подошел к дому Флика. Занавеска шевельнулась, и на улицу выглянуло хорошенькое смешливое личико — Джанет караулила добросовестно. Джон, рискуя испортить репутацию почтенного мистера Мура, подмигнул девушке. Та улыбнулась в ответ и исчезла. Джон остановился, делая вид, будто ищет спички. Ждать долго не пришлось — через несколько минут из дома Флика вышел мужчина. Молодой, стройный, с тщательно зачесанными назад каштановыми волосами. Его легкий голубой костюм слегка лоснился от времени, но стрелка на брюках была отутюжена безукоризненно. Мужчина направился к Алгейт-стейшн. Он шел не торопясь, легким размеренным шагом, и Джону было нетрудно следовать за ним.

Даром что француз, Бидо, по-видимому, неплохо знал Лондон. Спокойно, прогулочным шагом, оборачиваясь на всех хорошеньких девушек, он добрался до Турс-гарденс.

Сидя на солнышке, клерки и машинистки болтали, ели сандвичи, бросали хлеб чайкам, с криком кружившим вокруг. Бидо остановился возле пушки, нацеленной на противоположный берег Темзы. Джон в замешательстве начал искать глазами, где бы присесть, и едва не плюхнулся на колени молодой рыжеволосой особе. Та бросила на него уничтожающий взгляд. Наконец Мэннеринг нашел свободное место и устроился. В это время как раз пробило час. Бидо пришел явно на свидание.