Теперь Сара говорила с такой страстью, как будто это касалось лично ее жизни или смерти, если меч Великого Могола не будет возвращен как можно скорее в Джентиан Хаус.

У Мэнеринга возникло желание заставить девушку все рассказать ему, чтобы побольше узнать о мотивах ее поступка и о мучивших ее страхах, а ему так хотелось узнать!

— М-р Мэнеринг, пожалуйста, скажите мне правду, — вскричала Сара Джентиан. — Это очень важно!

— Да, я вижу, что для вас это очень важно, — ответил Мэнеринг.

— Поверьте мне, это действительно важно.

— Чтобы меч, который, как вам кажется, лорд Джентиан принес сюда с целью продать, был возвращен в его дом сегодня вечером?

— У меня дурное предчувствие, что если меч не вернуть немедленно, то он не будет возвращен никогда. Если вы откажетесь продать его, то дядя не предпримет других попыток сделать это, потому что он знает: вы единственный человек, который может найти достойного покупателя. Разве это не заставит его отказаться от своих намерений?

— Не знаю, — ответил Мэнеринг. — Я в этом не уверен. Вы боитесь только того, что лорд Джентиан может продать меч? Ну, а если он решил просто поместить его в более безопасное место, ну, например, в сейф, то здесь я не вижу причины, почему кто-то может помешать ему сделать это.

Она нахмурилась и посмотрела на Мэнеринга.

— Но ведь он вам говорил не это, не так ли? Что он не хочет хранить меч дома, потому что не уверен в его безопасности?

Поскольку Мэнеринг продолжал молчать, она вдруг резко Оттолкнула стул и вскочила на ноги. В первую минуту он подумал, что Сара сделала это в порыве гнева и раздражения. Но она направилась прямо к маленькому столику, стоящему в углу комнаты, приподняла полу плаща и отодвинула его в сторону, положила правую руку на рукоятку меча и молча посмотрела на Мэнеринга, который тоже успел подняться со своего кресла. Он не мог не отдать ей должное. Так она все это время знала, что меч находится в комнате, и просто притворялась, чтобы заставить его говорить.

Сара повернулась и взглянула Мэнерингу прямо в глаза. Одержанная победа яркими искрами светилась в ее глазах. Стройное тело, нежное очертание груди, тонкая талия и вздернутый вверх подбородок — все дышало триумфом.

— Итак, значит, дядя сказал вам, м-р Мэнеринг, будто бы он боится, что и этот меч будет украден, не так ли?

Мэнеринг мгновенно решил, что ему следует делать дальше. Лорд Джентиан не ставил никаких условий, связанных с секретностью своего дела, и дальнейшая игра в кошки-мышки принесет куда больше вреда, чем пользы, если еще позволить молодой леди думать, что ей удалось провести его. Для собственного блага ему не следовало теперь упрямиться и умалчивать обо всем. Мэнеринг рассмеялся.

— По крайней мере, я долго сопротивлялся, — сказал он. — Но больше не могу притворяться, что лорд Джентиан не приносил меч ко мне. Вы не возражаете, если я позвоню по телефону?

Он подошел к аппарату, снял трубку и стал набирать номер. Сара следила за ним, как будто по движению его руки пыталась угадать, какой номер он набирает. Ему показалось, что он слышит, как она задержала дыхание, когда он набрал номер Май 97531. Почти тут же раздался гудок. Сара подошла к столу, но садиться не стала. Мэнеринг поднял голову, чтобы взглянуть на нее, его затылок коснулся стены.

Гудки прекратились, и на том конце провода раздался слабый женский голос:

— Дом лорда Джентиана.

— Попросите, пожалуйста, лорда Джентиана к телефону.

— Минутку, сэр, я посмотрю, дома ли он. — Она без стука положила трубку.

Мэнеринг встретился взглядом с глазами девушки и по их выражению не смог понять, то ли она рассержена, то ли возмущена его поступком, а может быть, просто взволнована. В наступившей тишине отчетливо раздалось тиканье часов. Было двадцать минут четвертого.

— Лорд Джентиан слушает, — раздалось в трубке.

— Говорит Мэнеринг, — сказал хозяин кабинета. — Извините, сэр, но после вашего ухода ко мне пришла девушка, которая заявила, что она… — Мэнеринг замолчал, поскольку Джентиан перебил его, и, слушая его, все это время смотрел с улыбкой на девушку. Затем продолжил:

— Да, вы правы. Ваша племянница Сара… Она желает знать, почему вы приходили ко мне и что вы хотите делать. Могу ли я удовлетворить ее любопытство?

Мэнеринг опять замолчал, а девушка протянула вперед руки, как будто хотела дотронуться до него.

— Спасибо, — сказал Мэнеринг и положил трубку. Затем откинулся в кресле и снова улыбнулся.

— Он не возражает против того, чтобы я все вам рассказал. Это вас удивляет?

Сара ответила хрипловатым голосом:

— Дядя не может удивить меня, что бы он ни сделал. И если он хочет производить хорошее впечатление на кого бы то ни было, если он пытается выглядеть, как ангел, а других выставить дьяволом, я не собираюсь ему мешать, — она опустилась на стул. — А теперь расскажите мне все.

Эти слова прозвучали, как приказ.

Мэнеринг рассказал ей то, что ему было известно. Она слушала с огромным вниманием и только раза два правой рукой поправила выбившиеся из прически пряди, которые лезли ей на глаза. Рассказ занял всего две или три минуты. Когда Мэнеринг закончил, то был уверен, что не пропустил ничего из того, что она имела право узнать.

Какое-то время девушка сидела молча, как будто обдумывала все детали только что услышанного, чтобы удостовериться, что она правильно поняла собеседника! Сара выглядела сейчас совсем девочкой. Выражение ее лица было каким-то бесхитростным, а взгляд — непорочным. Да, сейчас это были самые подходящие слова для нее. Она казалась такой молодой, свежей и чистой, несмотря на репутацию ее друзей, красочно описанную на страницах светской хроники.

— Для вас это имеет какое-то значение? — спросил он.

— Значение, — повторила Сара его последнее слово. — Да, имеет значение, потому что это гнусная ложь. Значит, он все представил так, как будто второй меч был украден, поэтому он… — Она замолчала.

Мэнеринг напомнил себе, что он только что видел выражение чистоты, непорочности и честности на лице Сары. Но не обманывают ли его? Не позволяет ли он себя дурачить? Лона, которая после смерти Августа Джена считается величайшим портретистом Англии, посмеялась бы над ним: «Невинный взгляд может скрывать Далилу, дорогой. Неужели ты еще недостаточно пожил на свете, чтобы не знать этого?»

Никто не понимал лица людей лучше, чем Лона: она умела видеть душу человека и переносить ее на холст. Были такие люди, портреты которых она отказывалась писать, потому что на холсте вся их подноготная вышла бы наружу под магическим прикосновением ее кисти, а это вряд ли могло им понравиться. Что Лона сказала бы о Саре Джентиан?

— Вы думаете, ваш дядя притворяется, что меч был украден? — спросил Мэнеринг.

Она кивнула в ответ.

— А зачем, по-вашему, он сделал это?

Сара ничего не ответила.

— Я не скрыл от вас ничего, что узнал от лорда Джентиана, и вы должны, по крайней мере, сказать, что обо всем этом думаете, — сказал Мэнеринг, как будто взывая к детскому понятию о чести. — Почему он притворяется, что меч украден?

— Чтобы скрыть тот факт, что он продал его, но не хочет, чтобы остальные члены семьи узнали об этом, — наконец ответила она. — Теперь вы понимаете?

Понимать — одно, а верить — совсем другое. Мэнеринг пока никак не мог заставить себя поверить, что Сара говорит чистую правду, хотя она казалась такой правдивой. Дело даже не в том, как она это сказала, а в той перемене, которая в ней вдруг произошла. Она была еще более взволнована, чем раньше. Ему показалось, что в ее взгляде появился страх. Сара взглянула на меч, сверкающий всеми красками радуги и такой прекрасный даже в окружающей его тени, и облизнула губы. Да, Мэнеринг был точно уверен, что она чего-то страшно боится. Девушка посмотрела на него, но ничего не сказала.

— Сара, — обратился к ней Мэнеринг, — я не думаю, что это возможно.

Казалось, она даже не обратила внимания, что он назвал ее по имени.

— Вы так думаете?

— Это не имеет смысла потому, что ваш дядя очень состоятельный человек.

— Вы в этом уверены?

Произнесла она это тихим бесцветным голосом, и он более чем когда-либо почувствовал, как эта история напугала ее, но пока никак не мог понять, почему. Мэнеринг опять вспомнил недавний телефонный звонок и голос мужчины, который настаивал, чтобы он не делал того, о чем его будет просить девушка, и что речь здесь идет о жизни и смерти.

— Вы и сами прекрасно знаете, что это так, — коротко возразил Мэнеринг.

Она вяло взглянула на него.

— Я знаю, что все о нем так думают.

— А вы можете доказать, что это не так на самом деле? — потребовал Мэнеринг. — Послушайте, Сара, я могу прямо сейчас позвонить десятку различных людей и спросить их, поверят ли они лорду Джентиану на слово любую сумму денег, и уверен, что каждый из них, не колеблясь, предоставит ему неограниченный кредит. В Лондоне вы не сможете иметь такую репутацию, если не являетесь в действительности очень богатым человеком. Имя, титул, традиции, прошлое в этом мире не имеют значения. Вашего дядю все знают как одного из самых богатых людей в этой стране. Если вы обратитесь в «Semerset»,[3] то можете удостовериться в том, какой собственностью он обладает, а изучив рост цен на землю в Лондоне за последние двадцать лет, вы сможете судить, сколько стоит сегодня его лондонское поместье. Не говорите мне, тем более кому бы то ни было за пределами этой комнаты, что ваш дядя не является состоятельным человеком. Не выдвигайте даже предположения, что он украл меч или что-либо еще. Потому что, если вы будете высказывать такие предположения и они распространяться, вас обвинят в клевете.