— А она уже давно связалась с этим Жозефом?

— Она с ним, да так, на словах больше… Вместе не живут… Где-то его встретила, на скачках, вроде, одно скажу, что не здесь… Он пообещал ей помогать, клиентов находить… Еще бы, с его-то работенкой!.. У этого парня и образование есть, и воспитание… Однако в сердце я его никогда не держала…

Жажа выложила из кастрюли на тарелку остатки чечевичной похлебки.

— Хотите?.. Нет?.. Тогда наливайте себе, только сами… я уже ни на что не способна… А входную дверь мы закрыли?..

Мегрэ, как и днем, оседлал стул. Смотрел, как Жажа ест. И слушал ее.

— Вы понимаете, у всех этих людей, особенно у тех, что из казино, мозги слишком хитро повернуты… Вот наша сестра впросак и попадает… Кабы Сильви меня слушала…

— А какое поручение вам дал Жозеф сегодня вечером?

На мгновение Жажа замерла с набитым ртом и недоуменно взглянула на Мегрэ.

— Ах вот оно что! Чтобы к сыну сходила…

— И что вы тому сказали?

— А чтобы постарался освободить их, иначе…

— Иначе что?..

— Ах, я так понимаю, вы меня все равно не оставите в покое… Я ведь к вам всегда с чистой душой, сами подтвердите! Все, что могу, то и делаю!.. Мне скрывать нечего.

Только тут комиссар догадался, отчего так говорлива Жажа и откуда взялись эти плаксивые интонации.

По дороге домой Жажа заскочила в какое-нибудь бистро, а может, и в несколько, чтобы поднять себе дух!

— Сперва я удерживала Сильви, не позволяла ей связаться полностью с Жозефом… А потом, когда недавно поняла, что…

— Что вы замолчали?

И неожиданно, не выпуская ложки из рук, Жажа заплакала! Скорее комичное зрелище, нежели вызывающее сострадание: толстуха в лиловом халате хлебала из тарелки чечевицу и хныкала, как девчонка.

— Не надо меня подгонять… Дайте подумать!.. Легко, что ли?.. Погодите! Налейте мне…

— Попозже!

— Дайте выпить, тогда все скажу…

Комиссар решил уступить и налил ей в рюмку немного вина.

— А что вам надо знать?.. О чем я говорила?.. Смотрю, двадцать тысяч франков… Может, они лежали в кармане Уильяма?..

Мегрэ приходилось прикладывать некоторое усилие, чтобы сохранять ясность мысли и бороться с дремотой, навеянной не столько царившей в комнате атмосферой, сколько пьяными речами Жажа.

— Уильям…

И внезапно его осенило! Жажа посчитала, что эти двадцать тысяч франков вытащили у Брауна в момент убийства!

— Ах вот вы о чем подумали!

— Да я уже и не знаю, о чем думать… Да… Все, наелась. Закурить у вас не найдется?

— Я курю только трубку.

— Наверняка где-то валяются… У Сильви всегда есть.

Она тщетно рылась в ящиках комода в поисках сигарет.

— Их по-прежнему отправляют в Эльзас?

— Кого?.. Что?.. О чем вы?..

— Женщин… Как она называется?.. Тюрьма… На «О» начинается… Во времена моей молодости…

— Когда вы жили в Париже?

— Да. Об этом много говорили… Так строго обращаются с заключенными, что те пытаются покончить с собой… А недавно прочла в одной газете, что там есть и такие, которых осудили на восемьдесят лет… Чего-то сигарет не найду… Видать, Сильви унесла…

— Это она боится туда попасть?..

— Сильви?.. Не знаю… Я подумала об этом в автобусе, когда возвращалась… Передо мной сидела старая женщина и…

— Садитесь…

— Да… Не обращайте на меня внимания… Я уже ни на что не гожусь… И мне везде паршиво… О чем бишь мы говорили?..

В глазах Жажа мелькнула тревога. Она провела рукой по лбу и скинула на щеку прядь рыжеватых волос.

— Тоскливо на душе… Дайте выпить, а?

— После того, как вы мне скажете, что вам известно…

— Да не знаю я ни фига!.. Чего я могу знать?.. Сперва с Сильви встретилась… Полицейский торчал рядом и слушал, о чем мы говорим… Мне только плакать хотелось… Сильви шепнула мне, когда целовала на прощанье, что во всем виноват Жозеф…

— А потом вы с ним встретились?

— Да… Я ведь уже говорила… Он отправил меня в Антиб предупредить Брауна, что если…

Жажа искала нужные слова. Похоже, у нее начались временные отключки сознания, как это порой случается у пьяниц. Она с тоской посмотрела на Мегрэ, будто хотела прижаться к нему.

— Не знаю… Не надо меня мучить… Я всего лишь бедная женщина… Вечно стараешься всем угодить.

— Э, нет, секундочку…

Мегрэ отнял у Жажа рюмку, которую та попыталась украдкой схватить: еще немного — ее окончательно развезет, и она просто-напросто завалится спать.

— Гарри Браун вас принял?

— Нет… Да… Он пригрозил, что если когда-нибудь еще раз встретит меня на своем пути, то мигом засадит за решетку… — Жажа осеклась и вдруг торжествующе воскликнула: — Оссгор!.. Нет… Оссгор не то. Это из романа какого-то… Агно… Во! Точно!

Она вспомнила название тюрьмы, о которой говорила до этого.

— Страдалицам, вроде бы, даже разговаривать не разрешают. Как вы считаете, врут люди?..

Мегрэ впервые видел Жажа столь несчастной и по-детски беспомощной.

— Ясное дело, если Сильви окажется сообщницей, ее посадят…

У женщины на щеках выступил сразу лихорадочный румянец, и она заговорила горячо и быстро:

— Сегодня вечером я все-таки многое поняла… И догадалась, откуда взялись эти двадцать тысяч… Гарри Браун, сын Уильяма, принес их, чтобы заплатить…

— Заплатить за что?

— А за все!

Жажа с вызовом и торжеством взглянула на Мегрэ.

— Я не такая дура, как, быть может, кажусь… Когда сын пронюхал про завещание…

— Извините! Выходит, вы знаете о завещании?

— В прошлом месяце Уильям рассказал о нем… Мы сидели тут вчетвером…

— То есть он, вы, Сильви и Жозеф…

— Ну да… Откупорили бутылочку, день рождения Уильяма отмечали… Начали говорить о том о сем… Он после того, как выпил, много нам рассказывал об Австралии, о жене, о шурине…

— И что же сказал Уильям?

— Что устроит им всем славную подлянку после своей смерти. Вытащил из кармана завещание, прочел кое-что… Не все… Не хотел называть имена двух других женщин… Сказал, мол, на днях отнесу нотариусу…

— Это было месяц назад? А в то время Жозеф знал Гарри Брауна?

— А у него никогда ничего не поймешь… Но он со многими знаком, работа того требует…

— Вы думаете, что он предупредил сына?

— Я этого не говорила! Сижу, молчу… Только вот думать себе не запретишь… Все эти богачи, скажу я вам, ничем не лучше остальных… Допустим, Жозеф действительно отправился к нему и все ему рассказал… Сын Брауна небрежно отвечает, что не прочь получить завещание… Но так как Уильяму ничего не стоит написать новое, будет лучше, если вместе с завещанием исчезнет и сам Уильям…

Мегрэ не успел вмешаться. Жажа плеснула себе в рюмку вина и поднесла к губам. Когда она вновь заговорила, в лицо комиссара пахнуло крепким перегаром.

И вдобавок она наклонилась! И, напустив на себя многозначительный, загадочный вид, приблизила к нему свое лицо!

— Исчезнет!.. Я именно так сказала?.. Мы с вами о деньгах, что ли, говорили?.. Двадцать тысяч франков… А может, потом еще появятся двадцать тысяч?.. Кто знает… А я что думаю, то и говорю… За такие вещи сразу целиком никто не платит… Что до Сильви…

— Она ничего не знала?

— Я же вам говорю, мне ничего не сказали!.. К нам сейчас не стучали?

Жажа внезапно замерла, охваченная страхом. Чтобы ее успокоить, Мегрэ пришлось отправиться к двери.

Вернувшись, он заметил, что она воспользовалась его уходом, чтобы выпить еще одну рюмку.

— Я вам ничего не говорила… И знать ничего не знаю… Вы поняли?.. Я всего-навсего бедная женщина, и точка! Бедная женщина, потерявшая мужа и…

Она снова разрыдалась, и для Мегрэ это было еще более тягостно, чем все остальное.

— Как по-вашему, Жажа, что делал в тот день Уильям между двумя и пятью часами?

Она смотрела на него, не отвечая. Слезы продолжали стекать по ее лицу, но рыдания казались уже менее искренними.

— Сильви ушла за несколько минут до него… Не думаете ли вы, что они могли, например…

— Кто?

— Сильви и Уильям…

— Могли что?..

— Ну не знаю!.. Где-нибудь встретиться… Сильви ведь вовсе не дурнушка… Молодая… А Уильям…

Комиссар не сводил с Жажа глаз и продолжал говорить с тем же наигранным равнодушием:

— Где-нибудь встретились, вот тут-то Жозеф их подстерег и нанес свой удар…

Жажа молчала. И, морща лоб, смотрела на Мегрэ. будто делала невероятное усилие, чтобы понять, о чем он толкует. Впрочем, ничего удивительного. Глаза ее уже поплыли, так что и мыслям не с чего было отличаться особой ясностью.

— Гарри Брауну поведали историю с завещанием, и он заказал убийство… Сильви заманила Уильяма в укромное местечко… Жозеф нанес удар… А затем позвали Гарри Брауна в одну из каннских гостиниц, чтобы тот отдал деньги Сильви…

Жажа сидела не шелохнувшись. И лишь внимала словам Мегрэ, огорошенная, подавленная.

— Очутившись за решеткой, Жозеф отправил вас к Гарри, пригрозить: мол, если тот не вмешается и не освободит их с Сильви, он обо всем расскажет.

— Это так!.. Да, это так… — чуть ли не закричала Жажа.

И, тяжело дыша, поднялась со своего стула. Ей теперь, похоже, хотелось плакать и смеяться одновременно.

Внезапно она обхватила голову руками, резким движением взлохматила волосы и задрожала всем телом.

— Это так!.. А я… Я-то… Я ведь…

Мегрэ по-прежнему остался сидеть и немного удивленно всматривался в свою собеседницу. Что с ней сейчас произойдет — нервный припадок или обморок?

— Я… я…

И вдруг совершенно неожиданно для него Жажа схватила бутылку и швырнула ее на пол. Стекло с грохотом рассыпалось на осколки.