Стайка замурзанных ребятишек играла во дворе в футбол. Увидев Лепски, они тут же бросили играть и скрылись в переулке.

Развалюху номер двадцать шесть Лепски обнаружил в дальнем конце двора. У меня было ощущение, что за нами наблюдают, но, когда я резко повернулся, никого не увидел.

Лепски заглянул в дверь:

– Ну и вонища!

Я тоже заглянул через его плечо в плохо освещенный вестибюль – прямо перед нами начиналась лестница, направо шел коридор, терявшийся в полной тьме.

– Интересно, где же его искать? – пробормотал Лепски.

Он вошел внутрь, вынул из кармана фонарик и посветил в коридор.

В дальнем конце одна из дверей была приоткрыта.

– Ну, попытаем счастья там, – решил Лепски и пошел к двери, но тут же остановился и осветил фонариком пол.

Из– под двери красной ленточкой вытекала кровь.

В одну секунду в руке у Лепски оказался револьвер, и он выключил фонарик.

– Прикрой меня, – шепотом скомандовал он.

Я опустился на колено и вытащил свой револьвер.

Лепски подошел к двери, распахнул ее ногой и прижался к стене.

Все было тихо. Держа перед собой револьвер, Лепски осторожно заглянул в комнату. Из-за открывшейся двери в коридоре стало светлей.

– Черт! – воскликнул Лепски и вошел внутрь. – Оставайся на месте!

Но я подвинулся вперед, чтобы заглянуть в комнату.

На полу лежал мальчик-индеец, на вид ему было лет четырнадцать. На нем были грязные белые брюки и сандалии. Майка пропиталась кровью, кровь запеклась и на лице. По его широко открытым остекленевшим глазам было ясно, что он мертв.

– Взгляни сюда, – позвал меня Лепски и направил фонарь в темный угол.

Прислонившись к стене, сидел Пит Левински, сжав в руке пустую бутылку виски. Его лицо представляло собой кровавое месиво. Над переносицей я рассмотрел дырку от пули.

– Найди телефон и дай знать в полицию, – скомандовал Лепски. – Я останусь здесь.

Выбежав из дверей и пересекая двор, я с величайшим облегчением думал только об одном: бедняга Пит Левински уже ничего не сможет рассказать Лепски.

Было уже больше десяти вечера, когда я отпер дверь своей квартиры, зажег свет, повернул ключ в замке, закрыл дверь на засов, прошел в комнату и рухнул в кресло. Я купил по дороге сандвичи с мясом, но есть мне не хотелось. Надо было подумать.

Пит говорил, что приставит к Джошу шайку знакомых мальчишек. Мальчик-индеец с простреленной головой, очевидно, был одним из них. Вероятно, Джонс его заметил, выследил, пришел вместе с ним к Питу и застрелил обоих. Этот вывод меня не вполне устраивал, но что поделаешь, за неимением другого приходилось довольствоваться им. Во всяком случае, вид убитых яснее ясного доказывал, что, как и утверждал Колдвэлл, Джонс и Поффери смертельно опасны.

Но в моем мозгу, словно большой вопросительный знак, торчала Нэнси-Хэмел. Каким образом она оказалась связанной с Поффери? Я не сомневался, что она ему помогала.

Затушив сигарету, я закурил следующую. Я так и сделал, ломая голову, не в силах ничего понять, когда кто-то позвонил в дверь.

Я вышел в прихожую открыть дверь. На пороге стоял Лу Колдвэлл, я посторонился, приглашая его войти.

– Увидел у вас свет, – пояснил он. – Что вы думаете об этих убийствах? Они вам о чем-нибудь говорят?

– Ни в малейшей степени. Как насчет выпить?

– А почему бы и нет?

Он вышел в гостиную и уселся, вытянув длинные ноги:

– На набережной поднялся такой переполох, что я о Поффери уже и расспрашивать не стал. Завтра, когда все немного затихнет, отправлю в порт на разведку нескольких наших ребят.

– По-моему, если Поффери и был здесь, то смылся, – сказал я, наливая Колдвэллу неразбавленное виски.

– Я все же порасспрашивал в порту, пока туда не примчалась чуть ли не вся городская полиция. Никто Поффери не видел. Может, завтра сообщат что-нибудь из Нассау.

– Ручаюсь, что он там.

Колдвэлл отпил полстакана, вздохнул, потом осушил стакан до дна.

– Как вам показались эти двое убитых, Барт? Я их хорошо рассмотрел. Это дело рук профессионала. Два выстрела – два трупа. Почерк – Поффери. Вот я и думаю, какая тут связь? Вам ничего в голову не приходит?

– Нет, скорей всего кто-то затаил на Пита обиду, – предположил я. – Он же в свое время раскрыл банду торговцев наркотиками. Вот, наверно, они и свели с ним счеты.

– А мальчишка при чем? Я пожал плечами:

– Свидетель?

Колдвэлл подергал себя за нос и зевнул:

– Ладно, пусть Лепски разбирается, это его забота. Мое дело – Поффери.

Мне до смерти надо было выпытать у него хоть какие-то сведения:

– А что известно о его жене? Давайте-ка я плесну вам еще.

– Нет, спасибо. Мне сегодня еще работать. Ну что сказать? Я и сам хотел бы узнать о его жене хоть что-то. Попросил Вашингтон прислать мне ее фото из досье. Я вам его покажу. Вы все равно здесь толчетесь, вдруг увидите ее, а может, и на него налетите.

– А дело-то на нее есть?

– Почти никаких данных. Пока она не вышла за Поффери, она называла себя Лючия Ламбретти. Итальянские полицейские проверили и установили, что это имя вымышленное. Она появилась на горизонте внезапно, примерно полтора года назад, – никто не знает откуда – и тут же снюхалась с Поффери. В Италии их поймали, когда они пытались ограбить банк. Он удрал. Ее продержали некоторое время, успели сделать фотографию, снять отпечатки пальцев – и все: она сбежала. Кто-то передал ей в камеру револьвер, она прикончила двух караульных – и только ее и видели. – Колдвэлл посмотрел на часы. – Ну, мне пора. Пока. – И он ушел.

Заняться мне вроде было нечем, оставалось только лечь спать. Договариваться о встрече с Бертой было уже поздно. Так что я дожевал свои сандвичи с мясом, не переставая думать о Пите Левински: неужели его пристрелил Джош Джонс?

Мне было жаль Пита, я ему симпатизировал. Налив себе еще, я отправился в спальню. Кровать казалась такой одинокой! Я подумал было, не пригласить ли все же Берту составить мне компанию, но тут же решил, что слишком поздно. Хотя, может быть, и стоило попробовать. Я вернулся в гостиную и уже взялся за телефон, как вдруг тихонько звякнул дверной звонок.

Как раз перевалило за полночь. Я подошел к дверям, накинул цепочку и слегка приоткрыл дверь так, чтобы меня не было видно. В прошлом месяце в нашем доме притаились грабители, и кое-кому из жильцов досталось. Мой сосед до сих пор лежал в больнице.

– Кто там? – спросил я.

– Я – помощник Пита, – ответил мальчишеский голос, и по мягкому акценту я понял, что мой посетитель – индеец.

Закрыв дверь, я снял цепочку и впустил гостя. В прихожую, обогнув меня, прошмыгнул худенький мальчонка лет тринадцати, с густой гривой черных волос. На нем был белый тренировочный костюм. Лицо блестело от пота, и он едва переводил дыхание. Я запер дверь и велел ему пройти в комнату. Он с любопытством оглядывал гостиную.

– Как тебя зовут, сынок? – спросил я, опускаясь в кресло.

Все еще озираясь, паренек пожевал нижнюю губу и обратил на меня черные глаза:

– Джой. Я работаю на Пита.

– Ты слышал, что с ним стряслось?

Джой сглотнул, и его грязные руки сжались в кулаки.

– Просто не верится, – сказал я. – Ну садись.

Он заколебался, потом примостился на краешек стула напротив меня.

– Почему ты пришел сюда, Джой?

– Мы с Томом братья…

– Том – это тот парнишка? Он снова сглотнул и кивнул.

– Сочувствую тебе, Джой. Всей душой сочувствую, поверь мне.

Лицо у него затвердело, глаза сузились.

– Сочувствием не поможешь, – выдавил он хрипло.

– Это я понимаю. Так зачем же ты пришел? Джой провел кончиком языка по пересохшим губам:

– Вы ведь заплатили Питу двадцать баксов, чтобы он следил за Джошем Джонсом. Верно? Мне стало не по себе.

– Ну?

– Пит велел следить за Джошем мне и Тому. Пит сказал: разузнаем что-нибудь, вы заплатите еще. Пит был честный. Он сказал, что деньги мы разделим на троих.

– Ты знаешь, кто их убил?

– Кто-то из той тройки. Кто – не знаю.

– А что ты знаешь?

Блестя глазами, он наклонился ко мне:

– Знаю, где сейчас прячутся мужчина и женщина. Том пошел сказать об этом Питу, тут-то их обоих и убили.

Меня прошиб пот:

– Джой, ты полицейским ничего не говорил?

– После того как они засадили моего отца, я с полицейскими дела не имею. – Черные глаза мальчика сверкнули.

– А что с твоим отцом?

– Его приговорили к десяти годам. Ему сидеть еще пять лет.

Я стал успокаиваться.

– Так где же эти двое?

Джой долго и пристально смотрел на меня, потом спросил:

– А сколько вы заплатите за то, что я скажу, мистер Андерсен?

Я вынул свой тощий бумажник и незаметно для Джоя проверил его содержимое. Потом вынул бумажку в десять долларов и протянул мальчишке.

Он покачал головой:

– И меня могли убить, как Тома.

– А ты будь поосторожнее, Джой.

– Все равно меня могут убить, – тихо повторил он.

Борясь с самим собой, я вынул еще одну десятидолларовую бумажку:

– Больше не могу, Джой. У самого пусто. Мальчишка поколебался, но потом протянул руку и взял деньги:

– Они в баре “Аламеда”. Я даже рот открыл:

– Не верю!

– Сегодня в пять утра Джонс вывел этих двух из своего дома и отвел их в бар “Аламеда”. Они вошли через черный ход. А Джонс потом вернулся к себе. Сейчас там мой брат Джимбо наблюдает.

– Ах у тебя есть еще один брат?

– Да. Тоже на Пита работал.

– Продолжайте наблюдать за этими людьми. Я вам попозже еще заплачу. Мне надо знать, ходили ли они куда-нибудь. И смотрите, будьте осторожны.

Мальчишка поднялся, сунул деньги в карман брюк, кивнул и пошел к дверям.

– Подожди, Джой. А где тебя найти?

– В Рачьем тупике. Как раз рядом с Крабьим двором. Дом номер два. На верхнем этаже. Там мы с братьями снимаем комнату.