– Да… да, это так.

Иса усмехнулась:

– У тебя превосходные глаза и уши, Хори.

– Но мой отец ей доверяет, любит ее, – возразила Ренисенб.

– Мой сын глупец и всегда им был, – сказала Иса. – Все мужчины любят лесть… А Хенет так щедро расточает ее, как благовония во время пира! Возможно, она и предана ему – иногда мне так кажется, – но уж точно больше никому в этом доме.

– Но ведь она не стала бы… не стала бы убивать, – запротестовала Ренисенб. – Зачем ей пытаться отравить любого из нас? Ей-то какой от этого прок?

– Никакого. Никакого. А причины… Я не знаю, что творится в голове Хенет. Не представляю, что она думает или чувствует. Но иногда мне кажется, что за ее лестью и раболепием кроется нечто странное. Если я права, то нам – тебе, мне и Хори – никогда не понять ее мотивов.

Управляющий кивнул:

– Это порча, которая зарождается внутри. Я как-то говорил об этом Ренисенб.

– А я тебя тогда не поняла… Но теперь, кажется, понимаю. Все началось с появления Нофрет. Я увидела, что все мы не такие, какими казались. Я испугалась. А теперь, – она беспомощно развела руками, – страх повсюду…

– Страх – это всего лишь недостаток знания, – сказал Хори. – Когда мы знаем, Ренисенб, страх исчезает.

– И еще, конечно, Кайт, – продолжила рассуждать Иса.

– Только не Кайт, – запротестовала Ренисенб. – Она не стала бы замышлять убийство Себека. Это невозможно.

– В мире нет ничего невозможного, – сказала Иса. – По крайней мере, этот урок я усвоила. Кайт непроходимо глупа, а я всегда не доверяла глупым женщинам. Они опасны. Они не видят дальше своего носа и способны сосредоточиться только на чем-то одном. Кайт живет в скорлупе, и ее маленький мир населен только ею, детьми и Себеком, отцом ее детей. Ей вполне могло прийти в голову, что устранение Яхмоса сделает ее детей богаче. Яхмос всегда недолюбливал Себека – считал его торопливым, несдержанным и ненадежным. Из всех сыновей Имхотеп доверял только Яхмосу. Но после устранения старшего сына Имхотепу пришлось бы опираться на Себека. Кайт вполне могла так думать.

Ренисенб поежилась. Она была вынуждена согласиться с таким описание Кайт. Ее ласка, нежность и любовь направлены исключительно на собственных детей. Остальной мир для нее не существует – только она, ее дети и Себек. Ничто не вызывает у нее любопытства или интереса.

– Но ведь она должна была понимать, – медленно произнесла Ренисенб, – что Себек может вернуться и, испытывая жажду, тоже выпить вина, что и произошло…

– Нет, – возразила Иса. – Я так не думаю. Как я уже говорила, Кайт глупа. Она видит только то, что хочет: Яхмос пьет вино и умирает, а убийство приписывают черной магии нашей злой красавицы Нофрет. Кайт видит только самое простое – ее уму недоступны разнообразные варианты и возможности, и поскольку она не желает смерти Себеку, то ей не приходит в голову, что он может неожиданно вернуться.

– А теперь Себек мертв, а Яхмос жив… Если твое предположение верно, то для нее это просто ужасно!

– Вот что бывает с глупыми людьми, – сказала Иса. – Все идет не так, как они задумали.

Помолчав немного, она продолжила:

– Теперь пришла очередь Камени.

– Камени? – Ренисенб заставила себя произнести это имя тихо и бесстрастно. И снова смутилась, почувствовав на себе взгляд Хори.

– Да, мы не можем исключать Камени. Неизвестно, есть ли у него причина желать нам зла… но что мы о нем вообще знаем? Он родом с Севера – оттуда же, откуда и Нофрет. Камени помогал ей – вольно или невольно, кто знает? – поссорить Имхотепа с собственными детьми. Я иногда наблюдала за ним и, честно говоря, не могу сделать никаких выводов. Мне он кажется обычным молодым человеком, довольно сообразительным, обладающим чем-то таким, помимо красоты, что привлекает женщин. Да, Камени всегда будет нравиться женщинам, но я думаю – хотя могу и ошибаться, – что он не из тех, кто способен покорить их разум и сердце. Он всегда весел и беззаботен, и смерть Нофрет его не слишком опечалила.

– Но это все внешнее. Кто знает, что творится в душе человека? Люди умеют притворяться… Может быть, Камени горько оплакивает смерь Нофрет и ищет способы отомстить? Если Сатипи убийца, то должен умереть и Яхмос, ее муж? И Себек, который угрожал ей… а может, и Кайт, которая делала ей мелкие гадости, или Ини, ненавидевший ее. Это кажется невероятным, но кто знает?

Иса умолкла и посмотрела на Хори.

– А кто знает, Иса?

Старуха испытующе посмотрела на него:

– Может, ты, Хори? Ты ведь думаешь, что знаешь, правда?

Управляющий молчал.

– Да, у меня есть предположение, – наконец произнес он, – по поводу того, кто отравил вино и почему… но пока я еще не совсем уверен… и я действительно не понимаю… – Он умолк, нахмурился и покачал головой: – Нет, я не готов никого обвинять.

– Мы здесь только высказываем предположения. Продолжай, Хори. Говори.

Тот снова покачал головой:

– Нет, Иса. Это всего лишь смутная догадка… И если она верна, то тебе лучше о ней не знать. Знание может быть опасным. То же самое относится к Ренисенб.

– В таком случае знание опасно и для тебя, Хори?

– Да, опасно… Думаю, Иса, опасность грозит всем нам… хотя Ренисенб в меньшей степени.

Иса какое-то время молча смотрела на него.

– Я бы многое отдала, – наконец произнесла она, – чтобы знать, что у тебя на уме.

Хори не ответил прямо. Задумался на секунду или две, потом сказал:

– Единственная возможность узнать мысли человека – оценить его поведение. Если он ведет себя странно, необычно, не похож на себя…

– То ты его подозреваешь? – спросила Ренисенб.

– Нет, – ответил Хори. – Как раз наоборот. Человек, задумавший зло и имеющий злые намерения, осознает этот факт и понимает, что должен скрывать его любой ценой. Поэтому он не позволит себе ничего необычного…

– Мужчина? – спросила Иса.

– Мужчина или женщина – неважно.

– Понимаю. – Иса пристально посмотрела на него. – А мы? В чем можно заподозрить нас троих?

– Это тоже нужно обсудить, – согласился Хори. – Мне доверяли больше всех. Составление договоров, продажа урожая – все было в моих руках. Я вел все счета. Вполне возможно, я их подделывал, как это случилось на Севере, что обнаружил Камени. Яхмос начал догадываться и подозревать меня. Тогда мне нужно, чтобы он молчал. – Он слабо улыбнулся.

– О Хори! – воскликнула Ренисенб. – Как ты можешь такое говорить! Ни один человек, знающий тебя, в это не поверит.

– Знать другого человека невозможно. Позволь напомнить тебе это еще раз.

– А я? – спросила Иса. – В чем можно подозревать меня? Конечно, я стара. А старики часто выживают из ума. И начинают ненавидеть тех, кого раньше любили. Меня могли раздражать дети моих детей, и у меня могло возникнуть желание уничтожить собственное потомство. Злые духи иногда так влияют на стариков…

– А я? – поинтересовалась Ренисенб. – Зачем мне убивать братьев, которых я люблю?

– После смерти Яхмоса, Себека и Ипи ты останешься единственным ребенком Имхотепа, – ответил Хори. – Он найдет тебе мужа, и все перейдет в твои руки – вы с мужем станете опекунами детей Яхмоса и Себека… – Тут он улыбнулся: – Но здесь, под сикомором, мы не подозреваем тебя, Ренисенб.

– Под сикомором или не под сикомором – мы тебя любим, – сказала Иса.

III

– Ты выходила из дома? – всполошилась Хенет, когда Иса, хромая, вернулась к себе в комнату. – Такого не случалось почти год! – Она пристально разглядывала ее.

– У стариков бывают капризы.

– Я видела, как ты сидела у пруда – с Хори и Ренисенб.

– Приятное общество – они оба. Интересно, Хенет, что-нибудь можно скрыть от твоих глаз?

– Послушай, Иса, я не понимаю, на что ты намекаешь! Ты сидела там у всех на виду!

– Но недостаточно близко, чтобы слышать, – ухмыльнулась Иса.

– Почему ты ко мне так несправедлива, Иса? – вскинулась Хенет. – Вечно на что-то намекаешь… Я слишком занята – слежу, чтобы в этом доме все делалось подобающим образом, и мне некогда слушать чужие разговоры. Какое мне дело, что говорят другие?

– Мне тоже хотелось бы это знать.

– Если бы не Имхотеп, который меня ценит…

– Да, если бы не Имхотеп! – резко оборвала ее Иса. – Ты полностью зависишь от Имхотепа, правда? Если с ним что-то случится…

Теперь уже не выдержала Хенет:

– С Имхотепом ничего не может случиться!

– Откуда тебе знать, Хенет? Разве в этом доме безопасно? С Яхмосом и Себеком кое-что случилось.

– Это правда… Себек умер… а Яхмос едва не умер…

– Хенет! – Иса подалась вперед. – Почему ты улыбалась, произнося эти слова?

– Я? Улыбалась? – в замешательстве воскликнула Хенет. – Тебе почудилось, Иса! Разве я могу улыбаться… в такое время… когда говорю о таких ужасных вещах?

– Конечно, я почти слепа, – сказала старуха. – Но не полностью. Иногда, при ярком свете, прищурившись, я вижу очень отчетливо. Люди, беседуя с теми, кто плохо видит, часто забывают об осторожности. И позволяют лицу принять такое выражение, которого в других обстоятельствах никогда бы не допустили. Я повторяю вопрос: почему ты улыбаешься с таким тайным удовлетворением?

– Твои слова… это неслыханно… неслыханно!

– А теперь ты напугана…

– Разве можно не бояться, когда в доме творится такое? – визгливо вскрикнула Хенет. – Мы все боимся злых духов мертвых, которые приходят, чтобы мучить нас! Но я знаю, в чем дело, – ты слушала Хори… Что он обо мне говорил?

– А что Хори знает о тебе, Хенет?

– Ничего… совсем ничего. Спроси лучше, что я знаю о нем…

Иса прищурилась:

– Ну, и что ты о нем знаешь?

Хенет покачала головой:

– Ты презираешь бедную Хенет. Считаешь ее уродливой и тупой. Но я знаю, что происходит! Мне много чего известно – на самом деле я знаю почти все, что происходит в этом доме. Может, я и тупа, но умею сосчитать, сколько бобов посажено на грядке. Может, я вижу больше, чем умники вроде Хори… Когда мы с ним случайно столкнулись, он сделал вид, что не замечает меня, словно я не существую, словно он что-то видит у меня за спиною – то, чего там на самом деле нет. Лучше бы он смотрел на меня, вот что я скажу! Может, он считает меня недостойной внимания и глупой – но умные не всегда знают всё. Сатипи мнила себя умной, и где она теперь, хочу я спросить?