Агата Кристи - Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник)

С бьющимся сердцем Ренисенб достала из шкатулки ожерелье из золотых бусинок с золотыми львами спереди…

Ренисенб стало страшно.

Она инстинктивно вернула ожерелье в шкатулку, задвинула крышку и снова обмотала шнурок вокруг застежек. Первым ее побуждением было скрыть находку. Она даже опасливо оглянулась, желая убедиться, что ее никто не видит.

Ночь прошла без сна. Ренисенб беспокойно ворочалась с боку на бок – никак не могла найти удобную позу для головы на деревянном подголовнике кровати.

Под утро она решила, что нужно кому-то рассказать о своей находке. Нести одной груз неприятного открытия у нее не было сил. Ночью она дважды испуганно вскакивала – ей чудилась грозная фигура Нофрет, стоящая у ее постели. Но в комнате никого не было.

Ренисенб взяла из шкатулки ожерелье со львами и спрятала в складках льняного платья. Едва она успела это сделать, как в комнату вбежала Хенет. Глаза ее возбужденно блестели – ей не терпелось поделиться последними новостями.

– Ты только подумай, Ренисенб, разве это не ужасно? Тот мальчик… пастушок, ты знаешь… его нашли сегодня утром крепко спящим у закромов… его трясли, ему кричали в ухо… и теперь, похоже, он уже никогда не проснется. Как будто выпил макового сока… а может, и вправду выпил… но если так, то кто ему дал? Из наших никто – я бы знала. И сам он выпить не мог. Мы должны были еще вчера догадаться… – Пальцы Хенет стиснули один из многочисленных амулетов, которые она носила. – Да защитит нас Амон от злых духов мертвых! Мальчик рассказал о том, что видел. Сказал, что видел Ее. И Она вернулась и дала ему маковый сок, чтобы его глаза навсегда закрылись. О, она очень могущественна, эта Нофрет. Ты знаешь, она бывала в других землях, за пределами Египта. Готова поклясться, что там она выучилась заморской магии. Всем живущим в этом доме грозит опасность – всем! Твой отец должен принести в жертву Амону несколько быков… целое стадо, если нужно… теперь не время экономить. Мы должны защитить себя. Мы должны воззвать к твоей матери… как и собирался Имхотеп. Жрец Мерсу тоже так считает. Послание в Загробный мир. Хори его теперь составляет. Твой отец хотел воззвать к Нофрет, повиниться перед ней. Что-то вроде этого: «Превосходнейшая Нофрет, какое зло я сотворил тебе…» – и так далее. Но жрец Мерсу сказал, что нужны средства посильнее этого. Твоя мать, Ашайет, была из влиятельной семьи. Брат ее матери был номархом, а ее брат – главным виночерпием наместника Фив. Узнав обо всем, она позаботится, чтобы простой наложнице не позволили убивать ее детей! Да, мы добьемся справедливости. Как я уже сказала, Хори теперь сочиняет прошение к ней.

Ренисенб собиралась разыскать Хори и рассказать о находке ожерелья со львами. Но если Хори занят с жрецами в храме Исиды, то нечего даже думать, что удастся поговорить с ним наедине.

Может, пойти к отцу? Ренисенб недовольно покачала головой. Детская вера во всемогущество отца давно угасла. Теперь она понимала, как быстро Имхотеп теряется в трудную минуту – суетливая напыщенность заменяет ему силу духа. Был бы здоров Яхмос, она обратилась бы к нему, хотя вряд ли от него стоило ожидать полезных советов. Вероятно, он стал бы настаивать, чтобы она все рассказала Имхотепу.

А вот этого, все отчетливее понимала Ренисенб, следовало избежать любой ценой. Первым делом Имхотеп растрезвонит об ожерелье на всю округу, а инстинкт подсказывал Ренисенб, что ее находку следует держать в тайне, хотя и не понимала причину.

Нет, ей нужен совет Хори. Он знает, что нужно делать – как всегда. Он возьмет у нее ожерелье, а вместе с ним – ее тревогу и растерянность. Посмотрит на нее своими добрыми, серьезными глазами, и она сразу же поверит, что все будет хорошо…

Ренисенб подумала было, не признаться ли Кайт. Нет, Кайт не подходит – она не умеет слушать. Разве что увести ее от детей… Нет, это не поможет. Кайт женщина милая, но глупая.

Есть еще Камени, подумала Ренисенб, и бабушка…

Камени?.. Мысль о нем была ей приятна. Она отчетливо представила его лицо… как меняется выражение на нем… сначала веселое недоверие, потом интерес… а потом тревога за нее. Или не за нее?

Откуда это коварно подкрадывающееся подозрение, что Нофрет и Камени знали друг друга гораздо лучше, чем казалось на первый взгляд? Потому что Камени помог Нофрет в ее попытках рассорить Имхотепа с семьей? Он клялся, что против своей воли. Но правда ли это? Слова ничего не значат. Все сказанное Камени выглядело естественным и правдивым. Смех у него был таким веселым, что хотелось смеяться вместе с ним. А походка такой грациозной… поворот головы, гладкие бронзовые плечи… а когда его глаза смотрели на тебя… смотрели на тебя… Мысли Ренисенб окончательно запутались. Глаза у Камени были не такими, как у Хори, излучавшими доброту и уверенность. Они требовали, бросали вызов.

От этих мыслей кровь прилила к щекам Ренисенб, глаза заблестели. И все же не стоит говорить Камени о том, что она нашла ожерелье Нофрет. Нет, нужно пойти к Исе. Вчера бабушка удивила ее. У старухи сохранился острый, практичный ум, и соображает она лучше остальных членов семьи.

«Иса стара, – подумала Ренисенб. – Но она поймет, что делать».

При упоминании об ожерелье Иса торопливо оглянулась и прижала палец к губам. Порывшись в складках платья, Ренисенб извлекла ожерелье и вложила в ладонь бабушки. Иса поднесла его к своим тусклым глазам, спрятала где-то среди одежд и тихим властным голосом сказала:

– Теперь молчи. В этом доме тысячи ушей. Я почти всю ночь не спала, все думала. Нам нужно многое сделать.

– Отец с Хори отправились в храм Исиды, чтобы посоветоваться с жрецом Мерсу и составить прошение моей матери, чтобы она нам помогла.

– Знаю. Ладно, пусть твой отец занимается душами мертвых. А я размышляла о том, что происходит в нашем мире. Когда вернется Хори, приведи его ко мне. Нужно кое-что обсудить – ему можно доверять.

– Хори скажет, что нам делать, – радостно сказала Ренисенб.

Иса с удивлением посмотрела на нее:

– Ты часто приходишь к нему в гробницу, да? О чем вы с Хори говорите?

Ренисенб покачала головой:

– Ну… о Реке… и Египте… о том, как меняется свет, о цвете песка и скал внизу… Но часто мы вообще не разговаривали. Я просто сидела – там так мирно и спокойно, без громких сердитых голосов, без детского плача, без суеты. Я думала о своем, и Хори не мешал моим мыслям. А иногда я поднимала голову и видела, что он смотрит на меня, и мы оба улыбались… Там я могла быть счастлива.

– Тебе повезло, Ренисенб, – медленно проговорила Иса. – Ты нашла счастье, которое живет в сердце человека. Для большинства женщин счастье – это суета мелких забот. Воспитание детей, смех, разговоры и ссоры с другими женщинами, любовь и гнев мужчины… Оно состоит из мелочей, нанизанных на одну нить, словно бусины в ожерелье.

– Твоя жизнь тоже была такой, бабушка?

– Бо́льшая часть. Однако теперь, когда мне много лет, когда я почти все время сижу одна, плохо вижу и с трудом хожу, теперь я поняла, что жизнь не только снаружи, но и внутри человека. Но я слишком стара, и ничего уже не изменишь… поэтому я браню свою маленькую служанку, наслаждаюсь вкусными блюдами, прямо из кухни, разными видами хлебов, что выпекают в нашем доме, спелым виноградом и гранатовым соком. Остальное уходит, а это остается. Дети, которых я больше всего любила, почти все умерли. Твой отец, да поможет ему Ра, всегда был глупым. Я любила его в те времена, когда он только учился ходить, а теперь он раздражает меня своей напыщенностью. Из внуков я люблю только тебя, Ренисенб… Кстати, о внуках. Где Ипи? Я не видела его ни вчера, ни сегодня.

– Он очень занят, присматривает за закладкой зерна в закрома. Отец назначил его главным.

Иса ухмыльнулась:

– Это доставит удовольствие нашему юному дурачку. Он надуется от сознания собственной важности. Когда Ипи придет поесть, скажи ему, чтобы заглянул ко мне.

– Хорошо, Иса.

– А насчет всего остального, Ренисенб, молчи…

– Ты хотела меня видеть, бабушка?

Ипи гордо улыбался. Он слегка склонил голову набок, а в его белых зубах был зажат цветок. Юноша выглядел чрезвычайно довольным собой и жизнью вообще.

– Потрать на меня немного своего драгоценного времени. – Иса прищурилась, чтобы лучше видеть, и окинула его взглядом с головы до ног.

Ее язвительный тон не произвел впечатления на Ипи.

– Да, сегодня я очень занят. Отец отправился в храм и все дела оставил на меня.

– Молодые шакалы лают громко…

Но Ипи было ничем не пронять.

– Послушай, бабушка, ты ведь позвала меня не за этим.

– Да, мне нужно тебе кое-что сказать. Начнем с того, что в доме траур. Тело твоего брата Себека еще у бальзамировщиков. А у тебя такое радостное лицо, будто сегодня праздник.

Ипи ухмыльнулся:

– Ты же не ханжа, Иса. Зачем тогда заставляешь меня лицемерить? Ты прекрасно знаешь, что мы с Себеком не любили друг друга. Он при каждом удобном случае обижал и дразнил меня. Обращался со мною как с ребенком. В поле поручал самые унизительные, детские работы. Часто издевался и смеялся надо мною. А когда отец захотел сделать меня совладельцем вместе со старшими братьями, Себек отговорил его.

– Почему ты считаешь, что его отговорил Себек? – быстро спросила Иса.

– Камени сказал.

– Камени? – Иса вскинула брови, сдвинула парик и почесала голову. – Значит, Камени… Это уже интересно.

– Он сказал, что слышал об этом от Хенет… Никто не станет спорить, что Хенет всегда все знает.

– Тем не менее, – сухо заметила Иса, – в данном случае Хенет ошиблась. Вне всякого сомнения, Себек и Яхмос считали, что ты слишком молод, чтобы стать хозяином… но именно я, да, именно я убедила отца вычеркнуть твое имя.