– Она плохая, – сказала Ренисенб, отвечая своим мыслям. – Да!

Камени согласился с нею.

– Да, – кивнул он. – Она нехороший человек.

Ренисенб повернулась и с любопытством посмотрела на него.

– Ты ведь знал ее еще до того, как она приехала сюда, правда? Ты был с нею знаком в Мемфисе?

Камени покраснел, явно смутившись.

– Не очень близко… Мне о ней рассказывали. Гордячка, высокомерная и жестокая. Не умеющая прощать.

Ренисенб вскинула голову, внезапно разозлившись.

– Я не верю, что отец исполнит свои угрозы, – сказала она. – Теперь он разгневан… но Имхотеп не способен на такую несправедливость. Он вернется и всех простит.

– Когда твой отец вернется, – возразил Камени, – Нофрет позаботится о том, чтобы он не передумал. Ты не знаешь Нофрет, Ренисенб. Она очень умна и упорна… и не забывай, она очень красива.

– Да, – признала Ренисенб. – Нофрет красива.

Она встала. Упоминание о красоте Нофрет почему-то задело ее…

IV

После полудня Ренисенб возилась с детьми. Пока она играла с ними, тоска, сжимавшая ее сердце, немного отпустила. И только перед самым заходом солнца Ренисенб выпрямилась, разглаживая помявшуюся одежду и откидывая с лица волосы, и вдруг подумала, что все это время во дворе не было ни Сатипи, ни Кайт.

Камени давно ушел. Ренисенб медленно двинулась к дому. В центральной комнате никого не было, и она прошла в глубь дома на женскую половину. Иса дремала в углу своей комнаты, а маленькая рабыня складывала в стопки льняные простыни. На кухне пеклись хлебы треугольной формы. В доме было пусто.

От этой пустоты Ренисенб стало не по себе. Куда все подевались?

Хори, скорее всего, поднялся к гробнице. Яхмос с ним или в полях. Себек и Ипи, наверное, приглядывают за скотом или проверяют амбары. Но где Сатипи и Кайт? И Нофрет?

Пустая комната Нофрет насквозь пропиталась ароматом ее притираний. Ренисенб остановилась на пороге, разглядывая маленькую деревянную подушку, шкатулку с драгоценностями, гору браслетов и бус, кольцо с синим скарабеем. Притирания, духи, одежда, простыни, сандалии – все отражало характер владелицы, Нофрет, которая жила среди них, но была чужаком и врагом.

«Интересно, куда она подевалась?» – подумала Ренисенб.

Молодая женщина медленно пошла к задней двери дома и увидела входившую через нее Хенет.

– Куда все пропали, Хенет? В доме никого нет, одна бабушка.

– Откуда мне знать, Ренисенб? Я работала… помогала ткать, присматривала за тысячью вещей. У меня нет времени для прогулок.

Это значит, поняла Ренисенб, что кто-то отправился на прогулку. Может, Сатипи последовала за Яхмосом к гробнице, чтобы и там донимать его? Но где тогда Кайт? Странно, она никогда надолго не бросала детей…

И снова эта неотвязная, тревожная мысль: «Где Нофрет?»

И словно прочтя ее мысли, Хенет тут же ответила на непроизнесенный вопрос:

– А что до Нофрет, то она уже давно ушла к гробнице. Да, они с Хори подходящая пара. – Хенет злобно рассмеялась. – У Хори тоже есть мозги. – Она придвинулась к собеседнице: – Я хочу, чтобы ты знала, Ренисенб, как все это меня расстраивает. В тот день Нофрет подошла ко мне… с отпечатком пальцев Кайт и струйкой крови на щеке. Она заставила меня рассказать, а Камени – записать все, что я видела… Как я могла сказать, что ничего не видела? Да, она умная. А я, думая все время о твоей дорогой матери…

Ренисенб прошмыгнула мимо нее и вышла во двор, освещенный золотистыми лучами заходящего солнца. На скалах залегли глубокие тени – в этот предзакатный час мир был невероятно красив.

Быстрым шагом Ренисенб направилась к тропинке в скалах. Нужно подняться к гробнице, разыскать Хори. Да, разыскать его. Именно так она поступала в детстве, когда ломались ее игрушки – когда она была растеряна или напугана. Хори сам подобен скале, прочной, неподвижной, неменяющейся.

Она беспрерывно повторяла про себя: «Когда я поднимусь к Хори, все будет хорошо…»

Ренисенб прибавила шагу и уже почти бежала.

И вдруг она увидела Сатипи, которая шла ей навстречу. Наверное, она тоже ходила к гробнице.

Походка у Сатипи была странной – женщина раскачивалась из стороны в сторону и спотыкалась, словно слепая…

Увидев Ренисенб, она остановилась как вкопанная и прижала руку к груди. Приблизившись, Ренисенб пристально посмотрела в испуганное лицо невестки.

– Что с тобой, Сатипи? Ты заболела?

Голос Сатипи напоминал карканье, глаза бегали.

– Нет, нет. Конечно, нет.

– У тебя нездоровый вид. Ты как будто напугана. Что случилось?

– А что могло случиться? Ничего.

– Где ты была?

– Поднялась к гробнице… искала Яхмоса. Его там не было. Там никого не было.

Ренисенб не отрывала от нее взгляда. Это была новая Сатипи – без ее обычной твердости и решительности.

– Пойдем, Ренисенб, пойдем домой.

Дрожащая ладонь Сатипи легла на локоть Ренисенб, слегка подталкивая назад, и это прикосновение почему-то было ей неприятно.

– Нет, я поднимусь к гробнице.

– Говорю тебе, там никого нет.

– Мне нравится смотреть на реку. Просто сидеть там.

– Но солнце садится… уже поздно.

Пальцы Сатипи тисками сжимали руку Ренисенб. Поморщившись, та попыталась высвободиться.

– Пусти меня, Сатипи.

– Нет. Возвращайся назад. Идем со мной.

Но Ренисенб уже выдернула руку, проскользнула мимо невестки и бросилась к скале.

Там что-то есть – инстинкт подсказывал ей, что там что-то есть… Она побежала.

И тут Ренисенб увидела это – какой-то темный холмик в тени под скалой… Она подбежала поближе и остановилось.

Открывшаяся ей картина совсем ее не удивила. Как будто именно это она и ожидала увидеть.

Нофрет лежала навзничь. Тело ее неестественно выгнулось, невидящие глаза были открыты…

Наклонившись, Ренисенб коснулась холодной, неподвижной щеки, затем выпрямилась и снова окинула взглядом девушку. Она не слышала, как подошла Сатипи.

– Наверное, она сорвалась, – пробормотала Сатипи. – Упала. Шла по тропе вдоль скалы и упала…

Да, подумала Ренисенб, так все и произошло. Нофрет сорвалась с тропинки наверху и разбилась об известняковые скалы.

– Должно быть, увидела змею, – предположила Сатипи, – и испугалась. Иногда на тропе на солнце спят змеи.

Змеи. Да, змеи. Себек и змея. Мертвая змея с перебитым хребтом, лежащая на солнце. Себек с горящим взглядом…

«Себек… Нофрет…» – подумала Ренисенб.

Услышав голос Хори, она почувствовала облегчение.

– Что случилось?

Ренисенб оглянулась. По тропе поднимались Хори и Яхмос. Сатипи тут же пустилась в объяснения: должно быть, Нофрет упала со скалы.

– Наверное, она искала нас, – предположил Яхмос. – Но мы с Хори осматривали оросительные каналы. Мы отсутствовали не меньше часа. А когда возвращались, то увидели вас.

– Где Себек? – спросила Ренисенб и сама не узнала свой голос.

Она скорее почувствовала, чем увидела, как от этих слов дернулась голова Хори. В голосе Яхмоса звучало сдержанное удивление:

– Себек? Я не видел его после полудня. После того как он в гневе выбежал из дома.

Но Хори смотрел на Ренисенб. Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. А когда он отвел глаза и стал задумчиво рассматривать тело Нофрет, Ренисенб точно знала, о чем он думает.

– Себек?

– О нет, – вырвалось у Ренисенб. – О нет… Нет…

– Она упала со скалы, – настойчиво повторила Сатипи. – Тропинка над этим местом узкая и опасная…

Себеку нравится убивать. «И сделаю с радостью…»

Себек, убивающий змею…

Себек, встречающий Нофрет на узкой тропинке…

Ренисенб услышала свой растерянный голос:

– Мы не знаем… мы не знаем…

А потом в сознание проникли слова Хори, подтверждавшие заклинания Сатипи, и она почувствовала облегчение, будто с плеч сняли тяжелый груз.

– Должно быть, она упала со скалы…

Их взгляды встретились, и Ренисенб подумала: «Мы с ним знаем… И всегда будем знать…»

А вслух сказала слегка подрагивающим голосом:

– Она упала со скалы.

Финальным эхом прозвучал мягкий голос Яхмоса:

– Должно быть, она упала со скалы.

Глава 9

Четвертый месяц зимы, 6‑й день

I

Имхотеп сидел перед Исой.

– Они все говорят одно и то же, – раздраженно сказал он.

– По крайней мере, это удобно, – заметила Иса.

– Удобно… Удобно? Что за странные слова ты используешь!

Иса усмехнулась:

– Я знаю, что говорю, сын мой.

– Мне предстоит решить, говорят ли они правду, – напыщенно произнес Имхотеп.

– Ты не похож на богиню Маат. И не можешь взвесить сердце на весах, как Анубис!

– Был ли это несчастный случай? – Жрец с сомнением покачал головой. – Не следует забывать, что объявление моих намерений в отношении неблагодарной семьи могло стать причиной бурных страстей.

– Это уж точно, – подтвердила его мать. – Страсти были. Крик стоял такой, что я, сидя здесь, все слышала. Кстати, ты на самом деле собирался так поступить?

Имхотеп смущенно поерзал.

– Я пребывал в гневе, когда писал это… – пробормотал он. – И мой гнев был оправдан. Следовало преподать им хороший урок.

– Другими словами, – заключила Иса, – ты просто пугал их. Так?

– Моя дорогая мать, какое сейчас это имеет значение?

– Понятно. Ты сам не знал, что будешь делать. Сумбур в голове – как обычно.

Имхотеп с трудом сдержал раздражение.

– Я просто хочу сказать, что теперь это уже неважно. Речь идет об обстоятельствах смерти Нофрет. Если я буду вынужден признать, что кто-то из членов моей семьи может быть таким безответственным, несдержанным и безрассудным в своем гневе, сделать такое с женщиной… то я… я просто не знаю, как поступить!