Именно вы изначально предложили мне идею детективной истории, которая происходит в Древнем Египте, и без вашей активной помощи и поддержки эта книга никогда не была бы написана.

Я хочу сообщить об удовольствии, которое мне доставила вся та интересная литература, что вы мне одолжили, и еще раз поблагодарить вас за терпение, проявленное вами при ответах на мои вопросы, и за потраченные на меня время и силы. О наслаждении и интересе, с которыми я работала над этой книгой, вы уже знаете.

Ваш любящий и благодарный друг

Агата Кристи

Примечания автора

Действие этой книги происходит в Древнем Египте, на западном берегу Нила, в окрестностях города Фивы за 2000 лет до нашей эры. Но время и место – не главное. Подошло бы любое другое время и любое другое место – просто так случилось, что образы главных героев и интригу мне подсказали два или три египетских письма эпохи XI династии, найденные около 20 лет назад египетской экспедицией нью-йоркского художественного музея «Метрополитен» в каменной гробнице напротив Луксора, переведенные профессором Баттискомбом Ганном и опубликованные в бюллетене музея.

Возможно, читателю будет интересно узнать, что пожертвование для молитв о душе «ка»[24] – ежедневный ритуал в древнеегипетской цивилизации – было очень похожим на средневековую традицию пожертвования на часовню. Собственность передавалась жрецу Ка, который за это был обязан содержать в порядке гробницу жертвователя и в праздничные дни года приносить дары, чтобы душа усопшего покоилась в мире.

В египетских текстах слова «брат» и «сестра» регулярно использовались в значении «возлюбленный» и часто были синонимами слов «муж» и «жена». В этих значениях они иногда встречаются в книге.

Основу жизни крестьян составлял сельскохозяйственный календарь Древнего Египта: три сезона по четыре месяца, в каждом из которых было по тридцать дней, плюс дополнительные пять дней в конце года, так, чтобы получался официальный календарный год из 365 дней. Этот «год» в Египте изначально начинался с подъема воды в Ниле, в третьей неделе июля по нашему календарю, однако отсутствие високосных лет привело к тому, что за много веков накопилось рассогласование, и в ту эпоху, когда происходит действие романа, официальный Новый год начинался на шесть месяцев раньше, чем сельскохозяйственный, то есть в январе вместо июля. Чтобы избавить читателя от необходимости постоянно учитывать эти шесть месяцев, даты, используемые в названиях глав, привязаны к сельскохозяйственному календарю. Разлив соответствует периоду с конца июля по конец ноября, Зима – с конца ноября до конца марта, а Лето – с конца марта до конца июля.

А. К., 1944

Часть I

Разлив

Глава 1

Второй месяц разлива, 20‑й день

Ренисенб стояла и смотрела на Нил.

Издалека до нее доносились возбужденные голоса братьев, Яхмоса и Себека, споривших о том, нужно ли укреплять дамбу в тех или иных местах. Голос Себека, как всегда, был громким и уверенным. У него вошло в привычку излагать свое мнение непререкаемым тоном. В голосе Яхмоса, низком и хрипловатом, проступали сомнение и тревога. Яхмос вечно находил себе причину для беспокойства. Он был старшим сыном, и во время отлучек отца в Северные Номы[25] все заботы о хозяйстве ложились на него. Яхмос отличался медлительностью, благоразумием и склонностью искать трудности там, где их не существовало. Плотно сбитый, с неторопливыми движениями, он не обладал веселым нравом и уверенностью Себека.

С раннего детства Ренисенб помнила споры братьев, с их неизменными интонациями. И от этого ей вдруг стало спокойно… Она снова дома. Да, она вернулась домой…

Но когда Ренисенб взглянула на светлую, блестящую на солнце реку, негодование и боль снова всколыхнулись в ее душе. Хей, ее молодой муж… его больше нет. Улыбчивый, широкоплечий. Он теперь с Осирисом в царстве мертвых… а она, Ренисенб, его нежно любимая жена, осталась одна. Восемь лет они были вместе – Ренисенб ушла с ним, едва выйдя из детского возраста, а теперь вернулась в отчий дом вдовой, с Тети, ребенком Хея.

На мгновение ей почудилось, что она никуда не уезжала.

Эта мысль была ей приятна…

Она забудет эти восемь лет, заполненные бездумным счастьем, время, которое теперь разрушено утратой и горем.

Да, она должна забыть их, выбросить из головы. Должна снова стать Ренисенб, дочерью Имхотепа, жреца Ка – беззаботной и легкомысленной девочкой. Любовь мужа и брата обернулась жестокостью, обманула ее своей сладостью. Ренисенб помнила сильные бронзовые плечи, улыбающиеся губы… А теперь Хей забальзамирован, обернут бинтами и защищен амулетами в своем путешествии по Загробному миру. В этом мире больше нет Хея, который плавал по Нилу и ловил рыбу, смеялся, глядя на солнце, а она, растянувшись на дне лодки с маленькой Тети на коленях, смеялась ему в ответ.

«Я больше не буду думать об этом, – подумала Ренисенб. – Все кончено! Тут я дома. Все снова так, как прежде. И я теперь тоже буду прежней. Все будет как раньше. Тети уже забыла. Она играет с другими детьми и смеется».

Ренисенб резко повернулась и пошла к дому, мимо ослов с поклажей, которых вели к берегу реки. Она миновала амбары и хозяйственные постройки и через ворота вошла во внутренний двор. Здесь было очень приятно. В тени сикоморов пряталось искусственное озерцо, окруженное цветущим олеандром и жасмином. У воды играла Тети вместе с другими детьми – их голоса были звонкими и чистыми. Они все время бегали в маленькую беседку на берегу пруда. Ренисенб заметила, что Тети играет с деревянным львом, у которого открывалась и закрывалась пасть, если тянуть и отпускать шнурок, – в детстве она сама очень любила эту игрушку. И снова с благодарностью подумала: «Я дома…» Ничего не изменилось, все осталось прежним. Здесь жизнь была тихой, спокойной и безопасной, только ребенок теперь – Тети, а она сама присоединилась к многочисленным матерям, которых защищали стены этого дома, но основа, суть вещей осталась неизменной.

К ее ногам подкатился мяч, с которым играл кто-то из детей, и она со смехом бросила мяч назад.

Ренисенб поднялась на галерею с ярко раскрашенными колоннами, затем вошла в дом, миновала большую центральную комнату с цветным фризом из цветов лотоса и мака и оказалась в задней части дома, на женской половине.

Услышав громкие голоса, она снова остановилась, наслаждаясь знакомыми с детства звуками. Сатипи и Кайт… как всегда, ссорятся! Эти незабываемые интонации в голосе Сатипи, резком, властном и угрожающем… Сатипи, жена ее брата Яхмоса, была высокой, энергичной, громогласной женщиной, отличавшейся своеобразной, несколько мрачноватой красотой. Она беспрестанно раздавала указания, третировала слуг, везде находила недостатки, бранью и запугиванием добивалась от них почти невозможного. Все побаивались ее острого языка и послушно, бегом бросались исполнять ее распоряжения. Яхмос благоговел перед своей решительной, энергичной женой и позволял помыкать собой, что нередко злило Ренисенб.

В промежутках между пронзительными тирадами Сатипи можно было расслышать тихий, но твердый голос Кайт. Жена красивого и веселого Себека была широкой в кости женщиной с плоским лицом. Ее интересовали только дети, и она редко говорила о чем-то другом. Ежедневные споры с невесткой Кайт выдерживала с помощью простого приема – тихо, но упрямо повторяла свое первоначальное утверждение. Она не проявляла горячности или страсти, но оставалась непреклонной. Себек был очень привязан к жене и без стеснения рассказывал ей о своих интрижках, уверенный, что она будет слушать, одобрительно или неодобрительно хмыкая, в зависимости от обстоятельств, но не запомнит ничего лишнего, поскольку ее разум постоянно занят той или иной проблемой, связанной с детьми.

– Это возмутительно, вот что я тебе скажу! – кричала Сатипи. – Будь у Яхмоса храбрости хотя бы как у мыши, он бы этого не допустил! Кто здесь главный в отсутствие Имхотепа? Яхмос! И, как жена Яхмоса, я должна иметь право первой выбирать циновки и подушки. Этот похожий на бегемота черный раб должен…

– Нет, моя малышка, не нужно есть волосы куклы… Смотри, тут есть кое-что получше… сладости… вот так, хорошо…

– А что до тебя, Кайт, ты понятия не имеешь о вежливости и даже не слушаешь, что я говорю… не отвечаешь… у тебя ужасные манеры.

– Синяя подушка всегда была моей… Ой, посмотри на малышку Анх – она пытается ходить…

– Ты такая же глупая, как твои дети, Кайт, а может, и глупее! Но ты от меня так просто не отделаешься. Запомни, я не откажусь от своих прав!

Ренисенб вздрогнула, услышав за спиной тихие шаги. Испуганно оглянувшись, она увидела стоящую позади нее Хенет, и ее охватило хорошо знакомое чувство неприязни.

На худом лице женщины, как всегда, застыла угодливая улыбка.

– Ты, Ренисенб, наверное, думаешь, что ничего не изменилось? – сказала она. – И как только все мы терпим язык Сатипи! Конечно, Кайт может ей ответить. Но некоторым из нас повезло меньше! Надеюсь, я знаю свое место – и я благодарна твоему отцу за кров, пищу и одежду. Да, он хороший человек, твой отец. И я всегда старалась изо всех сил. Я никогда не сижу без дела – помогаю то тут, то там – и не жду благодарности или признательности. Будь жива твоя милая мать, все было бы иначе. Она ценила меня. Мы с нею были как сестры! Такая чудесная женщина… И я исполнила свой долг, сдержала данное ей обещание. «Позаботься о моих детях, Хенет», – сказала она перед смертью. И я была верна своему слову. Служила всем вам и никогда не просила благодарности. Не просила – и не получала! «Это всего лишь старая Хенет, – говорили обо мне. – Она не в счет». Никто обо мне не думает. С какой стати? Я просто стараюсь быть полезной, вот и все.

Она угрем проскользнула под рукой Ренисенб и вошла в комнату.