— Вы судите с психологической точки зрения, а я, когда говорил о медицинской точке зрения, имел в виду следующее: делают ли обстоятельства его смерти невозможным такое предположение?

— Нет, нет, этого я сказать не могу. Он умер во сне, это случается часто. Не было никаких оснований предполагать самоубийство и никаких свидетельств подобного умонастроения. Если требовать вскрытия всякий раз, когда серьезно больной человек умирает во сне…

Лицо доктора побагровело.

— Конечно, конечно, — поспешил, согласиться мистер Энтуисл. — Но если бы были такие доказательства, о которых вы не знали? Если, например, он что-нибудь сказал кому-нибудь?

— Что-нибудь, свидетельствующее о том, что он подумывает о самоубийстве? А он такое говорил? Должен сказать, это меня удивляет.

— Но если бы это было так — это чисто гипотетическое предположение, — можете ли вы исключить такую возможность?

Доктор Ларраби раздумчиво сказал:

— Нет, нет, этого сделать я не могу, но я был бы очень удивлен.

Энтуисл поспешил развить достигнутый успех.

— Тогда, если мы предположим, повторяю, чисто гипотетически, что смерть его не была вызвана естественными причинами, что могло вызвать ее? Я имею в виду медицинские препараты.

— Их могло быть несколько. Напрашивается мысль о каком-нибудь наркотике. Следов цианоза на трупе не было, да и поза была совершенно спокойной.

— Принимал он какие-либо снотворные?

— Да, сламберил, весьма надежный и безобидный транквилизатор[231]. Я выписывал ему по одной упаковке. Да и принимал он его не каждый вечер. Доза даже вдвое или втрое больше предписанной и то не могла бы оказаться смертельной. К тому же я помню, что после его смерти видел почти полный флакон на умывальнике.

— А что еще вы ему прописывали?

— Разные вещи: лекарства с маленьким содержанием морфия, которые он должен был принимать в случае приступов боли, микстуру для пищеварения, витамины в капсулах.

Мистер Энтуисл оживился.

— Витамины в капсулах? Помню, мне как-то тоже их прописывали. Маленькие круглые желатиновые капсулы?

— Да. Они содержат в себе адексолин[232].

— А можно ли подмешать что-нибудь в одну из таких капсул?

Доктор казался все более удивленным.

— Но, разумеется, никто и никогда… Послушай те, куда вы клоните?! Бог мой, вы предполагаете убийство?

— Я и сам не знаю, что я предполагаю. Просто спрашиваю, возможно ли это?

— Но какие же у вас доказательства, чтобы выдвигать подобное предположение?

— У меня нет доказательств, — устало ответил Энтуисл. — Мистер Эбернети умер. Особа, с которой он говорил, также мертва. Все это только слухи, неопределенные, расплывчатые слухи, и я хочу пресечь их, если возможно. Если вы скажете мне, что никто ни в коем случае не мог отравить Эбернети, я буду счастлив! Вы снимете огромную тяжесть с моей души, уверяю вас.

Ларраби встал и зашагал по комнате взад и вперед.

— Я не могу сказать вам этого, — ответил он наконец. — Конечно, кто угодно мог вскрыть капсулу и заменить содержимое, скажем, чистым никотином или десятком других веществ. Кто угодно мог подмешать что-нибудь в его еду или питье. Разве это не более вероятно?

— Возможно. Но, видите ли, в момент его смерти в доме были только слуги, но я не думаю, что это был кто-то из них, я даже уверен, что это не так. Поэтому я ищу, так сказать, какой-то препарат замедленного, так сказать, действия. Нет ли какого-либо препарата, которым можно было бы воспользоваться так, чтобы жертва умерла, например, спустя несколько недель?

— Соблазнительная идея, но, боюсь, совершенно несостоятельная, — сухо ответил врач. — Я знаю, Энтуисл, что вы разумный человек, но скажите: кто именно сделал такое предположение? Оно кажется мне просто абсурдным.

— А вам Эбернети ничего не говорил? Не намекал, что кто-то из родных хочет устранить его?

Доктор с любопытством взглянул на Энтуисла.

— Нет, ничего подобного я от него не слышал. А вы совершенно уверены, Энтуисл, что кто-то не хочет привлечь к себе внимания? Ведь некоторые люди истерического склада внешне производят впечатление вполне разумных и нормальных.

— Хотел бы надеяться, что так оно и есть. Это вполне могло быть.

— Давайте разберемся. Кто-то, полагаю, это была женщина, утверждает, что Эбернети сказал ей об этом.

Юрист, загнанный в угол, неохотно рассказал о высказываниях Коры на похоронах. Лицо доктора Ларраби прояснилось.

— Дорогой мой, я бы не стал обращать на это внимания! Женщины в определенном возрасте бывают совершенно неуправляемыми и безответственными и могут сказать все что угодно.

Энтуислу не очень понравился столь беспечный подход доктора к делу. Ведь ему самому приходилось встречаться со множеством истеричных, неуравновешенных женщин, мечтающих лишь о том, чтобы произвести впечатление.

— Возможно, вы правы, — сказал Энтуисл, поднимаясь. — К несчастью, мы не можем поговорить с ней на эту тему, так как ее самое убили.

— Как убили? — Казалось, что доктор Ларраби усомнился в трезвости ума своего собеседника.

— Вы, возможно, читали в газетах. Миссис Ланскене в Беркшире[233].

— Конечно… Я и понятия не имел, что она родственница Эбернети. — Доктор Ларраби выглядел искренне потрясенным.

Чувствуя, что отплатил доктору за его прежнее профессиональное высокомерие, Энтуисл вышел. Он, однако, сознавал, что беседа с врачом не рассеяла его собственных сомнений и подозрений.

В Эндерби юрист решил поговорить с Лэнскомбом и для начала поинтересовался планами дворецкого на будущее.

— Миссис Лео просила меня остаться здесь до продажи дома. Я буду очень рад услужить ей. — Он вздохнул. — Надеюсь, сэр, вы извините меня, если я скажу, что очень расстроен продажей дома. Ведь я столько лет пробыл здесь и видел, как выросли все молодые леди и джентльмены. Мне всегда думалось, что мистер Мортимер унаследует дом после своего отца и поселит здесь свою собственную семью. Было договорено, сэр, что, когда я уже не смогу продолжать работать, я переберусь в северную сторожку. Это такое милое местечко. Я заранее предвкушал, какие чистоту и порядок я там наведу. Теперь ничему этому не бывать.

— Сожалею, Лэнскомб. Имение должно быть продано как единое целое, но с вашим наследством…

— О, я вовсе не жалуюсь, сэр. Я очень тронут щедростью мистера Эбернети. Моя замужняя племянница просила меня поселиться вместе с ее семьей, но, видите ли, это совсем не то, что остаться жить в поместье.

— Знаю, — вздохнул Энтуисл. — Этот новый мир суров к нам, старикам. Жаль, что я так редко виделся с моим старым другом перед его кончиной. Как он выглядел в последние месяцы?

— Ну, сэр, он был сам не свой после смерти мистера Мортимера.

— Да, это горе сломило его. К тому же он был больным человеком, а у больных часто бывают странные фантазии. Насколько я понял, в последние дни жизни этим грешил и мистер Эбернети. Быть может, он иногда говорил о каких-то врагах, о том, что кто-то хочет причинить ему вред? Скажем, подмешать отраву в кушанье?

Старый Лэнскомб казался удивленным и шокированным.

— Не могу припомнить ничего такого, сэр.

Мистер Энтуисл внимательно посмотрел на него.

— Вы преданный слуга, Лэнскомб, я знаю. Но если у мистера Эбернети и бывали такие причуды, то ведь в этом нет ничего особенного… просто, э-э… признак болезненного состояния.

— Вот как, сэр? Могу только сказать, что мистер Эбернети никогда не говорил ничего подобного мне или в моем присутствии.

Юрист понял, что лучше сменить тему.

— Перед смертью ваш хозяин пригласил к себе погостить кое-кого из родственников. Насколько мне известно, племянника и двух племянниц с мужьями. Доставили ему удовольствие эти визиты? Или он был разочарован?

Глаза Лэнскомба приобрели отчужденное выражение, спина чопорно выпрямилась.

— Мне об этом ничего не известно, сэр.

— А я думаю, вы кое-что знаете, — мягко возразил собеседник. — Вы хотите сказать, что не ваше дело распространяться о подобных вещах. Но бывают случаи, когда приходится нарушать принятые правила. Я был одним из самых старинных друзей вашего хозяина и очень любил его. Вы тоже. Поэтому я спрашиваю вас не как дворецкого, а как человека.

Лэнскомб помолчал мгновение, потом осведомился своим бесцветным голосом:

— Что-нибудь не так, сэр?

— Сам не знаю. Надеюсь, что нет. А вам не казалось, будто что-то неладно?

— Разве только после похорон, сэр. Я не могу точно сказать, в чем, собственно, дело. Но миссис Лео и миссис Тимоти, обе они были вроде бы не в своей тарелке, когда все остальные разъехались.

— Вам известно содержание завещания?

— Да, сэр. Миссис Лео подумала, что мне, пожалуй, это будет интересно. Позволю себе сказать, сэр, что, на мой взгляд, завещание очень справедливое.

— Безусловно. Но, я думаю, это не то завещание, которое мистер Эбернети хотел составить сразу после смерти сына. Не ответите ли вы теперь на мой вопрос?

— Это ведь только мое личное мнение, сэр, вы понимаете…

— Само собой разумеется. И что же?..

— Хозяин, сэр, был очень разочарован после визита мистера Джорджа. Мне кажется, он надеялся, что мистер Джордж похож на мистера Мортимера. Но мистер Джордж, с позволения сказать, оказался совсем не того склада. Супруга мисс Лауры, матери мистера Джорджа, всегда считали неподходящей для нее парой, и, я боюсь, мистер Джордж пошел в него. Потом приезжали барышни со своими мужьями. Мисс Сьюзен сразу пришлась хозяину по душе, такая красивая и бойкая молодая женщина, но вот, по-моему, муж ее мистеру Эбернети не понравился. Леди сейчас выбирают себе странных супругов, сэр.