Энтуисл замолчал. Пуаро взглянул на него и понимающе кивнул головой.

— Это то, что они говорят. И все это правда?

— Просто не знаю, Пуаро. Я поделюсь с вами некоторыми выводами. Джордж, возможно, и был в Хёрст-парке, но я не думаю, что это так. Он поспешил похвастаться, что поставил на двух лошадей, выигравших заезды. Из своего опыта я знаю, что правонарушителей часто губит их собственная болтливость. Я поинтересовался кличками этих лошадей, и Джордж сразу же назвал их. После проверки оказалось, что на обеих многие ставили, и одна действительно победила. Но те, кто поставил на вторую, потеряли свои денежки.

— Интересно! Была ли у этого Джорджа настоятельная нужда в деньгах в момент смерти дяди?

— По-моему, деньги были ему нужны до зарезу. У меня нет доказательств, но я сильно подозреваю, что он спекулировал на средствах своих клиентов, и ему грозило судебное преследование. Это мое личное впечатление, но у меня есть кое-какой опыт в подобных делах. К сожалению, мошенники среди юристов встречаются нередко. Могу только сказать вам, что лично я никогда не доверил бы свои деньги Джорджу. Я подозреваю, что Ричард Эбернети, хорошо разбиравшийся в людях, был разочарован в своем племяннике. Его мать, — продолжал юрист, — была хорошенькой, несколько глуповатой девушкой и вышла замуж за человека, скажем так, сомнительной репутации. — Он вздохнул. — Девушки из семьи Эбернети выбирают себе не лучших суженых.

Сделав паузу, мистер Энтуисл продолжил:

— Что касается Розамунд, то это просто очаровательная глупышка. Я никак не могу представить ее с топором в руках. Ее муж, Майкл Шейн, темная лошадка, он человек честолюбивый и, я бы сказал, крайне тщеславный. Правда, я знаю о нем очень мало. Нет никаких основании подозревать его, но, пока я не удостоверюсь, что он не солгал относительно своего времяпрепровождения в тот день, я не могу исключить его из списка подозреваемых.

— А насчет его жены у вас нет никаких сомнений?

— Нет. Правда, в ней чувствуется некая черствость. Но топор… К тому же Розамунд такое хрупкое создание.

— И красивое! — добавил Пуаро с насмешливым огоньком в глазах. — А другая племянница?

— Сьюзен? Она полная противоположность Розамунд, обладает, по-моему, недюжинными способностями. Они с мужем оставались весь день дома. Я взял грех на душу и наплел, что тщетно пытался дозвониться им во второй половине дня. Грег тут же объяснил, что телефон был испорчен. По его словам, он и сам пробовал звонить, но безуспешно.

— Звучит тоже неубедительно. А что он, этот Грег?

— Трудно сказать. Есть в нем что-то неприятное, а вот что именно, не поймешь. Сьюзен же напоминает мне Ричарда. Те же энергия, напористость, ум. Но мне кажется, хотя я, возможно, и ошибаюсь, что ей не хватает доброты и сердечности моего старого друга.

— Женщины никогда не бывают добрыми, — назидательным тоном произнес Пуаро, — хотя порой способны на нежность. Любит она своего мужа?

— До безумия, мне кажется. Но, Пуаро, я даже на миг не могу поверить, чтобы Сьюзен…

— Вы предпочитаете Джорджа? Ну что же, это вполне естественно. Что касается меня, то я лишен сентиментального преклонения перед молодыми и прекрасными дамами. Теперь расскажите мне о визите к представителям старшего поколения.

Мистер Энтуисл подробно описал свою поездку к Тимоти и Мод. Пуаро резюмировал:

— Итак, миссис Эбернети хороший механик, для нее нет секретов в устройстве автомашины. А мистер Эбернети, хотя ему нравится думать о себе как о беспомощном инвалиде, на самом деле не таков. Он ходит на прогулки и даже способен, судя по вашему рассказу, совершать поступки, требующие известной физической силы. Кроме того, он большой эгоист и всегда завидовал своему брату, его более сильному характеру и успеху в жизни.

— Он очень нежно говорил о Коре и высмеял ее глупое замечание на похоронах.

— А как насчет Элен?

— Миссис Лео? Ее я ни на секунду ни в чем не подозреваю. К тому же ее невиновность легко доказать. Она была в Эндерби вместе с тремя слугами.

— Eh bien[230], давайте поговорим конкретно, — предложил Пуаро. — Чего вы хотите от меня?

— Я хочу знать правду, Пуаро.

— Понятно. На вашем месте я чувствовал бы то же самое.

— И вы как раз тот человек, который докопается до нее. Я знаю, вы больше не практикуете, но я прошу вас расследовать этот случай. Это деловое предложение: заботу о вашем гонораре я беру на себя. Согласитесь, деньги всегда пригодятся.

Пуаро улыбнулся.

— Все равно все уйдет на налоги. Но, признаюсь, эта история меня заинтересовала. Случай непростой. Все так туманно, так неопределенно… Вот что, друг мой, кое-что вам лучше сделать самому. После этого всем займусь я. Вам следует побеседовать с врачом, который лечил мистера Ричарда Эбернети. Вы знакомы с ним?

— Да, слегка.

— Что он собой представляет?

— Средних лет, вполне компетентный, был в самых дружеских отношениях с Ричардом. Человек очень славный и порядочный.

— Так побывайте у него. С вами он будет говорить свободнее, чем со мной. Расспросите насчет болезни мистера Эбернети, узнайте, какие лекарства он принимал. Выясните, не говорил ли он когда-нибудь, что ему кажется, будто его пытаются отравить. Кстати, эта мисс Джилкрист уверена, что в разговоре с сестрой он произнес слово «отравляют»?

Мистер Энтуисл подумал.

— Это ее выражение, но она из тех свидетелей, которые нередко заменяют услышанные слова другими, лишь бы правильно передать смысл услышанного. Если Ричард выразил опасение, что его хотят убить, мисс Джилкрист вполне мог прийти на ум яд, потому что она связала опасения Ричарда со страхами своей тетушки: той казалось, будто ей что-то подмешивают в еду. Я могу как-нибудь вновь поговорить с мисс Джилкрист на эту тему.

— Пожалуйста. Или я сам поговорю. — Пуаро помедлил, а потом сказал несколько изменившимся тоном: — А вам не приходило в голову, друг мой, что ваша мисс Джилкрист, быть может, сама подвергается опасности?

Мистер Энтуисл удивился.

— Нет, мне этого не кажется.

— Подумайте, ведь Кора высказала свои подозрения в день похорон. Убийца не мог не спрашивать себя: а что, если она говорила на этот предмет с кем-нибудь еще, когда впервые услышала о смерти Ричарда? А если говорила, то, вероятнее всего, со своей компаньонкой. Я думаю, друг мой, лучше не оставлять ее в этом коттедже одну.

— Кажется, Сьюзен собирается туда.

— Вот как?

— Она хочет разобраться в Кориных вещах.

— Так, так… Ну что же, друг мой, сделайте то, о чем я вас просил. И предупредите миссис Лео Эбернети, что, возможно, я навещу Эндерби-холл. Посмотрим. С этого момента я всем займусь сам.

И Пуаро энергично подкрутил усы.

Глава 8

Мистер Энтуисл задумчиво смотрел на доктора Ларраби. Жизненный опыт научил его мысленно давать оценку людям. Нередко ему приходилось действовать в трудных ситуациях или заниматься щекотливыми делами. Он стал настоящим мастером, когда следовало выбрать наиболее правильный подход. Как же наилучшим образом подойти к доктору Ларраби в этом трудном деле… так чтобы доктор не счел, что брошена тень на его профессиональную компетентность?

Откровенность, подумал мистер Энтуисл, или, по крайней мере, частичная откровенность. Признаться, что подозрения родились на основании случайно высказанного предположения недалекой женщины, было опрометчиво. Ведь доктор Ларраби не знал Кору. Мистер Энтуисл откашлялся и смело принялся за дело:

— Я хочу посоветоваться с вами по очень деликатному вопросу. Возможно, вы обидитесь, но я искренне надеюсь, что этого не случится Я знаю, что вы разумный человек. Уверен, что и на самое абсурдное предположение лучше всего было бы дать разумный ответ — а не отвергать его с ходу. Дело касается моего клиента, покойного мистера Эбернети. Спрошу прямо: вы совершенно уверены, что он умер по естественным причинам?

Цветущее добродушное лицо доктора Ларраби выразило глубочайшее изумление.

— Какого черта… Само собой, по естественным. Ведь я выдал свидетельство о смерти, не так ли? Если бы я не был абсолютно уверен…

— Конечно, конечно, — прервал его мистер Энтуисл. — Уверяю вас, что я и не предполагал ничего другого. Но я был бы рад иметь ваше твердое заверение в виду, э… распространяющихся слухов.

— Слухов? Каких слухов?

— Трудно сказать, как они возникают, — ответил мистер Энтуисл. — Но лично я считаю, что их необходимо пресечь, и по возможности авторитетно.

— Эбернети был больной человек. Он страдал от болезни, которая привела бы к роковому исходу самое меньшее, я бы сказал, через два года, а возможно, и на много раньше. Смерть сына ослабила его волю к жизни и сопротивляемость организма. Признаюсь, я не ожидал столь быстрого конца, но прецедентов в этом смысле сколько угодно. Любой врач, который точно предсказывает, когда именно умрет его пациент или сколько он проживет, просто шарлатан. Индивидуальный фактор не поддается точному учету. Слабый человек проявляет вдруг неожиданную силу сопротивления, а сильный погибает.

— Я все это понимаю и не сомневаюсь в вашем диагнозе. Мистер Эбернети был, хотя это и звучит несколько мелодраматично, обречен. Я спрашиваю вас только об одном: возможно ли, чтобы человек, знающий или подозревающий свою обреченность, сократил по собственной воле время ожидания смерти или что кто-то сделал это за него?

Доктор Ларраби нахмурился:

— Вы имеете в виду самоубийство? Эбернети был не из таких.

— Понимаю. Можете вы заверить меня, говоря медицинским языком, что подобное предположение абсолютно невозможно?

Доктор поерзал в кресле.

— Я бы не воспользовался словом «невозможно». После смерти сына жизнь для Эбернети утратила былую привлекательность. Я считаю, что самоубийство было бы маловероятным, но назвать его невозможным не рискну.