Он сделал паузу, а затем сказал:

— Тело в морге. Если вы хотите взглянуть…

Мистер Энтуисл согласился, но без всякого энтузиазма. Спустя несколько минут он стоял, глядя на бренные останки Коры Ланскене. Ей нанесли поистине страшные удары по голове — выкрашенная хной челка на лбу слиплась и залубенела от запекшейся крови. Энтуисл сжал губы и отвернулся со стесненным сердцем.

Бедная маленькая Кора. Как ей позавчера не терпелось узнать, оставил ли брат что-нибудь и для нее. Какие радужные планы она, должно быть, строила на будущее. Каких глупостей она могла бы натворить — и с каким удовольствием! — располагая деньгами. Бедная Кора… Не много же времени было отпущено ей на розовые мечты.

Никто не извлек никакой выгоды из ее смерти, даже изверг-убийца, бросивший при бегстве украденные безделушки. Пять человек получат еще несколько тысяч фунтов, но капитала, который им уже достался, вероятно, более чем довольно. Нет, здесь не могло быть причин для убийства. И что удивительно — мысли Коры были заняты убийством как раз накануне ее собственной насильственной смерти. «Ведь Ричарда убили, не так ли?» Абсурд! Рассказывать об этом инспектору Мортону было просто смешно. Возможно, хотя это и маловероятно, мисс Джилкрист могла бы пролить свет на сказанное Ричардом Коре… «Из его слов я поняла…» Что именно сказал Ричард?

«Разумеется, необходимо поговорить с мисс Джилкрист… Я должен увидеться с ней немедленно», — сказал себе мистер Энтуисл.

Мисс Джилкрист оказалась сухощавой увядшей женщиной с коротко стриженными седыми волосами. У нее были неопределенные черты лица, столь обычные для женщин в возрасте около пятидесяти. Энтуисла она встретила с радостью.

— Как хорошо, что вы приехали, мистер Энтуисл. Я ведь так мало знаю о семье миссис Ланскене и уж конечно раньше мне никогда не приходилось иметь дела с убийствами. Это так ужасно!

Энтуисл охотно поверил, что мисс Джилкрист раньше никогда не сталкивалась с убийством. По сути дела, ее реакция на случившееся была во многом похожа на реакцию его собственного компаньона.

— Разумеется, о подобных вещах читаешь в газетах, — сказала мисс Джилкрист, решительно ставя убийство на полагающееся ему место. — Но в последнее время я даже читать о таком избегала. Большинство этих преступлений так вульгарны.

Проследовав за ней в гостиную, Энтуисл внимательно огляделся вокруг. В помещении сильно пахло масляной краской. Оно было битком набито, но не мебелью, о которой говорил инспектор Мортон, а картинами, очень темными и грязными, написанными в основном маслом. Были также наброски акварелью и пара натюрмортов. Холсты меньшего формата громоздились на подоконнике.

— Миссис Ланскене обычно покупала их на распродажах, — объяснила мисс Джилкрист. — Она была страшно увлечена картинами, не пропускала ни одной распродажи в окрестностях. Их сейчас можно приобрести почти даром. Она никогда не платила больше одного фунта. Иногда всего несколько шиллингов. И все говорила, что, если повезет, за гроши можно купить и нечто стоящее. Миссис Ланскене думала, что вот это итальянский примитивист[220], который, может быть, стоит уйму денег.

Энтуисл с сомнением взглянул на предложенного его вниманию «итальянского примитивиста». Кора, если быть откровенным, мало что понимала в живописи. Пусть его, Энтуисла, повесят, если что-нибудь из этой мазни стоит хотя бы пять фунтов!

— Конечно, — продолжала мисс Джилкрист, заметив выражение его лица, — сама я не очень разбираюсь в таких вещах, хотя мой отец и был художником. Правда, не очень удачливым. Но в молодости я рисовала акварели и слышала много разговоров о живописи. Миссис Ланскене была так довольна, что ей есть с кем поболтать об этом. Она, бедняжка, просто обожала искусство.

— Вы любили ее?

«Глупый вопрос, — тут же упрекнул он себя. — Разве она ответит „нет“? А ведь жизнь с Корой наверняка была не сахар».

— О да, — сказала мисс Джилкрист. — Мы прекрасно ладили. Кое в чем, знаете ли, миссис Ланскене была совсем как ребенок. Она говорила все, что приходило ей в голову. Я не уверена, что ее суждения всегда были здравыми…

— Я бы не рискнул назвать покойную непроходимой дурой, — заметил Энтуисл. — Скажем так: она ни в коей мере не была интеллектуалкой.

— Наверное, вы правы. Однако, мистер Энтуисл, она была очень и очень проницательна. Я иногда просто поражалась, как она быстро соображала, что к чему.

Мистер Энтуисл взглянул на собеседницу с возросшим интересом. Он подумал, что она и сама далеко не глупа.

— Насколько я знаю, вы пробыли с миссис Ланскене несколько лет?

— Три с половиной года.

— Вы… э… были компаньонкой и… м-м… присматривали за домом?

Очевидно, он затронул щекотливую тему. Щеки мисс Джилкрист покрылись легким румянцем.

— Да, это так. На мне была почти вся стряпня, я очень люблю готовить. Ну еще пыль смахнуть и другая легкая работа по дому. Никакой черной работы, разумеется.

Тон мисс Джилкрист не допускал возражений. Энтуисл, понятия не имевший о том, что такое черная работа, пробормотал что-то примирительное.

— Для этого два раза в неделю приходила миссис Пэнтер из деревни. Видите ли, мистер Энтуисл, я не потерпела бы, чтобы меня считали прислугой. У меня самой была маленькая чайная, но все пошло прахом во время войны. А такое милое было заведение, называлось «Ивушка». Вся чайная посуда была так очаровательно разрисована голубыми ивами И к чаю подавали превосходную сдобу. У меня всегда была легкая рука на кексы и ячменные лепешки. Потом война, начались перебои со снабжением, я обанкротилась, потеряла те небольшие деньги, которые мне оставил папа и которые я вложила в это дело. Что мне оставалось? Я ведь никогда ничему не училась. Вот я и пошла в компаньонки, устроилась к одной леди. Но ничего хорошего из этого не полнилось, она была слишком труба и заносчива. Затем я одно время служила в конторе, но это тоже было не по мне. Ну а потом я познакомилась с миссис Ланскене, и мы сразу зажили душа в душу. Ведь ее покойный супруг тоже был художником, ну и так далее… Но как я любила свою милую маленькую чайную! Туда приходили такие замечательные люди…

Глядя на мисс Джилкрист, Энтуисл невольно вспоминал про множество подобных ей женщин: с корректными манерами, облаченных в опрятные розовые или оранжевые халатики, принимающих у посетителей заказы на чай с кексом в бесчисленных «Прибрежных рощицах», «Рыжих котах», «Голубых попугаях», «Ивушках» и «Уютных уголках». У мисс Джилкрист было свое духовное прибежище — респектабельная чайная, этакий обломок «старых добрых времен», с сугубо приличной клиентурой. По всей стране, подумал он, снует множество женщин вроде мисс Джилкрист, похожих друг на друга своими кроткими терпеливыми лицами, упрямой складкой губ и старомодными прическами.

Печально задумавшаяся мисс Джилкрист встряхнулась:

— Право же, я не должна отнимать у вас время разговорами о себе. Полицейские были очень внимательны и добры. Инспектор Мортон из Главного управления такой любезный человек. Он даже устроил так, что я могла бы переночевать у миссис Лейк, дальше по дороге, но я сочла своим долгом остаться здесь и присмотреть за всеми прекрасными вещами миссис Ланскене. Они, разумеется, увезли, — она нервно сглотнула, — тело и заперли дверь спальни, а инспектор оставил на всю ночь полисмена в кухне, знаете, из-за разбитого стекла… кстати сказать, сегодня вставили новое. Так о чем это я? Значит, я сказала, что прекрасно проведу ночь в моей комнате, хотя, по правде, я все же загородила дверь комодом и поставила большой кувшин с водой на подоконник. Если это действительно какой-то ненормальный…

Здесь мисс Джилкрист остановилась, чтобы перевести дыхание.

Энтуисл быстро вставил:

— Инспектор изложил мне основные факты. Но если вам будет не очень тягостно рассказать кое-какие подробности…

— О да, мистер Энтуисл, я вас прекрасно понимаю. Полицейские подходят к делу так официально… Но ведь это, должно быть, правильно.

— Миссис Ланскене, насколько мне известно, вернулась с похорон позавчера поздно вечером?

— Да. Поезд немного опоздал. Я заказала такси, чтобы встретить ее на станции, как она распорядилась. Бедняжка ужасно устала — и это так естественно! — но, в общем-то, была в хорошем настроении.

— Так, так. Рассказывала она о похоронах?

— Очень мало. Я дала ей чашку горячего молока, больше она ничего не захотела, и она рассказала только, что в церкви было много народу и масса цветов. Да, еще она очень жалела, что не увидела своего другого брата… Тимоти, кажется?

— Да, Тимоти.

— По ее словам, она не видела его больше двадцати лет и надеялась встретиться с ним на похоронах, но потом решила, что он, наверное, поступил верно — при сложившихся обстоятельствах ему даже лучше было не приезжать. Правда, приехала его жена, которую миссис Ланскене всегда терпеть не могла… о, простите, мистер Энтуисл, это у меня просто сорвалось, я вовсе не хотела…

— Ничего, ничего, — успокоил ее юрист. — Вы ведь знаете, я не член семьи, и, кроме того, мне известно, что Кора и ее невестка никогда особенно друг с другом не ладили.

— Примерно то же самое она сказала и мне. По ее словам, она всегда знала, что Мод когда-нибудь превратится в этакую властную, деспотичную особу. Миссис Ланскене была страшно усталой и сказала, что сразу ляжет спать. Я принесла ей грелку с горячей водой, и она поднялась к себе наверх.

— Больше вам ничего не запомнилось из того, что она говорила?

— Если вы имеете в виду предчувствие, мистер Энтуисл, то ничего такого не было. Наоборот, она была прекрасно настроена, если не считать усталости и… печальных обстоятельств. Она спросила меня, не хочу ли я поехать на Капри. Подумать только, на Капри! Конечно, я сказала, что это было бы просто замечательно, а она объявила: «Мы поедем туда!» Я поняла — прямо мы об этом, естественно, не говорили, — что брат оставил ей ежегодный доход или что-то вроде этого.