— Зачем люди хранят фотографии?

— Зачем? Господь их разберет! Зачем они вообще хранят вещи? Всякое старье, безделушки, хлам? Хранят — и все тут!

— Отчасти я с вами согласен. Кто-то любит хранить вещи. А кто-то, наоборот, тут же все выбрасывает. У Кого какой темперамент. Но я сейчас говорю только о фотографиях. Так вот, зачем все-таки хранят фотографии?

— Ну я же говорю, кто-то вообще ничего не выбрасывает. Или потому, что фотографии напоминают…

Пуаро ухватился за эти слова:

— Именно. Напоминают. А теперь зададим тот же вопрос — зачем? Зачем женщине хранить фотографию своей молодости? Первой и главной причиной я бы назвал тщеславие. Она была хорошенькой, вот и хранит свою фотографию, чтобы помнить, какой хорошенькой она была. И когда зеркало говорит ей непереносимую правду, у нее как-то легче на душе становится, стоит взглянуть на старое фото. Достает она, допустим, такую фотографию, показывает ее подруге и говорит: «Вот какая я была в восемнадцать лет!» — и вздыхает… Согласны?

— Да… да, думаю, вы правы.

— Итак, это причина номер один. Тщеславие. Перейдем к причине номер два. Сентиментальность.

— Разве это не одно и то же?

— Нет-нет, не совсем. Это чувство заставляет тебя хранить не только собственные фотографии, но и чьи-то еще… Фотографию замужней дочери — вот она, малышка, в тюлевой накидке сидит на каминном коврике.

— Встречались мне такие. — Спенс ухмыльнулся.

— Да. Выросших детей такие снимки иногда смущают, а матерям — радость. С другой стороны, сыновья и дочери часто хранят фотографии матерей, особенно, скажем, если мать умерла молодой. «Это моя мама в молодости».

— Я начинаю понимать, куда вы клоните, мосье Пуаро.

— А возможна, я полагаю, и третья категория. Не тщеславие, не сентиментальность, не любовь… что скажете про ненависть?

— Ненависть?

— Да. Чтобы не угасала жажда мести. Кто-то вас здорово обидел — и вот вы, как напоминание, храните у себя фотографии обидчика. Возможно такое?

— Но к нашему делу это явно не относится.

— Так ли явно?

— Что у вас на уме?

Пуаро пробурчал:

— Ошибки в газетных сообщениях — не редкость. В «Санди компэниэн» было написано, что Ева Кейн служила в доме Крейгов гувернанткой. Так оно и было на самом деле?

— Да, так и было. Но разве мы с вами ищем не Лили Гэмбл?

Пуаро внезапно выпрямился в кресле и, назидательно подняв палец, погрозил им Спенсу:

— А вы вглядитесь. Вглядитесь в фотографию Лили Гэмбл. Хорошенькой ее не назовешь — ну никак! Если честно, с этими зубами, в этих очках она просто уродина. Выходит, по первой причине хранить такую фотографию не стал бы никто. Нет женщины, которая станет хранить такое фото из тщеславия. Ив Карпентер и Шила Рендел — женщины интересные, особенно Ив Карпентер, и, будь это фотография кого-то из них в отрочестве, они немедленно бы разорвали ее на мелкие кусочки — не дай Бог, кто-нибудь увидит!

— Да, в этом что-то есть.

— Значит, первая причина отпадает. Теперь сентиментальность. Любил ли кто-нибудь Лили Гэмбл в том возрасте? В том-то и дело, что никто, и в этом трагедия всей ее жизни. Это был ребенок заброшенный и никому не нужный. Если кто и был к ней добр, так это ее тетка, но она умерла от удара тесаком. Стало быть, сентиментальные соображения тоже отпадают. Как насчет мести? Но и ненавидеть ее было некому. Ее убиенная тетка была женщиной одинокой, без мужа, без близких друзей. Кому было ненавидеть несчастную девчонку из трущоб? Кто-то мог ее разве что пожалеть.

— Слушайте, мосье Пуаро, у вас получается, что держать у себя это фото не мог никто.

— Именно! Рассуждения привели меня как раз к этому выводу.

— Но ведь кто-то держал его у себя. Потому что миссис Апуорд его видела.

— Так уж и видела?

— Черт подери! Вы же сами мне это сказали. А услышали от нее.

— Да, услышал от нее, — согласился Пуаро. — Но покойная миссис Апуорд была во многих отношениях женщиной скрытной. Ей нравилось самой управлять ходом событий. Я показал фотографии, и одну из них она узнала. Но по какой-то причине решила не раскрывать карты до конца. Более того, перетасовать их, запутать положение. Ей так было интереснее. И поэтому, будучи женщиной сообразительной, цепкой, она нарочно указывает не на ту фотографию. И правда не становится достоянием окружающих.

— Но зачем ей это?

— Я же говорю: чтобы разыграть всю партию самой.

— Вряд ли она хотела кого-то шантажировать. Ведь она — богатейшая женщина, вдова промышленника с севера.

— Нет-нет, шантаж тут ни при чем. Скорее это было благодеяние. Скажем, к этой особе она относилась по-доброму и не хотела разглашать ее тайну. Но любопытство есть любопытство. Она решила поговорить с ней наедине. И, улучив момент, выяснить, имеет ли эта особа отношение к убийству миссис Макгинти. Что-то в этом роде.

— Но тогда три остальные фотографии нельзя сбрасывать со счетов?

— Именно. Миссис Апуорд решила связаться с интересующей нас особой при первой возможности. Она появилась, когда ее сын и миссис Оливер отправились в театр в Калленки. И тут она позвонила Дейдри Хендерсон. Стало быть, Дейдри Хендерсон снова в списке подозреваемых. А заодно и ее мать!

Инспектор Спенс грустно поглядел на Пуаро и покачал головой.

— Вы нарочно все усложняете, мосье Пуаро? — спросил он.

Глава 21

Миссис Уэтерби возвращалась с почты домой, и походка ее была удивительно бойкой для тяжко больного человека.

Но, войдя в дом, она, уже едва волоча ноги, с трудом доплелась до гостиной и рухнула на диван.

Под рукой был звонок, и она нажала на кнопку.

Ничего не произошло, и она позвонила снова, на сей раз не торопясь убирать палец с кнопки.

Вскоре появилась Мод Уильямс. На ней был цветастый комбинезон, в руке она держала щетку для пыли.

— Вы звонили, мадам?

— Звонила, и дважды. Когда я звоню, я жду, что на мой зов откликнутся немедленно. А вдруг у меня опасный приступ?

— Извините, мадам. Я была наверху.

— Знаю. Вы были в моей комнате. Я слышала ваши шаги над головой. Вы выдвигали и задвигали ящики. Интересно знать зачем? Совать нос в мои вещи — это в ваши обязанности не входит.

— И не думала совать нос. Просто убрала в ящики то, что лежало не на месте, навела порядок.

— Вздор. Вы все только и делаете, что шпионите. Я этого не потерплю. Я едва на ногах держусь. Мисс Дейдри дома?

— Она выгуливает собаку.

— Что за недомыслие! Могла сообразить, что может мне понадобиться. Принесите мне взбитое яйцо с молоком, добавьте немного бренди. Бренди стоит в столовой, на буфете.

— В доме осталось только три яйца на завтрак.

— Значит, кто-то обойдется без яйца. Извольте поторопиться. Что вы стоите и пялитесь на меня? На вас слишком много косметики. Здесь она неуместна.

В холле раздался собачий лай, и в гостиную, пропустив выходившую Мод, вместе с силихемтерьером вошла Дейдри.

— Я слышала твой голос, — запыхавшись, проговорила Дейдри. — Ты ее за что-то отчитала?

— Ничего особенного.

— Она была прямо как фурия.

— Я просто поставила ее на место. Будет знать, как дерзить.

— Мамуля, дорогая, ну зачем? Ведь так трудно кого-нибудь найти. А готовит она хорошо.

— А что она со мной нагличает, так это пускай? Ладно, мне уже недолго осталось вас мучить. — Миссис Уэтерби закатила глаза и несколько раз прерывисто вздохнула. — Ну и находилась же я, — пробормотала она.

— Зачем, дорогая мамочка? Почему не сказала мне, что тебе куда-то надо?

— Решила, что прогулка по свежему воздуху мне не помешает. Тут прямо дышать нечем. Впрочем, какая разница? Если ты для людей обуза, то и жить не хочется.

— Никакая ты не обуза, мамочка. Я без тебя просто умру.

— Ты у меня хорошая, но я же вижу, как я изматываю тебя, как действую тебе на нервы.

— Не говори так… это неправда, — пылко возразила Дейдри.

Миссис Уэтерби вздохнула, и веки ее опустились.

— Мне трудно много разговаривать, — пробормотала она. — Надо полежать спокойно.

— Пойду потороплю Мод, что она там запропастилась с напитком?

Дейдри выбежала из комнаты. В спешке она задела за стол, и бронзовый божок бухнулся на пол.

— До чего неловкая, — буркнула миссис Уэтерби, чуть нахмурившись.

Открылась дверь, и вошел мистер Уэтерби. Минутку постоял молча. Миссис Уэтерби открыла глаза:

— О-о, это ты, Роджер.

— Что тут у вас за гвалт? В доме невозможно спокойно почитать.

— Это всего лишь Дейдри, дорогой. Вернулась с собакой.

Мистер Уэтерби наклонился и поднял с пола бронзовое чудовище.

— До каких пор Дейдри, как малое дитя, будет все сметать на своем пути?

— Просто она немножко неловкая.

— В ее возрасте быть неловкой — это ни в какие ворота не лезет. И неужели она не может унять эту собаку? Псина все время лает.

— Я поговорю с ней, Роджер.

— Раз уж она живет здесь, пусть считается с нашими желаниями, а то ведет себя, будто она здесь одна.

— Ты, наверное, предпочел бы, чтобы она с нами не жила? — пробормотала миссис Уэтерби. Сквозь полуприкрытые веки она наблюдала за мужем.

— Нет, вовсе нет. Конечно нет. Пусть живет с нами, я не против. Только не мешало бы ей иметь чуть больше здравого смысла и чуть больше заботиться об окружающих. — Потом добавил: — Ты куда-то выходила, Эдит?

— Да. Прошлась до почты.

— Насчет этой бедняги, миссис Апуорд, ничего нового?

— Убийцу полиция пока не нашла.