— Но, может, она пошла на эту жертву ради вашего же блага? — предположил Пуаро.

Проясненным взором она посмотрела на него:

— Нет, не согласна я с этим. Перед собой эти родители так и оправдываются. На деле все проще — оказывается, они просто могут без тебя обойтись… А сознавать это больно. Я бы от моих детей не отказалась — ни за какие возможности на свете!

— Я считаю, вы совершенно правы, — поддержала ее миссис Оливер.

— С этим я тоже согласен, — сказал Пуаро.

— Вот и договорились, — обрадовалась Морин. — О чем мы тогда спорим?

Как раз в этот момент на террасу вышел Робин и подхватил:

— Да, о чем мы тогда спорим?

— О приемных детях, — доложила Морин. — Мне не нравится быть приемным ребенком, а вам?

— Все же это лучше, чем быть сиротой, разве нет, дорогая? Пожалуй, нам пора идти, правда, Ариадна?

Гости собрались расходиться разом. Доктор Рендел куда-то умчался немного раньше других. Все вместе спустились с холма, весело и шумно болтая, слегка взвинченные, как оно и бывает, когда вольешь в себя несколько коктейлей.

У ворот Лэбернемса Робин стал настойчиво приглашать всех зайти:

— Расскажем мадре, как прошла вечеринка. Ей, бедняжке, так обидно, что не смогла пойти с нами — опять нога замучила. Но все равно ей жутко хочется знать, что творится вокруг.

Веселая гурьба хлынула в дом, миссис Апуорд и вправду очень обрадовалась.

— А кто еще там был? — спросила она. — Уэтерби?

— Нет, миссис Уэтерби нездоровится, а эта унылая девица Хендерсон без нее идти отказалась.

— Какая трогательная привязанность, — заметила Шила Рендел.

— Я бы скорее назвал это патологией, — вставил Робин.

— Это все ее мать, — подала голос Морин. — Некоторые матери своих чад прямо съесть готовы.

Она вдруг вспыхнула, наткнувшись на вопросительный взгляд миссис Апуорд.

— Я тебя не пожираю, Робин? — спросила она.

— Мадре! Конечно же нет!

Чтобы скрыть смущение, Морин быстренько переменила тему — стала рассказывать, как они воспитывают своих ирландских волкодавов. Какое-то время говорили о собаках.

Потом миссис Апуорд решительно сказала:

— От наследственности никуда не денешься — человек ты или собака.

Шила Рендел пробормотала:

— А как же среда?

Миссис Апуорд была категорична:

— Среда, моя дорогая, здесь ни при чем. Она позволяет тебе сменить облицовку — но не более. То, что в человеке заложено, все равно остается при нем, и никуда от этого не деться.

Эркюль Пуаро с любопытством остановил взгляд на Шиле Рендел — лицо ее вдруг пошло красными пятнами. С излишней, как ему показалось, пылкостью она возразила:

— Но ведь это жестоко… и несправедливо.

— В жизни много несправедливого, — заметила миссис Апуорд.

В разговор вступил Джонни Саммерхэй.

— Я согласен с миссис Апуорд, — сказал он неспешным, ленивым голосом. — Наследственность сказывается. Я всегда на этом стоял.

В голосе миссис Оливер прозвучал вопрос:

— Вы хотите сказать, что все передается? «И проявляется в грядущих поколениях…»

— Но у этой цитаты есть продолжение, — неожиданно отозвалась своим приятным высоким голосом Морин Саммерхэй, — «И потому будь к людям милосерден»[184].

Все снова немножко смутились — слишком серьезная нота зазвучала в разговоре.

Чтобы переменить тему, накинулись с вопросами на Пуаро:

— Расскажите нам про миссис Макгинти, мосье Пуаро. Почему вы считаете, что ее убил не этот омерзительный жилец?

— Между прочим, он вечно бормотал что-то невнятное, — припомнил Робин. — Бродит по переулкам и что-то себе бормочет. Я его часто встречал. И могу вам точно сказать — вид у него был очень странный.

— Наверное, мосье Пуаро, у вас есть какая-то причина полагать, что не он ее убил. Скажите нам, что это за причина.

Пуаро улыбнулся окружающим. Покрутил усы.

— Если ее убил не он, кто же тогда?

— Да, кто же?

— Не ставьте человека в неловкое положение, — сухо произнесла миссис Апуорд, — возможно, он подозревает кого-то из нас.

— Кого-то из нас? Ого!

Поднялся гомон, а глаза Пуаро встретились с глазами миссис Апуорд. В них было хитрое довольство и что-то еще… вызов?

— Он подозревает кого-то из нас! — воскликнул Робин в полном восторге. — Так, начнем с Морин. — Он изобразил из себя напористого следователя. — Где вы были вечером… какое это было число?

— Двадцать второе ноября, — подсказал Пуаро.

— Где вы были вечером двадцать второго ноября?

— Убей Бог, не помню, — откликнулась Морин.

— Кто это может помнить? Столько времени прошло, — заметила миссис Рендел.

— А я помню, — похвастался Робин, — потому что в тот вечер я вещал на радио. В Коулпорте читал лекцию «О некоторых аспектах театрального искусства». Я хорошо это помню, потому что долго распространялся о поденщице из «Серебряной коробки» Голсуорси[185], а на следующий день убили миссис Макгинти, и я еще подумал: интересно, поденщица в пьесе была похожа на миссис Макгинти или нет? — Точно, — внезапно заявила Шила Рендел. — Я тоже вспомнила: вы тогда сказали мне, что у Дженит выходной и ваша мама останется одна. И я пришла сюда посидеть с ней после ужина. Но, увы, так и не достучалась.

— Сейчас, дайте подумать, — сказала миссис Апуорд. — Ах да, конечно. У меня разболелась голова, и я легла спать, а окна спальни выходят в сад.

— А на следующий день, — продолжала вспоминать Шила, — когда я услышала, что миссис Макгинти убили, еще подумала: «Какой ужас! Ведь я в темноте могла наткнуться на убийцу», — поначалу-то мы все решили, что в ее дом вломился какой-нибудь бродяга.

— А я все равно не помню, чем я занималась, — заявила Морин. — Зато следующее утро помню отчетливо. Нам про нее рассказал булочник. «Угробили, — говорит, — нашу миссис Макгинти». А я уже голову ломала: куда это миссис Макгинти запропастилась? — Она поежилась. — Даже вспомнить — и то жуть берет.

Миссис Апуорд не сводила глаз с Пуаро.

«Очень умная женщина, — подумал он, — и безжалостная. И еще эгоистка, каких поискать. Такая, если что сделает, не будет терзаться сомнениями, совесть ее мучить не будет…»

Раздался чей-то слабый голос — встревоженный, даже какой-то жалобный:

— Акакие-нибудь факты у вас есть, мосье Пуаро?

Это был голос Шилы Рендел.

Вытянутое мрачное лицо Джонни Саммерхэйя вдруг ожило.

— Вот именно, факты! — воскликнул он. — Этим меня и привлекают детективные истории. Факты — для детектива будто карта местности, а ты плутаешь среди них, как в лесу, и вдруг бац — дошло! Дайте нам хотя бы один факт, мосье Пуаро!

Смеющиеся просительные лица повернулись к нему. Для них это не более чем игра (или не для всех?). Но убийство — это не игра, убийство — вещь опасная. И кто знает…

Резким движением Пуаро вытащил из кармана фотографии.

— Вам требуются факты? — спросил он. — Voila![186]

И театральным жестом он бросил их на стол.

Все сгрудились вокруг стола, наклонили головы, стараясь получше разглядеть снимки; послышались возгласы:

— Смотрите-ка!

— Какая жуткая безвкусица!

— Только посмотрите на эти розы! «Ах, эти розы, ах, эти розы!»

— Господи, ну и шляпа!

— Какая жуткая девчонка!

— Но кто они такие?

— Ну и мода была в те времена!

— Эта женщина явно была хороша собой.

— Но почему это факты?

— Кто они такие?

Медленным взглядом Пуаро обвел лица всех, кто стоял вокруг стола.

Он увидел на них лишь то, что ожидал увидеть.

— Вы никого здесь не узнаете?

— Узнаем?

— Может, кто-то из вас уже видел эти фотографии? Может… да, миссис Апуорд? Вам что-то показалось знакомым, не так ли?

Миссис Апуорд колебалась:

— Да… мне кажется…

— Которая из них?

Ее указательный палец поднялся и застыл на фотографии девочки в очках — Лили Гэмбл.

— Вы видели эту фотографию… когда же?

— Совсем недавно… Вот только где… Не могу вспомнить. Но я ее видела, за это могу поручиться.

Она сидела, нахмурившись, сведя брови к переносице.

Из состояния сосредоточенной отрешенности ее вывела Шила Рендел. Она подошла и сказала:

— До свидания, миссис Апуорд. Надеюсь, вы как-нибудь заглянете ко мне на чашечку чаю, если будете хорошо себя чувствовать.

— Спасибо, милая. Робину придется закатить меня на горку.

— Разумеется, мадре. Благодаря твоей коляске я такие мышцы накачал — о-го-го! Помнишь, когда мы отправились к Уэтерби и стояла страшная грязища…

— Ага! — вдруг воскликнула миссис Апуорд.

— Что такое, мадре?

— Ничего. Продолжай.

— Ну и намаялись мы с этим штурмом холма! Сначала буксовала коляска, потом забуксовал я. Думал, нипочем домой не доберемся.

Посмеиваясь, гости распрощались и дружными рядами разошлись.

Да, думал Пуаро, алкоголь развязывает языки, что верно, то верно…

Свалял он дурака, показав фотографии, или, наоборот, поступил мудро?

Может, и он пал жертвой алкогольных паров?

Трудно сказать.

Буркнув что-то в знак извинения, он повернул назад.

Толкнул ворота и подошел к дому, из которого только что вышел. Из открытого окна слева доносилось журчание двух голосов — Робина и миссис Оливер. Ее вклад был минимален, львиная доля звуков в этом бессвязном потоке принадлежала Робину.

Толкнув входную дверь, Пуаро прошел в комнату направо, которую покинул минуту назад. У камина сидела миссис Апуорд. Судя по лицу, ее одолевали мрачные мысли. Она настолько ушла в себя, что появление Пуаро заставило ее вздрогнуть.